Свершилось Свершилось. За музыкой взгляда Тебя я, Сибилла, целую. Бледнеешь. Ты в страхе? Не надо. Мы празднуем Вечность живую. Священны мои поцелуи, Как луч на цветах олеандра, Священны, как вещие струи Идущего в вечность Скамандра. Пчеле
Журчат водомёты, В них капель полёт. Заветные соты Лелеют свой мёд. Залит шестигранный Чуть-чуточный жбан. И пьяностью странной Медвяно я пьян. Мой месяц медовый, Венчанье с душой. Я новый, я новый, О, пчёлка, я твой. Мирра Мне чудится, что ты, в одежде духов света, Витаешь где-то там, высоко над Землёй, Перед тобой твоя лазурная планета, И алые вдали горят за дымной мглой. Ты вся была полна любви невыразимой, Неутолённости, как Сафо оных дней, – Не может с любящим здесь слитным быть любимый, И редки встречи душ при встрече двух людей. Но ты, певучая, с устами-лепестками, С глазами страстными, в дрожащей мгле ресниц, Как ты умела быть нездешней между нами, Давала ощущать крылатость вольных птиц. Любить в любви как ты, так странно-отрешённо, Смешав земную страсть с сияньем сверхземным, Лаская быть как ты, быть любящим бездонно Сумел бы лишь – сюда сошедший – серафим. Но на Земле живя, ты Землю вся любила, Не мёртвой ты была, во сне, хоть наяву. Не в жизненных цепях была живая сила, Но возле губ дрожал восторг: «Живу! Живу!» И шествуя теперь, как дух, в лазурных долах, Волнуешь странно ты глядящий хор теней, Ты даже там идёшь с гирляндой роз весёлых, И алость губ твоих в той мгле всего нежней. Тоска степей (Полонянка степей Половецких.) Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит, Звон стеблей, ковыль, поёт, поёт, поёт, Серп времён горит, сквозь сон, горит, горит, Слёзный стон растёт, растёт, растёт, растёт. Даль степей, не миг, не час, не день, не год, Ширь степей, но нет, но нет, но нет путей, Тьма ночей, немой, немой тот звёздный свод, Ровность дней, в них зов, но чей, но чей, но чей? Мать, отец, где все, где все – семьи моей? Сон весны – блеснул, но спит, но спит, но спит, Даль зовёт, за ней, зовёт, за ней, за ней, Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит. Белизна От белизны снегов, Далёких, нетающих, От вышних облаков, К Луне ускользающих, От граней спящих гор, С немыми вершинами, От скованных озёр, Затянутых льдинами, От чашечек цветков, Бальзам над усильями, От белых мотыльков, С дрожащими крыльями, Уйдя за горный склон. Упавши снежинкою, К тебе я устремлён, Чуть зримой пушинкою, К тебе я устремлён, Как грёза несмелая, В девический твой сон, О, нежная, белая. Голубой стишок Василёк во ржи, Почему, скажи, Меж колосьев золотых, Голубой поёшь ты стих? Туть и там цветок, Словно рифма строк, Место верно заступая, Светит рифма голубая. Василёк взглянул, Мне шепнул – блеснул: Каждый колос служит хлебу, Василёчек – только Небу. Василёк был смел, Голубел и пел: Нива только мной богата, Я – лазурь на море злата. Стройность линий Стройность линий и гармонию Я люблю. Травы в нежном благовонии Окроплю. Волны вышние эфирности Я люблю. Новолунности и пирности В ласках длю. Быть в весенней затенённости Я люблю. Я влюблюсь в цветок влюблённости, И влюблю. Лебяжий пух Таишь ты мысли, – но даже вслух Когда их молвишь, твои слова Как над волною лебяжий пух, Как под Луною ковыль-трава. В тихих горницах Ты светишься всегда так равномерно-ясно, Но этот ровный свет не оттого так тих, Что сердце у тебя безмолвствует безгласно, А оттого, что в нём поёт бессмертный стих. Его ты слышала в младенческие зори, Когда привязан был челнок твой к кораблю, Его ты слышала в надмирном разговоре, Когда я прошептал, и услыхал, «Люблю». И будешь ты гореть, безгласная лампада, Но не в безжизненном тоскующих гробниц, А в тихих горницах, где сердце мыслить радо, Что много ведало, когда-то, нежных лиц. И между них одно взнеслось над мглой теченья, Миг единения – навеки был певуч, И слово, полное бессмертного значенья, Всё держит свой прямой ненарушимый луч. |
