– Минутку! – тотчас откликнулся Габи.

Розовски побарабанил пальцами по крышке стола. Выдвинул ящики из тумбы, присвистнул при виде фантастического беспорядка.

– Ты проверял, из стола ничего не пропало?

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

– Так, на всякий случай. Скажи, – спросил Натаниэль, – а тебе не приходило в голову, что причины всех этих смертей, пусть и связанные с книгой, имеют несколько иную, скажем, более материальную причину, чем заклятье, проклятье и прочие каббалистические тайны?

– Например?

– Например… почему бы не рассмотреть гипотезу о том, что страницы книги были пропитаны смертельным ядом. Ты наверное слышал о подобном использовании ядов. Если не ошибаюсь, так был убит какой-то из французских королей. Я это помню еще из университетского курса по криминалистике.

– Карл IХ, отец Варфоломеевской ночи, – подсказал Гофман.

– Вот-вот. Не исключено, что дозировка яда могла быть такой, чтобы приводить к смерти лишь при прочтении, или хотя бы, перелистывании всех страниц книги, – сказал Розовски.

– Как же ты объяснишь аналогичный эффект, вызванный копией, по меньшей мере, дважды – в истории германского теософа и моего лаборанта? – спросил профессор.

– Н-ну… – детектив покачал головой. – Это-то как раз не проблема. Представь себе, что никакого проклятья не было. И книга «Сефер ха-Цваим» вообще была написана в Х1Х столетии. Кстати, и экспертиза это подтверждает. Например, кто-то из врагов Генриха фон Хаммершильда, зная о его страсти к поискам и собирательству оккультных, в том числе, каббалистических книг, через подставных лиц распустил слух об этой книге и загадках, ее сопровождающих. А потом взял, да и подсунул знатному коллекционеру отравленную подделку. А?

– А смерть Корна?

Розовски развел руками:

– Сделанное единожды могло быть сделано и дважды. Может быть, история с Хаммершильдом вымышлена точно так же. С моей точки зрения, неоспоримым фактом в этой истории, пока что, является только, увы, смерть этого парня, твоего лаборанта.

– И где же, по-твоему, мой лаборант мог подцепить столь изощренных врагов, что они действовали через Центр по изучению еврейской культуры в диаспоре?

– А ты, кстати, проверил? Книгу действительно прислали из этого Центра? – небрежно спросил Натаниэль.

Профессор Гофман вдруг побледнел.

– Н-нет… О Господи, неужели… Да ты с ума сошел!

– Почему? – Натаниэль недоуменно поднял брови. – Я высказываю гипотезы. Каждая из них куда материалистичней твоей. А насчет Центра – позвони, позвони. На всякий случай. И где, наконец, загадочная книга?

– Книга пришла по почте… – пробормотал Давид, набирая номер телефона.

Сидя в кресле за профессорским столом, Розовски с интересом следил за тем, как профессор пытается связаться с Иерусалимом.

– Успокойся, – сказал он. – Что ты так разнервничался? Разве экспертиза обнаружила наличие яда, пропитавшего страницы книги?

– А?… – Давид замер с телефонной трубкой в руке. Выражение его лица было столь забавным, что Розовски засмеялся.

– Знаешь, с твоими дурацкими подозрениями… – буркнул Гофман. То ли от раздражения, то ли от растерянности, он начал лихорадочно листать лежащую на столе папку.

– Я всего лишь высказал одно из предположений, – сказал Натаниэль. – Всего лишь одно. Кстати, оно не более дурацкое, чем предположение о проклятии средневекового каббалиста, спровадившем на тот свет современного крепкого парня. И при этом вовсе не настаиваю на правоте… А вот, кстати, и твой лаборант.

В кабинет вошел Габи Гольдберг. В руках он держал увесистый том в черном кожаном переплете.

– А, Габи, – профессор отбросил папку в сторону. – Послушай, ты опять принес мне не ту папку. Твоя рассеянность переходит всякие границы. Что это?

– Вы же просили книгу, – обиженно ответил Гольдберг. – Вот эту.

– Ах, да, давай сюда. И принеси, ради Бога, ту папку, которая мне нужна.

Лаборант скрылся за дверью и тут же снова вернулся, с тонкой папкой в красной пластиковой обложке.

Натаниэль задумчиво посмотрел на Габи, потом на книгу, лежащую перед Гофманом. Наклонился, пододвинул книгу к себе, раскрыл ее.

– «Ибо наказаны будут не те, кто проливает кровь сынов Адама на сочную траву, забывая, что кровь – это душа, но те, кто скрывает за бельмами учености истинное, незамутненное зрение…». – прочитал он. – Да-а… Что-то мудрено для меня.

Габи Гольдберг фыркнул.

– Ерунда, – сказал он. – Вообще, по-моему, эта книга – полный бред. Для шизиков. Все слова, вроде понятны, но так оно все перекручено… – он помотал головой. – Черта с два разберешь.

До Розовски не сразу дошел смысл сказанного.

– А что? – Гольдберг пожал плечами. – Я, во всяком случае, ничего не понял.

Теперь уже и Гофман посмотрел на лаборанта расширившимися от изумления глазами.

– Ты хочешь сказать, что читал ее? – он искоса глянул на сыщика, ожидая увидеть на его лице ехидную улыбку. Но улыбки не было.

– Читал. А что? – в свою очередь, спросил лаборант. И, заметив странное выражение лица профессора, встревожился: – Вы же не говорили, что нельзя.

– Нет, я, конечно, не говорил, но…

– Ты слышал когда-нибудь о проклятьи Давида Сеньора? – хмуро спросил Розовски.

– О чем? – недоуменно переспросил Гольдберг. – О каком проклятьи?

Розовски и Гофман снова переглянулись.

– Понятно… – сказал Натаниэль. – Скажи, Габи, что за человек был твой напарник?

– Нормальный человек. Правда, подвинутый на всех этих штуках, – Габи кивком указал на книгу. – А что за проклятье?

– На каких штуках?

– Что?

– На каких штуках был подвинут твой напарник? – повторил вопрос сыщик.

– Ну, на этих. Каббала и прочее. А что?

– Профессор предполагает, что именно это увлечение и оказалось причиной смерти, – сказал после паузы Розовски.

– Увлечение? А разве это не… не сердечный приступ?

– Но он был спровоцирован, – медленно произнес сыщик. – Так, во всяком случае, полагает профессор Гофман.

Габи недоверчиво посмотрел на сыщика, перевел взгляд на Давида Гофмана. Тот кивнул. Лаборант неуверенно улыбнулся.

– А вы могли бы объяснить мне… – начал было он, но Розовски перебил:

– Увы, нет, мы еще сами ничего не знаем. О проклятьи Давида Сеньора вам расскажет ваш профессор. А мне пора, – он поднялся. – Давид, я бы хотел взять на денек эту книгу.

Гофман отрицательно качнул головой.

– Я оставлю расписку.

– Ты прекрасно понимаешь, что дело вовсе не в этом! – вспылил Давид.

– А в чем? – Розовски удивленно посмотрел на друга. – А, вот в чем дело… Но ты ведь слышишь, – он указал на лаборанта, все еще стоявшего у двери. – С ним ничего не случилось.

– А что со мной должно было случиться? – спросил тот.

– По мнению профессора Гофмана, ты должен был скончаться от сердечной недостаточности, – объяснил сыщик. – Сразу по прочтении книги.

– Ну и шуточки у вас… – пробормотал Гольдберг.

– Это не шуточки, – сказал Натаниэль. – Профессор предполагает, что с этой книгой связана какая-то, довольно мрачная история… Кстати, как у вас складывались отношения?

– С кем?

– С Михаэлем Корном.

Гольдберг немного подумал.

– Какие могут сложиться отношения за такое короткое время? – спросил он. – Только познакомились. Ты же знаешь, Натан.

– А раньше вы не были знакомы? – спросил Розовски.

– Откуда? Ни разу не встречались. И с чего ты решил, что все репатрианты знакомы друг с другом?

– Страна маленькая, – ответил Розовски. – Мы, по-моему, вообще все знакомы друг с другом, разве нет?

Вопрос был риторическим, Габи так его и воспринял. То есть, промолчал. Розовски побарабанил пальцами по столу.

– Н-да-а… Ну, а за эти дни что – не повздорили ни разу? – спросил он.

Гольдберг обиделся.

– Да ну тебя, Натан, ты что же – думаешь, я его… – он насупился и отвернулся.

– Ты его – что?

– Сам знаешь, – буркнул Габи. – Я могу идти? – он демонстративно повернулся к Гофману. Профессор, смотревший на все это с неодобрением, сказал: