Видальд пожал плечами.

– Ну, извиняй. Зато честен.

Элимер не желал спорить, да и не приводили подобные споры ни к чему. Почтительнее телохранитель не становился, но кхан прощал ему и это, и многое другое. Такие, как Видальд, были на вес золота, к тому же он и впрямь еще ни разу не подвел.

Остаток ночи провели в молчании. Как только звезды побледнели, кхан протрубил в рог. Воины проснулись, сложили шкуры и, еще сонные, начали седлать коней и собираться в путь. Поход продолжался.

Шейра оглядела войско и не удержалась от усмешки. До сих пор не верилось, что она, вчерашний ребенок, только-только прошедший посвящение, ведет в бой все эти народы. То и дело задавала себе вопрос, как они думают победить одетых в железо шакалов, и тут же ругала себя. Нельзя сомневается в воле духов, к тому же Увья-Ра дала Стрелу смерти. Дар ворожеи обнадеживал девушку едва ли не больше пророчества.

Она нащупала стрелу в колчане и погладила оперение. Единственная стрела. Шаманка говорила: других быть не должно. Чтобы не бездействовать в дальнем бою, Шейра обзавелась пращой.

Почти половину ночи айсадка провела без сна, в неясной тревоге. Душа больше не рвалась в бой, смерть пугала, и девушка не хотела умирать даже ради спасения рода. Она стыдилась своих мыслей, но избавиться от них не могла и чувствовала себя одинокой, боясь делиться своими сомнениями с соплеменниками. Вечерами она держалась особняком и молча наблюдала за игрой пламени костра, либо до рези в глазах всматривалась в звезды, необычайно яркие в летней степи.

На рассвете к Шейре подошла ее старшая подруга, Регда-Илу.

– Ты ни с кем не говоришь, – сказала она. – Даже со мной. Тебе страшно?

Шейра кивнула и едва слышно ответила:

– Я боюсь, что сердце мое ослабнет, и духи отвернутся от меня.

– Сомнения – это хорошо. Значит, человек умеет думать. Но перед битвой гони их прочь, они несут тебе только боль и слабость. Время для сомнений настанет после нашей победы.

– Быстрая сова так уверена в победе?

– И Белая Куница тоже должна верить. И должна укрепить свое сердце. И сейчас. И потом. Тйере-Кхайе поможет тебе.

– О чем твои слова, Регда-Илу?

– После победы каждый из вождей захочет избранницу духов для себя. Тогда будь осторожна. Дети волка и шакала не так уж отличаются друг от друга – жажда власти у всех в головах. Белую Куницу ждет нелегкий выбор, но помни, что Бегущий-по-листьям был рядом до всего. И пусть, когда кровь и победа сделают всех глупыми и хитрыми, твоя голова не станет лисьей.

– Твой язык слишком рано говорит о том, что еще не случилось, – нахмурилась Шейра.

– А потом будет слишком поздно. Потом у всех будет радость и веселье в головах. Никто не скажет – никто не услышит.

Регда-Илу ободряюще потрепала подругу за плечо и, не дожидаясь отклика, ушла. Шейра, отгоняя недоумение, встряхнула головой и двинулась к Быстрому-как-Ветер, похлопала его по шее, вскочила в седло. Конь всхрапнул и ударил копытом, предвкушая путь.

Минул день, прежде чем племена обогнули Дейнорский лес и встали перед Зеркальным ущельем, называемым так из-за гладкой и блестящей поверхности, образованной ровно отколовшимся плоским куском скалы.

Лесные племена думали, что гладкие скалы – врата в мир духов, и что в ночь полной луны сильные шаманы могут пройти в них и вернуться, принеся великие знания и пророчества. Отерхейнцы же считали, что это Гхарт отполировал поверхность скал до блеска – сделал зеркало для великанши-дочери. Десятилетиями сидела девица, любуясь на свое отражение, а когда вставала, то земля не выдерживала ее тяжести и содрогалась. Потому люди боялись повредить зеркало Гхарта и разгневать его могучую дочь.

Шейра еще раз бросила взгляд на юг – там, за ущельем, угадывались очертания Каменистых Холмов, среди которых были разбросаны одинокие шакальи поселения. Дальше, за ними, простиралась степь, а селения перемежались с каменными городами. Пришло время пуститься вскачь и, собравшись всеми силами, обрушиться на них.

Шейра кожей чувствовала нарастающее напряжение и волнение. В душе не осталось и намека на неуверенность. Регда-Илу была права: перед великой битвой нет места сомнениям.

Айсадка взмахнула рукой и издала боевой клич, подхваченный всеми.

Наездники подобно речному потоку ринулись в проход, образованный лесистыми горными отрогами, промчались мимо одиноких поселений, на ходу убивая немногочисленных защитников. Остальные селяне разбегались, а племена неслись дальше: главная битва ждала впереди, и останавливаться они не собирались – не в их обычаях тайком пробираться во вражье логово.

На лице Шейры горели задор и ярость, скачка пьянила ее, а в голове вертелись мысли:

«Схватиться с темными людьми! Повергнуть их вождя! Убить шакала!»

Войско Отерхейна встало у подножия Каменистых Холмов. На вершине, в высокой траве, залегли дозорные, следящие за продвижением племен. Как только они приблизятся, этельды должны будут подняться по склону, а потом обрушиться на них сверху. Победа обещала быть легкой: еще несколько часов – и все закончится, дикари никогда больше не потревожат Отерхейн.

Племена неслись к холмам, когда из-за гребня показались отерхейнские отряды. Солнце сверкало на начищенных до блеска доспехах, блестели наконечники копий.

Союзные племена не успели осадить разогнавшихся коней, зато догадались сразу броситься врассыпную, и ливень стрел, обрушившихся сверху, настиг лишь некоторых. Но это спасло дикарей ненадолго. Как только они попытались взобраться по холму, стрелы и дротики посыпались снова.

Падали тоги и туризасы, лакеты и равены с айсадами, многие даже не успели поднять оружие. И все же скачка не прекратилась. Кое-кто сумел взобраться на гребень холма, но там их отбрасывали, разрубая мечами и пронзая копьями. Кровь окрашивала траву, лязг железа и крики наполняли воздух. Погибшие и раненые, люди и кони скатывались по склону, мешая своим.

Потом воины Отерхейна хлынули с вершины вниз, и два войска смешались в битве, больше похожей на истребление.

Шейра видела, как умирали ее сородичи. Вождь Дагр-Ейху сполз с коня, получив удар топором. Юной Арза-Ти мечом отсекли руку. Девочка заорала от боли и, залитая кровью, свалилась на землю, угодила под копыта и затихла.

Оружие союзных племен не причиняло большого вреда одетым в доспехи врагам. Наконечники стрел ломались при ударе о пластины брони, острия копий крошились. Спасала лишь скорость. Отерхейнцы не привыкли, что противники, нанеся удар, бросаются врассыпную, а потом вновь нападают. И все-таки за одного убитого врага сородичи Шейры отдавали многих.

Скоро девушка перестала замечать, что творится вокруг. В висках стучала одна мысль: «Убить вождя, убить вождя, убить!»

Стрела говорила с Шейрой, подсказывала, что делать. Айсадка уже не принадлежала себе, она слилась с оружием, стала воплощением смерти: не видать ей покоя, пока не спустит тетиву. Главное – найти вождя в неразберихе сражения. Найти. Увидеть его страх. Убить. Чары овладели девушкой, направляя и защищая, оружие врагов обходило ее стороной. Уже многие пали, а на ней ни царапины.

Айсадка никогда прежде не видела вождя шакалов, но сразу узнала: на него указала стрела. Повинуясь ее зову, Шейра натянула тетиву. Время замедлилось, почти остановилось, и перед ней предстало лицо вождя так ясно, будто он находился в двух шагах. В его глазах читался страх: враг будто знал, что сейчас умрет.

– Сдохни, шакал, – прошипела айсадка.

Издав боевой клич, она хищно оскалилась и – спустила тетиву.

Элимер, прикрытый телохранителями, находился в гуще сражения. Несколько раз ему казалось, будто мелькали детские лица, но в пылу битвы и не такое может привидеться.

Дикари хоть и проигрывали, но все еще огрызались, не думая ни сдаваться, ни бежать. Краем глаза он заметил, как погибли несколько его воинов. Увы, даже в таком бою жертв не избежать, зато можно сделать так, чтобы они оставались единичными.