– Отец, что нам теперь делать? Домой нельзя, у тебя тоже. Куда нам идти?

Дед Гриша предложил пойти к Надежде, сестре Натальи, которая жила в доме напротив деда Гриши:

– Пойдем к Наде проситься, у нее на постое тоже три немца.

Придя к Наде, дед поговорил со старшим немцем и спросил разрешения Наталье с дочками остаться на некоторое время.

Ближе к полудню по селу пронеслась новость о том, что немцы собирают всех сельчан на сбор у комендатуры, где уже развевался немецкий флаг, на котором была видна фашистская зловещая символика с черным крестом.

Перед комендатурой собралась разношерстная толпа, в основном, это были старики, женщины и дети, лица у всех были угрюмые и мрачные. Рядом стояли и довольные временем люди. Среди них были Лазутин Тарас, его сын Семен, Милак, Матвей Матюхин.

Семен был активным комсомольцем, а теперь врага вместе с папашей перешел на сторону. Все помнили, каким неуравновешенным и не имевшим своего мнения пареньком он был в детстве.

Солнце спряталось за огромными серыми, свинцовыми тучами, было холодно и мрачно. По утрам серебрились первые заморозки. На крыльцо вышло новое начальство, за ними староста из местных, Волков Денис. По обеим сторонам стояли по взводу солдат с автоматами. Они символизировали мощь и силу немецкой армии в этом селе.

Офицер начал свою речь на немецком языке, следом переводчик переводил на русский:

– Немецкая армия под командованием фюрера пришла, чтобы освободить вас от коммунистов и социализма. Мы принесем вам свободу и порядок.

Переводчик, по– видимому, плохо знал русский и долго молчал прежде, чем перевести, это отразилось на лице офицера. Денис Волков отыскал в толпе учительницу немецкого языка, секретаря партийной организации, Веру Коростылеву, и пригласил ее перевести, чтобы сельчане все поняли, это для них важно.

Эта красивая, стройная, средних лет женщина была необычайно строга. Муж ее, Александр, ушел на войну одним из первых, она с двумя детьми осталась в деревне. Толпа поддержала ее. Рая вышла и пошла к комендатуре. Немцы оживились при виде Раи, и заговорили с ней по-немецки, даже предложили сотрудничество в комендатуре. Вера стала переводить, четко чеканя каждое слово:

– Для выполнения приказов комендатуры, в селе Глинное назначается староста – Денис Волков. Всем необходимо выполнять все его распоряжения, беспрекословно. За неповиновение будет расстрел. Это слово прозвучало глухо и непривычно, толпа охнула. Объявляется комендантский час. После 17 часов вечера ходить по селу запрещено, также запрещается собираться группами. – Рая продолжала строго переводить речь коменданта, – Если на руках имеется оружие, нужно сразу его сдать, если обнаружим, расстрел на месте. Для поддержания порядка и лояльности предлагаем вступить в полицию, желающим будет выдана форма, провизия, жалованье в немецких марках.

Группа, которая поддержала новый режим, заметно оживилась. Они переговаривались между собой и потирали руки.

– Желающим записаться в полицию просьба обратиться к старосте. Есть ли вопросы, задавайте.

– Будут ли работать магазины, почта? – раздалось в толпе.

– Нет, этого пока не будет. Идет война. Все будет, когда мы возьмем Москву, уничтожим режим, а потом у вас будет все, что нужно. Собрание закончено. Всем приказано разойтись по домам.

Люди расходились по домам молча, шли тихо подавленно, опустив головы. Теперь они до конца стали понимать, что произошло, в их души поселился страх, ненависть, но в сердцах они надеялись на победу Красной Армии, на разгром врага.

Но среди них были и те, кто радовался, не скрывая это, от своих сельчан. Лазутин Тарас по дороге домой обсуждал с сыном приглашение работать в полиции:

– Вот где себя можно проявить, Семен!

Сын в душе радовался, он считал себя униженным при Советской власти. Еще в 1927 году их семью раскулачили. Они с отцом это хорошо запомнили и ждали момента своего реванша, вот это время и настало. В душе Семена, бывшего комсомольца, в отличие от отца, на душе было не совсем спокойно, он понимал, что пойдет он с отцом на предательство.

– Отец, а что если я не пойду в полицию, я должен подумать, – сомневался Семен, глядя на отца.

– А куда ты пойдешь? В партизаны, в Красную Армию? – горячился отец.

– А я не пойду ни туда и не в полицию, буду просто жить, – парировал Семен, выражая сомнение.

– Да, сын мой, конечно, так тебе и позволили в твоем возрасте сидеть в деревне с бабами, ты должен быть твердый духом, – твердил свое отец.

Думаешь, женишься на Анне, и они оставят тебя в покое, но идет война, время тяжелое, надо решать.

– Аннушка узнает, что я в полиции, все от меня отвернутся, не по душе мне это, отец, – грустно отвечал Семен.

– Ладно, нюни распускать: «Люблю Анну», – бросит, найдем тебе новую невесту! Запишешься завтра же в полицию, я сказал! А не то я породил тебя, я и убью, – запомни, сынок, мои слова.

Они свернули к дому, горячо обсуждая между собой, делая выбор, который может изменить жизнь.

Наталья с дочками не пошла домой, осталась у сестры Нади, у которой были свои дети, два мальчика, младшему, Ванюшке, было всего 9 месяцев. На постое были три немца, которые все время занимались разматыванием проводов, подключали что-то, спорили, записывали. Скорее всего, это были радисты. Казалось, что их не интересует ничего, но это не совсем так. Надя была красивой молодой женщиной, и один немец искоса наблюдал за ней похотливым взглядом, как бы присматривался. Но Надя не обращала на них никакого внимания, делая свои дела как обычно.

На второй день вечером, все улеглись спать. Наталья с девушками залезли на печь, благо, она была широкая и вмещала до четырех человек, спать было тепло и спокойно. Среди ночи проснулся Ванюшка, заплакал, закряхтел, он спал в люльке рядом с кроватью Нади. Она встала и стала ногой качать люльку, и тут вдруг она почувствовала, что чья-то рука гладит ее колено. Надя резко отдернула ногу, как будто ее обожгло, она вскрикнула, заплакал громко малыш, проснулась Наталья и прислушалась, что происходит. Немцы зажгли фитиль и, обращаясь к Наде, спросили, что произошло.

– Меня испугал ваш солдат, – она показала на белобрысого солдата, – зачем он подошел ко мне, когда я была с ребенком? Он пытался со мной заигрывать, я этого не буду терпеть, попрошу прекратить это навсегда.

Немцы плохо понимали русскую речь и больше слушали своего соратника, чем то, что говорила Надя. Немцы заржали, глядя на своего товарища, и на своем языке поговорили с ним, затем выключили свет и улеглись спать.

Наутро, два немца ушли, а третий, ночной блудник, остался, возможно, специально, чтобы взять реванш днем, раз ночью не удалось. Он взял ведро, в котором была питьевая вода, вылил ее в умывальник и приказал Наде принести свежей воды. После этого он снял сапоги, портянки и стал мыть ноги, затем снял штаны и нассал прямо в воду. Женщины молча вышли из дома, но он вернул Надю назад, приказал остаться. Тут не выдержала Наталья и решила ввязаться:

– Что же ты делаешь, сволочь, при детях! Ну и нация! Все полоумные! И еще хотите победить в войне, с такими умишками у вас не получится.

Немец, не понял ее слов, но по глазам засек, что она его оскорбляет, он взял автомат, глядя на Надю приказал постирать его портянки, Надежда отказалась. Неизвестно, чем бы это все закончилось, но вернулись немцы и стали заниматься все вместе своими делами.

Наталья и Надя посокрушались, покачали головами, но ничего сделать они ничего не могли и решили, что пока надо терпеть, ведь у немцев оружие, в следующий раз они могут его и применить. «Будем ждать наших, когда-то все это закончится, освободят и наше село от немцев», – с надеждой заключили сестры.

На второй день пребывания Натальи у сестры ближе к вечеру к ним зашел немец. Таня его вспомнила, он играл в губную гармошку и хотел познакомиться с ней в день прихода их в село. Уже несколько дней он высматривал Таню и выследил ее здесь. Он подошел к ней и протянул ей руку: