Элимер должен был посетить новорожденный город, возложить на алтарь Гхарта жертвенного коня – огненно-рыжего, подобного пламени божественного горна, – и провести ночь в возведенном для себя доме. На следующий день он поприветствует подданных и провозгласит на площади имя города, после чего тот будет считаться существующим.

Этот город начал зарождаться на его глазах почти год назад, и тогда же Элимер наткнулся на Аданэя… Счастье, что брат чуть позже все-таки погиб, иначе нынешние слухи могли бы обернуться куда большими невзгодами, чем сейчас.

Он торопился, желая скорее достигнуть Вальдакера и вернуться в столицу, но погода здорово замедляла путь. Размытые дороги, морось и туманы не позволяли двигаться быстро, и путь по бурым равнинам мимо серых городов и поселений, в некоторых из которых кхан со свитой останавливался на отдых, растянулся на неделю.

Шейра вместе с Айей ехала неподалеку от него с Видальдом, и Элимер то и дело ловил на себе странные взгляды айсадки, которые никак не мог разгадать. Да и вообще ее поведение оставалось ему неясным. То она усиленно избегала его почти два месяца, то теперь сама напросилась ехать с ним. И ладно бы только это – в конце концов, поездка могла привлечь ее и сама по себе, – но помимо прочего девушка постоянно норовила вступить с ним в беседу.

Когда они отдыхали в городах и селениях, она крутилась где-то рядом, а когда останавливались на ночлег посреди степи, то подходила и, кутаясь в шерстяной плащ, просилась присесть к его костру. Одна, без Айи. Он разрешал, конечно, и она о чем-нибудь его расспрашивала, ничуть не стесняясь сидящих рядом воинов. В основном вопросы были вполне невинные, а где-то даже наивные, и касались его детства, юности и привычек.

За день до прибытия в Вальдакер они в третий по счету раз встали на ночевку в степи – в этот раз подле сосновой рощицы, защищающей от ветра и дающей дополнительное топливо для костров, помимо аргала¹.

Для Элимера и нескольких знатных воинов поставили шатры, остальные укрывались под навесами. Но кхан не спешил заходить внутрь и сидел у потрескивающего, искрящего хвоей пламени вместе с Видальдом и двумя воителями. Тут-то к нему в очередной раз и подошла айсадка, присела рядом. Ее поведение вызывало все больше вопросов, и он в конце концов не выдержал: махнул рукой на шатер и сказал:

– Идем, Шейра. Стоит поговорить.

В серых глазах девушки промелькнуло беспокойство, и она тряхнула головой, откидывая за спину волосы. От влаги их кончики вились, лежали красивыми волнами, и Элимеру очень хотелось взять эту пшеничного цвета прядь и пропустить между пальцами, а может быть, даже поцеловать. Но когда-то это все уже было, еще в юности. И ничем хорошим для него не закончилось. Амихис. Ее золотисто-русые волосы он тоже все время хотел гладить и целовать…

– Идем, не бойся, – повторил он и, выхватив из костра лучину, первый поднялся и отошел к шатру. Откинув полог, пропустил айсадку внутрь.

Там он сбросил влажный плащ у входа – Шейра последовала его примеру – наскоро разжег очаг и большие напольные лампы, опустился на овчину и, кивнув айсадке на место напротив, с усталым вздохом спросил:

– Теперь говори, чего ты добиваешься? Только не рассказывай, будто тебя вдруг заинтересовало мое детство. Я хочу услышать правду и обещаю не злиться, если она мне не понравится. Итак, чего ты хочешь, что тебе нужно?

На лице девушки отразились смятение и растерянность, а щеки трогательно порозовели, что было заметно даже в полутьме. Все-таки притворяться она так и не научилась и сейчас явно была смущена, что ее «хитрая» затея не удалась, в чем бы она ни заключалась.

– Говори же, я жду, – потребовал кхан.

– Да я просто уже не знала, – выпалила она, сверкнув глазами, – что еще мне сделать, чтобы я тебе надоела, и ты бы меня отпустил! Я старалась не попадаться тебе на глаза, чтобы ты обо мне и вовсе забыл, но ты не забыл. Тогда я попыталась по-другому… и вот…

– Попыталась надоесть мне?

– Да.

Элимер рассмеялся:

– Странный ты выбрала способ. Тогда тебе стоило не расспрашивать меня обо мне, а без умолку болтать о себе. Вон как Айя. – Чернявая девчонка сегодня весь вечер что-то весело щебетала одному из воинов. Разумеется, предупреждение Элимера, чтобы она вела себя тихо, действовало только первые дни. На большее Айя, похоже, была не способна. – И желательно рассказывать самые скучные и глупые мелочи. Хочешь попробовать?

– Ты надо мной издеваешься, да? – хмуро спросила айсадка.

– Немного, – усмехнулся Элимер. – Но ты заслужила, согласись. Тебе что, настолько плохо в Отерхейне и настолько отвратителен я, что все твои мысли только о том, как бы поскорее отсюда убраться?

– Не настолько. – Девушка склонила голову и спрятала лицо. – И ты не отвратителен, просто... – она снова вскинула на него взгляд и прошептала: – Просто я очень хочу домой.

Элимеру нелегко было это понять, ведь у него, по сути, никогда не было настоящего дома, и он не скучал по Инзару и родному замку, он вернулся сюда по иной причине – чтобы стать кханом. Зато он знал, что такое скучать по людям, которые дороги.

– Если ты пообещаешь затем возвратиться в Отерхейн, то я позволю тебе навестить айсадов, раз они так для тебя важны.

Шейра невесело улыбнулась.

– Но кем я приду к ним, вождь? Пленницей, которую ее враг отпустил на несколько дней?

– Я не враг тебе, – устало сказал Элимер, которому уже надоело повторять раз за разом одно и то же.

– Но для них ты все еще враг. И как они посмотрят на меня? С жалостью? Или презрением? Нет, если уж идти, то навсегда…

Элимер не стал спорить, вместо этого спросил:

– Если бы ты не попала в плен, какой сейчас была бы твоя жизнь?

Шейра пожала плечами, покрутила фибулу на рубахе и ответила:

– Такой же, как и раньше. Охотилась бы, воевала с поселенцами. Мечтала бы, что однажды нас станет много, и мы победим, Отерхейн исчезнет и ты с ним вместе... Вышла бы замуж за Тйерэ-Кхайе...

– Тйерэ… как?

– Кхайе. На вашем языке – Бегущий-по-Листьям.

– Язык сломаешь. Ты любила его?

– Он мой друг, я знала его с детства.

– Я не о том спрашивал, – кхан поморщился. – Ты любила его как возлюбленного?

– Нет. Пожалуй, нет. Да это и неважно. Это старейшины решили, что мы должны быть вместе.

– Разве вы тоже не можете вступать в брак по собственному желанию? А я думал, что у людей племен полная свобода в таких вопросах.

– Редко. Обычно родители решают, но мои родители погибли, и у Тйерэ-Кхайе тоже, поэтому вместо них говорили старейшины. Хотя в этом случае они ошиблись. Я думаю, что лучше бы моя подруга Регда-Илу стала женой Бегущего-по-Листьям. Раньше я считала, что старейшины и шаманы никогда не ошибаются. Но потом узнала, что пророчество было ложным... А если даже в этом они обманулись, то в чем же еще?

– Они и впрямь обманулись, но не в самом пророчестве…– тихо сказал Элимер, надеясь, что волнение не сильно отражается на его лице. – Они просто неправильно его истолковали.

А вот на лице айсадки волнение, смешанное с удивлением, отразилось куда заметнее.

– А как еще можно было истолковать? Города в руинах, коршун, поверженный белой куницей…

– Не знаю, что там насчет городов. Надеюсь, если это и сбудется, то не при моей жизни. А насчет коршуна… Разве ты не видишь, что я и так повержен, и на самом деле давно уже сам твой пленник?

Она долго молчала, склонив голову, будто заинтересовавшись мерцанием багровых углей в очаге. Наконец подняла взгляд и криво усмехнулась:

– Если бы это на самом деле было так, то ты исполнил бы мое желание и отпустил меня.

Ее слова были справедливы – и Элимер похолодел. Но не от этих слов, а от других, еще не произнесенных, которые уже родились у него в голове и которые придется сказать ему самому. Иначе потом будет только больнее. Ведь он уже со всей отчетливостью понимал, что может сколь угодно долго держать айсадку рядом, но так никогда и не получит ее по-настоящему. Как и Амихис когда-то. Он не Аданэй, очаровывающий женщин чуть ли не взглядом. А значит, лучше и правда дать Шейре уйти в ее леса, хотя от этой мысли все внутри сжимается.