— Я понимаю ваши опасения, но ввязываться в заведомо проигрышное сражение — недальновидно. Удивлен, что мне приходится говорить вам об этом.
Рука, которой Амелия держала веер, замерла на миг. Губы сомкнулись в тонкую линию, а черты лица неуловимо исказились, став более острыми.
— Ты утомил меня, — сказала она, захлопнув веер. — Можешь идти. Но помни, что теперь ты не просто часть империи. Ты — её стержень и лицо. Каждая твоя ошибка отражается на ней, в том числе — промедление.
— Спасибо за напоминание, матушка, — ответил Калеб и вскочил в седло. Бланш гордо поднял голову. — Тогда позвольте и мне напомнить вам: император здесь я, и вы не вправе указывать мне, что делать. Я поступлю так, как сочту нужным. Хорошего дня.
Повинуясь крепким рукам Калеба, Бланш пошел прочь от беседки. Спину пронзили взгляды фрейлин, однако ни одна из них не прервала занятие: мелодичные звуки арфы ни на миг не умолкали, а лишь постепенно становились тише и тише. Мрачная атмосфера позади давила, а короткий разговор и холодные, острые слова Амелии не выходили из головы. Очевидно, не только Бланш мысленно возвращался к ним. Охранники Калеба долгое время молчали и лишь переглядывались, будто ведя безмолвный диалог. Они всё ещё были напряжены и обеспокоены. Вплоть до того момента, пока беседка ни затерялась среди деревьев, были слышны лишь шаги лошадей.
Вскоре выглянуло солнце и осветило сад. Стало значительно теплее, и воздух наполнился запахом цветов. Деревья нежно зашелестели. Охранники принялись перешептываться, немного расслабившись, и Калеб бросил на них взгляд через плечо. Оба на миг застыли, но он ничего не сказал. Только оглядел их так, будто увидел впервые, а затем отвернулся, немного ослабив хватку на поводьях. Охранники восприняли это за разрешение и продолжили что-то обсуждать, постепенно начиная говорить громче. Спустя некоторое время они вернулись в привычную колею, и то и дело стал раздаваться приглушенный смех.
Бланш думал, что это поможет Калебу отвлечься от неприятного разговора, однако тот продолжил ехать с отстраненным видом. Его настроение испортилось после разговора с матерью. Это было тяжело увидеть со стороны, но животная часть Бланша прекрасно заметила, как изменилась поза Калеба, каким тихим стало его дыхание и как напряглись ноги. Создалось впечатление, будто ему на плечи упал огромный груз, который он едва мог удержать. Было очевидно, что его мысли занял Рипсалис, однако невозможно было узнать, что именно он планировал в ближайшее время. Почему-то в то, что он хотел избежать нового сражения, Бланш не поверил.
Прогулка закончилась вскоре после разговора в беседке. Утонувший в размышлениях, Калеб даже не сразу заметил, что они вернулись к стойлу, чем вызвал у всех легкое беспокойство. Некоторое время они просто стояли на месте, а затем он чему-то решительно кивнул и спешился. Будто из воздуха возник Йерн и взял Бланша под уздцы.
— Прикажете распрягать? — спросил мужчина.
— Да, завтра подготовь его для утренней прогулки.
— Как вам будет угодно, — поклонился он и, заметив, что Калеб не спешил уходить, поинтересовался: — Будут ещё приказания?
— Следи в оба глаза за его здоровьем, — строго сказал он. — Если что-то случится, немедленно докладывай мне лично. В крайнем случае найди Гледа или Карда, — охранники приосанились. — Но ничего не говори другим. Ни слугам, ни магам. Понял?
Йерн кивнул:
— Слушаюсь, Ваше Величество.
Калеб одарил его долгим взглядом, почему-то нахмурившись, а затем потрепал Бланша по голове и подал знак охранникам. Они направились обратно во дворец. Солнце осветило их удаляющиеся фигуры, и почему-то Калеб показался особенно маленьким рядом с двумя рослыми молодыми мужчинами. Впрочем, долго наблюдать за ними не вышло. Бланша увели прочь. Йерн лично занялся им: снял седло, проверил, не натерло ли оно кожу, осмотрел подковы, затем вымыл его и тщательно пригладил перья. Он делал всё чрезвычайно заботливо и осторожно, и это подкупало. От мужчины не чувствовалось опасности, поэтому Бланш спокойно позволил ему сделать всё, что нужно, а затем отвести в загон, где уже ждала чистая вода и еда.
Остаток дня прошел спокойно. Йерн крутился рядом, выполняя свою работу. Он тщательно вычистил стойло, натер седла, а также стал внимательно наблюдать за всем вокруг. Бланш помнил, что мужчина раньше не заботился о нем. Обычно этим занимались мальчишки-конюхи и иногда лекари, ведь в основном он спал и редко выходил наружу. Почему вдруг к нему приставили Йерна, оставалось загадкой. Животная часть Бланша не увидела в этом ничего особенного и восприняла как данность. Однако человеческая всерьез обеспокоилась и захотела задать тысячу вопросов. Если бы у неё появилась возможность говорить, она бы без остановки спрашивала о волнующих темах несколько часов подряд.
С тех пор, как осознал себя, Бланш впервые получил так много информации к размышлению. Никто не стремился ему ничего объяснять, ведь его воспринимали животным — более разумным, чем обычное, но недостаточно разумным, чтобы вести осмысленные диалоги. Изначально сам он не особенно интересовался положением дел в империи, ведь сперва хотел обрести внутреннюю гармонию, однако сегодняшний день вынудил его вновь начать думать о том, что происходит. В каком положении находился Калеб, а вместе с ним и все остальные, и как оно могло отразиться на нем.
Очевидно, дела в империи складывались не лучшим образом. Отец Калеба — предыдущий император — погиб. Как и когда это случилось, Бланш не знал, однако это принесло много проблем. Во-первых, на престол пришлось взойти Калебу, пусть тот был слишком юн для трона, и это явно тяготило его. Во-вторых, это заставило соседние королевства обратить внимание на империю. Калеба, неопытного и маленького, как птенца, могли заклевать более сильные особи. Они также могли начать на него давить из-за смерти отца, который не довел какое-то важное дело до конца. Бланш откуда-то понял, что это было связано с Рипсалисом и тигиллами. Ни его животная часть, ни даже человеческая не могли внятно объяснить, почему пришли к такому выводу. Было сложно простроить такую длинную логическую цепочку, опирающуюся на воспоминания о двух коротких разговорах, и Бланш несколько раз терял её на середине. В конце концов, он решил принять это пока, как данность.
Несмотря на то, что с каждым днем удавалось мыслить всё лучше и делать выводы быстрее, кое-что пока оставалось недоступным. Человеческая часть Бланша скучала по тому фантомному времени, когда могла строить десятки логических цепочек, ничуть не напрягаясь.
До глубокой ночи разум полнился размышлениями, а потому не было ничего удивительного в том, что ему явился сумбурный сон о последних событиях. В нем Бланш гулял вместе с Калебом, то и дело натыкаясь на дворцовых служащих, фрейлин и аристократов, и все они одаривали их недобрыми взглядами. В них смешивалось недоверие с презрением, но заворачивалось в обертку уважения. Это было отвратительно. Бланшу хотелось разогнать всех этих людей, чтобы они не расстраивали Калеба, но у него не оказалось такой возможности. Оставалось лишь терпеть и смотреть, как напряженные плечи юного императора каменеют, а взгляд наполняется упрямством и печалью, которые вытесняют некогда сияющие там радость и любопытство.
Бланш проснулся недовольным и расстроенным. Солнце постепенно поднималось из-за горизонта, освещая дворцовый сад, но пришлось прождать ещё достаточно много времени, пока ни пришел Йерн. Мужчина выполнил свою работу и вскоре вывел Бланша на улицу. Позже пришел Калеб в сопровождении верных охранников.
Бланшу показалось, что Калеб тоже выглядел подавленным, а охранники — напряженными больше, чем обычно. Впрочем, ничего особенного они не сказали. Прогулка прошла спокойно и буднично, чем ещё больше взволновала Бланша, ведь он чувствовал, что случилось нечто плохое. Болтливые охранники снова начали рассказывать истории, но в их трепе не оказалось ничего стόящего. В итоге, во время прогулки Бланш немного размялся, побегал, поиграл, полетал и погряз в переживаниях за своего человека. Когда его вернули в стойло, Калеб ушел, не оборачиваясь.