Я дам тебе звёздную грамоту,

Дорогою сделаю радугу,

Над пропастью дней многогромною

Твой терем высоко взнесу.

И зори, со звёздами дружные,

И зори рассветов жемчужные,

Протянут свою полосу.

Ты будешь во сне многосладостном,

Душистом как нежные ландыши,

Сквозистом как лес многолиственный,

Росистом как ласковый луг.

Ты будешь в слияньи и в пении,

Мы будем в бессмертном мгновении,

С лицом, обращённым на Юг.

Красные кони, красные кони, красные кони – кони мои.

Ярки их гривы, вьются извивы, пламенны взрывы, ржут в забытьи.

Ржут, что есть мочи, дрогнули ночи, конские очи – молнийный свет.

Спят водоёмы, будут им громы, рухнут хоромы вышних примет.

Жаркие кони, яркие кони, жаркие кони – кони мои.

Топнут о камень – топнут – и пламень вырос и взвился проворней змеи.

Звонки подковы, златы и новы, пышны покровы красных попон.

В Мире – вещанье, капель жужжанье, резвое ржанье, хохот и стон.

Белый – рождаясь, красный – взметаясь, весь расцвечаясь в пропастях дня,

Я у порога Мрака-Зловрога. Знаешь ты бога? Видишь меня?

Взоры гор – обсидиан,

Дымно-лиственный туман,

Мир сапфиров, срывный скат,

Чёрно-блещущий агат.

Чальчивитль-зеленоцвет,

Взгляд травинок древних лет,

Изумрудистый намёк

На давнишний стебелёк.

Гиацинт, и новый скат,

Меж рубинами гранат,

Фиолетно-бледный лист,

Зори в море, аметист.

Воссиявший через мрак,

Нетемнеющий светляк,

Разных радуг пересказ,

Радость глаз, живой алмаз.

Взоры гор – лучей раскат,

Самоцветный светоч злат,

Солнце в зёрнах и в кусках,

В самородных рудниках.

Бледно-лунная игра

Колдований серебра,

Украшение и звон

Всяких стран и всех времён.

Кровью тронутая медь,

Топорами ей греметь,

Чтоб размашисто убить,

И железу уступить.

Под железом – о, руда!

Кровь струится, как вода,

И в стальной замкнут убор

Горный чёрный разговор.

О, бранная изломность линий,

Военный стан пучины синей;

Ход жизней, ждущих череды;

Качание морской звезды;

Иглянки, живоросли, жгучки,

Существ лучистых мир; ряды

Звере-растений; борозды

Разорванность; плавучесть тучки;

Глубинный небосвод воды;

Лучистый камень, роговая

Обманка, сложный строй хором,

Где луч расходится с лучом;

Вся хоть морей, всегда живая,

Где слизь целует, жизнь свивая,

И волны крутятся узлом;

И из одной страны прозрачной

К другой – светильник бивуачный –

Прошедший луч – лучеизлом.

Ты, крадущийся к утехам

Растерзания других, –

Ты с твоим пятнистым мехом,

Я дарю тебе свой стих.

Чунг – зовут тебя в Китае,

Баг – зовёт тебя Индус,

Тигр – сказал я, бывши в Рае,

Изменять – я не берусь.

Гимн слагая мирозданью,

Тигром назвал я тебя,

Чтоб метался ты за данью,

Смерть любя и жизнь губя.

Вот я вижу. Вот я слышу.

Храм забытый. Тишина.

На узорчатую крышу

Чару света льёт Луна.

Вот я слышу. Где-то близко,

Бросив в храме переход,

Меж кустами тамариска.

Мягко, мерно, тигр идёт.

К человеку от развалин,

К человеку, к людям – вот,

Безупречен, беспечален,

Чуть ступая, тигр идёт.

Стал. Застыл. Прыжок. Мгновенье.

И лежит растерзан – там,

Кто забыл своё моленье,

Упустил в веках свой храм.

Так да будет. Приходи же,

Из оставленных руин,

Страх священный смерти, ближе,

Лишь приносишь ты один.

Кровь – тебе, как робким – млеко,

Кровь – на долгие года,

Потому что человека

Ты готов терзать всегда.

  Родился Мир – из гнева. Вскрикнул Бог,

  И влага в изумлении застыла.

И там, где – миг тому – был крик, напев, и вздох,

Простёрлась горная безмерная могила.

  И между впадин, срывов, и вершин,

  Меж смолкшими гробами и гробами,

В испуге поползла вода, как между льдин,

Змеясь извилисто шуршащими волнами.

Быть может, так. А может быть, не так.

Есть Бог иль нет, – ведь мы не знаем твёрдо.

Известно лишь вполне: Есть свет, есть мрак.

Одна струна, – так значит нет аккорда,

Раз цвет один, мы в слепоте цветов,

И раз мы часть, – обманно всё, что гордо.

Но часть ли мы в игре Первооснов?

Иль, может, раз в начале было Слово,

То Слово – мы, как мы – вся слитность слов?

Одно в одном, без гибели и крова,

Устало быть всегда самим собой,

Быть цельным, Всем, не знать, что что-то ново.

Одно в Одном, в пустыне голубой,

В законченном, хотя и бесконечном,

Без знания, что есть красивый бой.

Одно в Одном, в предвосхищеньи млечном,

Себя Собой введя в безмерный гнев,

Возжаждало быть в вихре быстротечном.

И вот раскрылся Мир, как вещий зев,

Качнулась быстрота водоворота,

И зазвучал разорванный напев.

Распалось Всё на бесконечность Кто-то,

Раздвинулось гудящее жерло,

Встал дьявол Ум, легла в постель Дремота.

Легла, и усмехнулась тонко зло,

Явила обнажившиеся груди,

И бытие в бездонность потекло.

Помчались быстро птицы, звери, люди,

Цветы, болезни, войны, божества,

Все в нестерпимом жизнетворном зуде.

Доныне эта пляска Солнц жива,

На нашем также есть протуберанцы,

И на планетах тоже есть трава.

Повсюду бросив алые румянцы,

Меж двух пределов, жаждущая Хоть

Сплетает помрачительные танцы.

И мы твердим, то – Дьявол, то – Господь,

Окружный Змей свой хвост загнутый гложет,

И грезит о душе земная плоть.

И всех, всегда, один вопрос тревожит,

Но некому тот камень раздробить:

Что ж, наша жизнь – есть доброе Быть Может?

Иль яркое и злое Может Быть?