— Почаще вспоминай то, что рассказывала мне во время нашего первого свидания. Наши травмы никогда не проходят бесследно, Варя, ты лучше меня это знаешь.

Она прикусывает губу, очевидно, не решаясь сказать что-то, но я и не настаиваю. Мы не в равных условиях, увы. Я знаю, что такое травма, но никогда не пойму Евдокимову до конца.

— Знаю. Наши девчонки завтра начнут соревноваться на Олимпиаде, а я буду дома на диване.

Смотрю, как она сильнее закусывает губы, борясь с подступившим в очередной раз комом к горлу. Боже, ну за что ей это все? Я каждый раз думаю, что Варя всего этого не заслужила, что ее место не здесь, в питерском вузе среди первокурсников, а там, на Олимпиаде, вместе со сборной. Но время не вернуть назад, а Варю не спасти от травмы.

За руки осторожно притягиваю ее к себе, наклоняясь к пассажирскому сидению. Какие-то несколько секунд, и Варвара вжимается в меня с такой силой, что мне самому становится неловко. Я обнимаю ее в ответ, глажу по спине и тихо говорю что-то несвязное, но явно успокаивающее, хотя слова не действуют, когда внутри все разрывается от боли, физической или душевной.

— Только не вини себя ни в чем, — прошу ее. — Ты очень сильная, и ты сделала все, что могла.

— Я сделала недостаточно, — задыхаясь, говорит Варя.

— Нет. Ты даже прыгнула выше головы.

— Я не умею быть слабой, Илья, и мне так стыдно, что ты видишь меня сейчас такой, — она пытается отговорить слезы стекать по щекам, но одна предательски выбегает, оставляя соленую дорожку на ее лице.

— Варя, — беру ее лицо в свои ладони и убираю слезинку большим пальцем. — Ты не должна стыдиться того, что переживаешь. Наши тренеры учат нас быть роботами там, перед соперниками и зрителями. Но мы не роботы по своей сути, у нас есть чувства, страхи, мысли, мечты. Не стесняйся своих чувств, а я пойму и приму их, обещаю.

Вместо ответа Варя целует меня. И хотя я ждал этого много дней, поцелуй меня не успокаивает, а лишь вселяет какую-то тревогу. Все не так просто, как кажется.

Варвара

Холодное питерское утро во всей красе, и это только сентябрь. Не скажу, что в Подмосковье всегда было солнечно и светло, я не на Юге жила. Но родной климат подзабыла.

Боже, до сих пор поверить не могу. Я живу в Питере, учусь в главном университете этого города, живу в общежитии и в сборную страны уже не вернусь. Но есть один важный момент — я все еще в спорте. Людмила Борисовна оказалась права, занятия определенно идут мне на пользу. И еще на пользу мне идет Илья.

Если бы не встреча с ним, наверное, этот период моей жизни был бы в разы сложнее. Он всегда знает, какие слова найти для меня, как поддержать и как вызвать у меня улыбку. Мы видимся редко, несмотря на то, что теперь оба находимся в Питере, но в своем плотном учебно-тренировочном графике Сазонов едва ли может найти время для встреч со мной. Чаще всего мы пересекаемся в университете, когда Илья появляется на парах, благо учимся мы в одном большом корпусе. И все же даже мимолетные свидания в коридорах и встречи по вечерам, пусть и редкие, дают нам обоим очень много. Больше, чем мы могли бы мечтать. Он идеально понимает меня, а я идеально понимаю его.

Прошел почти месяц с начала моей учебы и с возобновления тренировок у Людмилы Борисовны. Этого времени не было достаточно для того, чтобы привыкнуть ко всему происходящему, но я стараюсь.

Если честно, я думала, что ограничусь одной, ну может, двумя тренировками в неделю, но тело, привыкшее к серьезным нагрузкам, стало просить «добавки». И я решила поговорить с Сазоновым об этом, ведь лучше, чем он, все равно никто меня не поймет.

Илья приезжает за мной после окончания моей тренировки (и его, разумеется). В подстаканнике, по традиции, кофе, а на пассажирском — шоколадка. Был бы у меня спортивный режим, Илья получил бы за эту шоколадку как за попытку соблазнить меня и сбить с пути истинного. Но хоть какой-то плюс в том, что я уже не спортсменка сборной. Теперь можно не ограничивать себя круглосуточно.

— Ну что, как дела у чемпионки? — первое, что он спрашивает, когда я сажусь в машину, убрав шоколадку с сиденья.

До сих пор называет меня чемпионкой, хотя… Чемпион — это на всю жизнь. Так что в целом он и не ошибается, хотя я на сегодняшний день чувствую себя не более чем девочкой из школы олимпийского резерва.

— Скажи, как ты добровольно выбрал совмещать ЭТО и спорт? — ни тени улыбки на моем лице, потому что я не шучу.

— Это — ты про учебу что ли? Ну всё просто, мне интересно. Я вообще сумасшедший, я добровольно выбрал совмещать учебу, спорт и личную жизнь в лице тебя.

— То есть я — причина твоего сумасшествия?

— Сто процентов. Бери кофе, он уже достаточно остыл, а то совсем холодным будет, — Илья протягивает мне подставку с бумажным стаканчиком, на котором заботливый бариста написал мое имя и вывел маркером сердечко.

— Спасибо. Хотела спросить у тебя, как ты думаешь, если я буду заниматься чаще, это нормально?

Решаю не тянуть с главным вопросом, пока мы еще рядом с местом моих тренировок, и обсуждение этой темы кажется максимально логичным.

— Чаще? Но ты уже по два раза в неделю тренируешься, я думал, тебе и самой больше не захочется.

— А вот захотелось, — пробую капучино на вкус и прикрываю глаза от удовольствия.

— Тебе виднее, что именно нужно организму. Главное, не переусердствуй и не забивай на учебу. Но каждый день тренироваться я бы точно не советовал, для чего тебе это? Оставь этот кошмар для меня, — он улыбается, вынуждая меня в очередной раз залипнуть на его красивом лице, но с толку меня эти его улыбочки не сбивают.

— То есть думаешь, что это возможно?

Он отставляет свой уже пустой стаканчик на подставку, берется одной рукой за руль, а второй сжимает мою свободную руку.

— Варя, делай так, как считаешь нужным, только не перестарайся. Будь внимательна и осторожна, и все будет хорошо. Правда же?

Ну это у тебя, Илюш, все будет хорошо, потому что у тебя никто не отнимал сборную, чемпионаты и будущую Олимпиаду. А у меня этого всего больше нет.

Сдерживаюсь, чтобы не ляпнуть подобное, потому что никогда не позволяю показать, что все еще завидую Сазонову. Влюблена в него безумно, но завидую его карьере все равно. Он, конечно, обещает посвящать мне все свои медали, но свои достижения и чьи-то еще — это далеко не одно и то же.

— Правда, — отвечаю, хлопая ресницами, чтобы скрыть свое замешательство. — Все будет хорошо.

У тебя уж точно, Илья. А я… Тренером стать в будущем, может? Почему бы и нет. Я никогда не видела для себя такого пути, но обстоятельства меняют нас. Так что рассмотреть эту идею вполне можно.

— Ты придешь болеть за меня на Кубке губернатора? — неожиданно спрашивает Сазонов.

Открываю шоколадку, отламываю первый кусочек и отдаю ему. Он удивляется, но послушно кусает дольку.

— Ты и в таком участвуешь?

— А что, лишний раз посоревноваться, программу обкатать перед трибунами. Сама понимаешь, тренировка и выступление, пусть и не на самом высоком уровне, — это все равно совершенно разные вещи.

— Конечно. Это скоро? Я обязательно приду. Могу даже плакат нарисовать, правда, я рисовать не умею.

Мы оба смеемся, думая о чем-то своем, застреваем в вечерней питерской пробке, но как будто нам это на руку. Не хотим расставаться, ведь мы вместе уже два месяца, а видимся так редко…

— В субботу. Я тебе билет в универе передам. Если хочешь с собой однокурсниц позвать, без проблем, только скажи мне, сколько билетов заранее взять.

— О нет, спасибо, я не хочу, чтобы весь универ уже сейчас знал, что Илья Сазонов — мой парень, — сразу отказываюсь от этой идеи.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы создали мою куклу вуду и проткнули? Да в этом универе разве что бабушки-вахтерши на тебя не молятся.

— Но мы с тобой итак появляемся вместе, неужели никто не догадался? — Илья искренне не понимает.