Неизъяснимое Неизъяснимо удовольствие Проникнуть в тайны Вещества, Услыша птичьи разглагольствия, Я замыкаю их в слова. Блуждая дряхлыми селищами, Я нахожу траву-разрыв. А если где встречаюсь с нищими, Бывает нищий прозорлив. Дружу с слепыми я и старыми, Ещё с детьми я говорю. Учусь у снов, играю чарами, И провожаю в путь зарю. По зарям
По зарям я траву – выстилаю шелками, Уловляю разрыв – в золотой аксамит, И когда уловлю, – пусть я связан узлами, Приложу как огнём, – самый крепкий сгорит. Есть трава белоярь, что цветёт лишь минуту, Я её усмотрю – и укрою в строку, Я для ветра нашёл зацепленье и путу, Он дрожит и поёт, развевая тоску. Травка узик – моя, вся сердита, мохната, Как железца у ней тонкострельны листы, Над врагом я хотел посмеяться когда-то, Заковал его в цепь – многодневной мечты. А травинка кликун кличет гласом по дважды На опушке лесной так протяжно: «Ух! Ух!» И ручьи, зажурчав, если полон я жажды, Отгоняя других, мой баюкают слух. Также былие цвет есть с девическим ликом, Листья – шёлк золотой, а цветок – точно рот, Я травинкой качну, – и в блаженстве великом Та, кого я люблю, вдруг меня обоймёт. Иная жизнь Всю жизнь хочу создать из света, звука, Из лунных снов и воздуха весны, Где лишь любовь единая наука, И с детства ей учиться все должны. Как должен звон Пасхальным быть рассказом, Чтоб колокол был весел в вышине, Как пламень должен пляской по алмазам Перебегать в многоцветистом сне. Ожерелье Тебе дрожащее сковал я ожерелье, Всё говорящее отливами камней, В нём изумрудами качается веселье, И грезит гудами рубинный хор огней. В нём ароматами мечтают халцедоны, Сквозя с гранатами в лазоревой тени, И сон, опалами слагая луннозвоны, Поёт усталыми мерцаньями: усни. Из дрёмы Из вещества тончайшего, из дрёмы, Я для любимой выстроил хоромы, Ей спальню из смарагдовой тиши Я сплёл и тихо молвил: Не дыши. Дыханье задержи лишь на мгновенье. Ты слышишь? В самом воздухе есть пенье. Есть в самой ночи всеохватный звон. Войдём в него, и мы увидим сон. От Солнца Я родился от Солнца. Сиянье его заплелось В ликованье моих золотых и волнистых волос. Я родился от Солнца и матово-бледной Луны. Оттого в Новолунье мне снятся узывные сны. Я родился в Июне, когда в круговратности дней Торопливые ночи короче других и нежней. В травянистом Июне, под самое утро, когда В небесах лишь одна, вселюбовная, светит звезда. Я от яркого Солнца. Но вырос, как стебель, во мгле, И как сын припадаю к сладимой родимой земле. Я родился от Солнца. Так Солнцем я всех закляну, Чтобы помнили Солнце, чтоб в сердце хранили Весну. Громовым светом Меня крестить несли весной, Весной, нет, ранним летом, И дождь пролился надо мной, И гром гремел при этом. Пред самой церковкой моей, Святыней деревенской, Цвели цветы, бежал ручей, И смех струился женский. И прежде чем меня внесли В притихший мрак церковный, Крутилась молния вдали И град плясал неровный. И прежде чем меня в купель С молитвой опустили, Пастушья пела мне свирель, Над снегом водных лилий. Я раньше был крещён дождём И освящён грозою, Уже священником потом, Свечою и слезою. Я в детстве дважды был крещён – Крестом и громным летом, Я буду вечно видеть сон, На век с громовым светом. Под знаком Луны Под этой молодой Луной, Которой серп горит над изумрудным Морем, Ты у волны идёшь со мной, И что-то я шепчу, и мы тихонько спорим. Так мне привиделось во сне. Когда же в нас волна властительно плеснула, Я видел ясно при Луне, Я в Море утонул, и ты в нём потонула. Но в полумгле морского дна Мы тесно обнялись, как два цветка морские. Нам в безднах грезится Луна, И звёзды новых стран, узоры их другие. К Луне
Ты – в живом заостренье ладья, Ты – развязанный пояс из снега, Ты – чертог золотого ковчега, Ты – в волнах Океана змея. Ты – изломанный с края шатёр, Ты – кусок опрокинутой кровли, Ты – намёк на минувшие ловли, Ты – пробег через полный простор. Ты – вулкан, переставший им быть, Ты – погибшего мира обломок, Ты зовёшь – проходить средь потёмок, Чтоб не спать, тосковать, и любить. |
