Через несколько минут после возвращения отца Александра люди услышали стрельбу, лай собак – немцы возобновили атаку. В поселении началась паника. Многие побежали к болоту, кто-то рванулся в лес. Немцы, не встречая сопротивления, ворвались в убежище. Среди них был дьякон Никифор, который что-то рассказывал полицаям и показывал рукой на землянки.

Немцы яростно искали партизан и были уверены, что они укрылись где-то здесь, и, конечно, не без помощи мирных жителей. Немцы и полицаи обшарили каждую избушку, заглянули в каждый закуток, но партизан не обнаружили. Не в силах сдержать свою злость и ярость они трясли стариков и женщин, тех немощных, кто не смог убежать, но люди молчали, они ничего не видели. После этого унтер-офицер стал допрашивать Давыдова:

– Где могут быть партизаны? Куда они могли уйти за ночь?

Давыдов стоял в растерянности и оцепенении, но вдруг его осенило, и он подозвал к себе дьякона Никифора:

– Никифор, чует мое сердце, что этой ночью партизан провели через болото. Как ты думаешь, кто их провел? Говори, Никифор, правду, иначе нам всем не поздоровится.

Никифор заговорил:

– Я уверен, что провести партизан мог отец Александр. Он хорошо знает эти места и тропы, у него и карта была, сам видел, своими глазами. Это его работа.

Давыдов быстро подозвал Окуня, и велел срочно доставить отца Александра: «Найди хоть из-под земли и приведи сюда! Выполняй приказ!».

Тем временем мирные жители разбежались в разные стороны. Немцы преследовали их и держали под прицелом до соответствующего приказа немецкого командования.

Наталья с дочками бежали вместе. Машу и Аню мать держала за руки, Таня бежала за матерью, держась за подол ее юбки. Мать то и дело приговаривала: «Девочки, держитесь вместе, не отрывайтесь от меня».

Кругом была паника, суета, шум, не прекращались стрельба и лай собак. В это время Тане показалось, что впереди идет дед Гриша, и она побежала к нему. Она чувствовала, что вместе с ним будет безопаснее, но она обозналась, это был не он. Таня растерялась, стала искать мать и сестер, но в панике не нашла.

Немцы тем временем сгоняли прикладами людей кучу. И хотя пока никого не расстреливали, люди были охвачены страхом.

Таня увидела, что впереди трясина. В голове пронеслась мысль: «Сейчас загонят в болото, и мы все потонем». Как ей хотелось жить в ту минуту! Переполненная отчаяньем, Таня изо всех сил закричала: «Мама!». Она решилась идти сама через болото, в этом она видела единственное спасение: «Что будет, то и будет, авось и перейду». Таня немного знала тропы. Она медленно начала входить в болото, но уже с самого берега почувствовала, что ее стала затягивать трясина. Тут она что было мочи закричала: «Люди, спасите меня! Помогите, тону! Мамочка, дедушка!». Но люди в панике разбегались и ничего не слышали. В голове промелькнуло: «Все, это мой конец! Как мало я пожила, неужели я утону! Таня стала молиться и призывать Бога.

Вдруг она увидела немца, стоявшего на берегу, рядом с ним яростно лаяла собака. Таня смотрела на него взглядом, взывающим о помощи, это была ее последняя надежда на спасение. За считанные секунды до погружения Тани в болото немец, глядя в эти молящие глаза, вытащил из кобуры револьвер и хотел в неё выстрелить, но почему-то в последний момент передумал. Он задрал болотные сапоги, сделал шаг в ее направлении, схватил Таню за шиворот, потянул со всей силы и выкинул на берег, приговаривая: «Русо Швайн!».

Таня еще очень долго вспоминала этот случай и никак не могла понять, как этот немец сжалился и не дал ей погибнуть в болоте. И каждый раз приходила к мысли, что это произошло только по воле божьей.

Таня, вся мокрая, грязная, сжалась в комочек, дрожа от холода и страха. Она задрала голову и посмотрела на своего спасителя. Это был здоровый, высоченный немец в черной немецкой форме СС. Он был хорошо экипирован, на груди автомат. Немец повернулся к девочке, улыбнулся, посмотрел на нее и произнес: «Киндер, киндер!». Возможно, в нем проснулись отцовские чувства, и он решил сохранить жизнь этой слабой, беззащитной русской девочке. Вдалеке послышались голоса немцев, кто-то его позвал, и он быстро ушел. Таня с изумлением смотрела ему вслед – ведь она думала, что он ее убьет, но каким-то чудом она осталась жить.

– Да, девка, будешь, значит, жить еще на свете, – Таня оглянулась и увидела женщину с мальчиком лет десяти. – Я все видела, была неподалеку. Повезло тебе, немец добрый попался, его сердце екнуло, решил не убивать. Помог вытащить тебя. Болото – страшное дело! Как тебя угораздило в него войти? Где твои-то, потеряла что ли?

– Да, я бежала с мамой, но неожиданно немцы отделили меня и погнали в другую сторону. Боюсь, теперь не найду их.

Не успела Таня договорить, как они услышали совсем рядом крики полицаев, которые сгоняли всех людей в одну кучу прикладами, приговаривая: «Шнейлер! Руссиш швайн!».

Таня была в растерянности, она понимала, что потеряла родных. Она решила держаться рядом с этой женщиной и ее сыном. Женщина дала Тане теплые вещи и кусочек хлеба с водой.

Вдруг взгляд Тани привлек Окунь. Он шел вместе с немцами со стороны убежища. Под конвоем они вели отца Александра и его дочь Ольгу. Сердце Тани так и екнуло: «О, Господи! Что же произошло?! Почему их арестовали, за что?».

Отец Александр, несмотря на грубые окрики немцев, был спокоен и, как всегда, одухотворен. Его дочь Ольга шла с поднятой головой, гордая и неприступная. Их подвели к главному немецкому офицеру. Давыдов на вытяжку докладывал, переводчик переводил на немецкий язык:

– Приказ об аресте отца Александра, настоятеля местной церкви, выполнен. Он обвиняется в пособничестве партизанам. Зная все тайные тропы через болото, он перевел партизан на другой берег. В прошлом году во время пасхи он отказался служить мессу за победу немецкой армии. Его дочь, Ольга, также обвиняется в пособничестве партизанам, имеет несколько предупреждений от местной полиции, она заодно со своим отцом.

Комендант побелел от этих слов, нервно взглянул в их сторону, про себя подумав: «Они знают о том, что им грозит расстрел?». Переводчик перевел его фразу: «Вы что, не верите в победу фюрера? В нашу сильную армию?».

Давыдов подошел близко к отцу Александру и с пренебрежением произнес:

– Ну что, доигрался с огнем? Кому ты служишь, Сталину? Мало того, что сам схлопочешь по полной, ты и дочь подставил, красавицу, жаль, никому не досталась!

– Это ты, дьявол, доиграешься, Бог вам судья, а служишь ты изуверам и карателям. За все придется вам ответить, только чуть попозже. А я служу Господу и своему народу, который ждет освобождения и победы и дождется с верой в Бога, – спокойно ответил отец Александр.

Переводчик быстро перевел ответ отца Александра. Немецкий офицер побагровел от такого ответа и дал команду: «Расстрелять!»

Немцы приступили к выполнению приказа, толкая арестованных прикладами к сосне, которая росла поблизости. Немцы приготовились стрелять, но вдруг началось что-то невообразимое. Наперерез солдатам рванулся Васька Окунь и что есть мочи закричал: «Нихт шисен! Не стреляйте! Не стреляйте!». Потом подбежал к коменданту, упал перед ним на колени и стал целовать его сапоги: «Господин комендант, не убивайте девушку Ольгу, она ни в чем не виновата! На нее указали ошибочно, это моя любовь всей моей жизни, я умоляю вас, оставьте ее в живых!».

Комендант брезгливо обратился к переводчику за переводом: «Вас из дас? Что он хочет?».

Окунь тем временем испуганно подбежал к Давыдову:

– Кузьма, помоги, ты же все знаешь про нас, Оля не виновата. Отец Александр один переводил партизан, он заслуживает расстрела. Она совсем не виновата. Скажи свое слово коменданту, я прошу тебя!

– Ты что сопли распустил, дурень? Видите ли, бабу ему жалко стало! Ты людям, какой пример подаешь? Не зли лучше коменданта, он отдаст приказ, и тебя шлепнут, ты этого хочешь?