Возможность сделать любовника явным, а не тайным помощником, царицу прельщала. Она была только рада, если сможет видеться с Айном не только по вечерам, но и днем. Так что она недолго обдумывала предложения Нирраса и Оннара: согласилась с ними уже через пару недель.

На рассвете, когда Лиммена еще спала, Аданэй вышел на площадку позади дворца, чтобы поупражняться с мечом. За последнее время тело вспомнило почти все, что умело раньше. Это настолько воодушевляло, что Аданэй продолжал тренировки, невзирая на липкую грязь под ногами и сырость. Иногда в одиночку, как сейчас, иногда с кем-то из воинов, которым любопытно было сразиться со степняком не на поле битвы, а в тренировочном бою.

Вот и сегодня, немного поупражнявшись наедине с собой, Аданэй хотел позвать одного из иллиринцев, но не успел. Появилась Лиммена, кутаясь в теплый плащ.

– Смотреть на тебя – одно удовольствие! Ты просто мастер мечей!

– Ты просто настоящих мастеров не видела, – улыбнулся он. – Хотя… и я весьма недурен, не стану скромничать.

– Просто великолепен! – с усмешкой согласилась она. – Однако я пришла не чтобы любоваться тобой... Надо поговорить.

– Сейчас?

– Да. Это важно.

Заинтересовавшись, Аданэй вложил меч в ножны и в ожидании уставился на Лиммену. Она приобняла любовника и сказала:

– Солнцеликий мой, советники подкинули мне одну мысль… – Аданэй кивнул, показывая, что готов слушать. Женщина продолжила: – Я какое-то время думала над ней, и вот, сегодня, проснувшись, приняла решение. Но хотела бы заручиться твоим согласием, и мне не терпится, поэтому я и пришла к тебе сюда.

Аданэй догадался, о чем хочет сказать Лиммена, но боялся поверить и спугнуть удачу.

– Хорошо, моя любимая, я слушаю, в чем дело?

– Это непросто объяснить... Но ты выслушай и не перебивай, ладно?

Он кивнул и слушал внимательно. Закончив речь, Лиммена посмотрела на него вопросительно. Аданэй посомневался для отвода глаз, выразил неудовольствие, что должен взять в жены незнакомую девицу, пусть даже царской крови, но ради возлюбленной, ради Лиммены, чтобы ей было спокойнее, он, конечно же, на все согласен.

Союз Аззиры и Айна решили заключить в начале весны, когда божества плодородия вернутся в мир живых. Аданэй молил всех духов и богов, чтобы ничто не помешало вожделенному браку.

Переждать бы зиму с ее слякотью и грядущей неделей злых ночей, когда иллиринский люд не выходил на улицу без надобности, боясь попасть на зубы нечисти. Мужья остерегались посещать жен, а жены – мужей: в злые ночи духи смерти обретали власть над миром, могли проклясть и любовников, и супругов, и беззащитных деток. После страшных ночей зима шла на убыль, солнце все чаще выглядывало из-за облаков, а воздух становился теплее с каждым днем.

Аданэй с нетерпением ждал весны, когда из почек народятся листья, а из неверных замыслов вырастут дела, способные изменить его судьбу.

***

Шла четвертая злая ночь. Боги были мертвы: ушли в мир-по-ту-сторону, оставили живых без защиты. Тьма осмелела, заглядывала в холодные окна, буравила Гиллару пустыми бельмами. Лишь тусклая свеча на столе разгоняла мрак и плавилась, источая неприятный запах жира.

Ссутулившись, Гиллара сидела за обшарпанным столом в верхней комнате башни. Из углов поддувало, по оконцам барабанил дождь со снегом, угли в жаровне тлели, чадили и почти не грели. Женщина потирала руки, притопывала ногами, чтобы спастись от холода, но спускаться в теплые покои не хотела: там легко расслабиться и заснуть, а она не могла себе этого позволить. Не сегодня. Ей нужно было поразмыслить и написать Ниррасу тайное послание.

Она потянулась, расправляя окоченевшее тело, и задумчиво повертела перо в руках. Вздохнув, опустила его в чернильницу, отряхнула, затем коснулась острием потемневшей от времени, но тонкой и дорогой бумаги, оставшейся из старых запасов. Гиллара с трудом представляла, как объяснить все Ниррасу, используя тайные символы вместо привычной вязи, но сделать это было необходимо.

Сегодняшний день, как и несколько предыдущих, не задался с утра. До этого ей везло. На протяжении полугода все складывалось чересчур, до неприличия хорошо. Задумки исполнялись быстрее и легче, чем предполагалось, послания Нирраса становились все более воодушевленными. Хаттейтина удалось вернуть на должность кайниса, его сына призвать ко двору, кханади-изгнанник заменил того мальчишку-раба на ложе Лиммены и теперь продвигался к власти. Такая удача казалась невероятной, и Гиллара подспудно ожидала неприятностей, поэтому даже не удивилась, когда они действительно пришли. Только вот все равно оказалась к ним не готова.

Позавчера, уже под ночь, когда большая часть жителей замка спали, ей доложили, что пожаловала служительница матери богов. Гиллара не представляла, какие дела могли ее сюда привести в такое время, но сразу почуяла неладное. Жрица неспроста проделала долгий путь – от провинции Нарриан на морском побережье до провинции Якидис на юге. Это странно и само по себе, а в злые ночи – тем более. В такое время иллиринский люд не выходил из домов без надобности, чтобы не встретиться с нечистью. Путешествовать и подавно никто не решался. Пустовали проселочные дороги и торговые тракты, а трактирщики подсчитывали убытки. Иллирин словно вымирал.

Конечно, жрицы не опасались того, от чего трепетали обычные люди, но чтобы одна из них пропустила свои священные зимние обряды, чтобы посетить изгнанницу? Гиллара встревожилась не на шутку: что если это связано с Аззирой? Вдруг с дочерью беда?

Как бы то ни было, хороших вестей она не ждала.

Неясная тревога прокралась в душу и завладела ею даже до того, как служительница богини-матери переступила порог. Когда же та зашла внутрь, окоченевшими пальцами стянула мокрый плащ и бросила его на пол, тревога переросла в смятение. Но Гиллара ничем не выдала беспокойства и с улыбкой обратилась к невысокой смуглой женщине:

– Что привело служительницу Матери в наши заброшенные края?

Жрица не проявила ответной любезности. Сверкнув глазами, бросила:

– Я проделала долгий путь, чтобы поговорить.

Это походило на требование не тратить ее времени и приступить к разговору тотчас же. Гиллара не возразила, хотя, по ее мнению, служительница мнила из себя слишком много.

Когда-то в Иллирине служительницы вечной матери и впрямь стояли чуть ли не выше царей, а верховные жрицы считались ее воплощением. Сейчас же времена изменились, древняя вера утратила власть. Лишь у моря, среди дремучего берегового народа еще сохранялись старые традиции, но в остальных краях богиню вытеснили боги войны, покровители искусств и новые божества садов и урожаев. Правда, отголоски ее культа до сих пор слышались в обрядах, связанных с землей и плодородием.

Гиллара с лаской обратилась к страннице:

– Не будем говорить у входа, поднимемся в комнату поуютнее, достославная.

Поманила жрицу за собой вверх по открытой витой лестнице, на ходу приказав крутящейся рядом Ли-ли подогреть для гостьи вино. Оказавшись в покоях, Гиллара указала женщине на обитое шерстью кресло, сама опустилась в такое же, стоящее напротив. Жрица присела и, не медля, заговорила:

– Меня называют Маллекша. Ты уже поняла, что я служительница Матери.

– О чем ты хотела поговорить, досточтимая Маллекша?

– О твоей дочери. Аззира…

Раздался стук в дверь, и она умолкла. В покои вошла Ли-ли, поставила на стол керамический кувшин с согревающим напитком и тут же удалилась. Жрица, не спрашивая у хозяйки позволения, взяла сосуд и отхлебнула из него, словно не заметив кубок, поставленный перед ней. Въедливо посмотрела на Гиллару и сказала:

– Аззира – одна из служительниц Матери. Мы будем рады видеть ее во главе Иллирина.

Гиллара оживилась.

– То есть вы хотите помочь?

Губы Маллекши тронула полупрезрительная улыбка.