Кирюхин промолчал, будто не расслышал собеседника. А когда тот начал делиться с ним своими прежними наблюдениями за сомом, решительно остановил его:

— Обождите, батенька, про сома потом. Говорите, что еще привезли из Широкино?

— Что же еще, — раздумывая, вздохнул Гринь. — Еще привет вам душевнейший и, само собой, приглашение от Андрея Сергеевича. Да ведь оно и грешно вам, Сергей Сергеевич, не съездить после такой продолжительной разлуки. Родной брат все-таки.

— Это верно, — басовито прогудел Кирюхин и опять бросил комок земли в осоку. Он думал, что Гринь сразу же изменит тему разговора, а он, как назло, принялся рассказывать о том, какой Андрей Сергеевич приятный человек и сколько в нем схожего с ним, Сергеем Сергеевичем.

— Насчет схожести это вы зря, — возразил Кирюхин. — И вообще брат братом, а дело делом. Вы мне факты для письма давайте. — Он хотел еще что-то сказать, но издали донесся голос Нины Васильевны:

— Эй, мужики! Где вы пропали? Уж не русалки ли вас в озеро утянули?!

Положив листы протокола на стол, начальник депо сказал с сожалением:

— Лучше бы, конечно, присутствовать лично. Записи полной картины не раскроют.

— Посмотрим, — ответил Кирюхин, а про себя подумал: «Может, здесь-то и схвачу я вас за рога, товарищ Алтунин».

Эта мысль осенила его еще утром, когда Сахаров сообщил ему по телефону о сердечном приступе Александра Никифоровича.

Кирюхин сразу же, отложив дела, заторопился в депо, чтобы немедленно выяснить подробности далеко не случайного, по его мнению, происшествия. Расположившись в кабинете Алтунина, он потребовал предоставить ему записи всех вчерашних выступлений. Записи были черновыми, не очень ясными. Но это начальника отделения не смущало. Он даже был доволен тем, что застал протокол в первозданном состоянии, когда никто еще не успел ничего ни изменить, ни сгладить.

— Ладно, почитаю, — сказал Кирюхин и с какой-то пристальной подозрительностью посмотрел в лицо Алтунина. — А вы идите по своим делам. Сидеть возле меня не стоит. Потребуетесь, позову.

В открытые окна вползала жара. Пахло разогретым металлом и парами солярки. Уже вторую неделю на небе не появлялось ни единой тучки. От духоты не было спасения даже ночью. У себя в кабинете Сергей Сергеевич все время держал рядом вентилятор.

Под струями ветерка было приятно работать. Лучше думалось. А тут в алтунинском кабинете он чувствовал себя словно в пустом товарном вагоне. Куда ни посмотрит: голые стены да потолок. Раньше хоть цветы привлекали внимание, а теперь и дзеты исчезли. «Эх, Алтунин, Алтунин, беззаботный ты человек, — возмущенно вздохнул Кирюхин и коснулся пальцами графина. — Даже вода теплая. Не мог для начальника постараться. Никакого уважения не имеет». Сергей Сергеевич поднял голову, крикнул вполголоса:

— Эй, девушка!

Танцующей походкой вошла Майя Белкина. Ее зеленоватые глаза спросили: «Что угодно, товарищ начальник?»

Пригладив бороду, Кирюхин деликатно осведомился:

— Свежая вода в этом доме бывает?

— Сейчас, — вежливо кивнула Майя.

И не более, как через пять минут, на столе появился графин с искрящейся газированной водой. Кирюхин поднес к губам налитый девушкой стакан и от удовольствия улыбнулся.

— Где это вы раздобыли?

— В цехе, — весело ответила Майя. — У нас уже давно рабочие пьют газированную. А вы не знали? Тогда заходите почаще!

Кирюхин неловко заворочался на стуле. Не хватало еще, чтобы эта зеленая девчонка позволяла себе разговаривать с ним, как Алтунин. И Сергей Сергеевич немедленно принял деловой вид. Майя понимающе повела бровями и скрылась за дверью.

Кирюхин читал страницы протокола внимательно. Старался ничего не пропустить. Слова Петра Мерцалова, предложившего прекратить прения и немедленно одобрить новый способ использования локомотивов, он выписал в блокнот и подчеркнул жирно чернилами. А над высказыванием Алтунина вдруг задумался. Его поразили уж очень откровенные возражения: «Не в одобрении дело».

— Странно, — вслух произнес Кирюхин. Ему не терпелось узнать, кто выступал после Алтунина. Возможно, тот поддержал Мерцалова? Нет, дальше как раз шло злополучное выступление Александра Никифоровича.

— Понятно! — Кирюхин стукнул обеими ладонями по столу. Не напрасно, оказывается, встревожил его сердечный приступ старого машиниста, все ниточки от которого явно тянулись к Алтунину. А Сахаров, по мнению Сергея Сергеевича, был просто шляпой. Ведь сидел на собрании, все слышал и не мог дать настоящего боя. Даже не сумел отстоять предложение Мерцалова.

Расстроенный Кирюхин вышел из-за стола и, заложив руки за спину, тяжело вздохнул. Мысли его невольно перенеслись в недавнее прошлое. Сколько нервов пришлось ему потратить с этим Алтуниным, чтобы не допустить до поры до времени сокращения паровозного парка. Ну, ничего, все обошлось благополучно. Алтунинская идея, как говорится, была убита в зародыше. Теперь новые локомотивы, новые порядки. Неплохо будто. Нет же, опять интриги. И все с одной целью, чтобы поменьше ремонта было.

Кирюхин открыл дверь в секретарскую и попросил Майю Белкину:

— Разыщите-ка Сахарова. А потом и Алтунина зовите! — крикнул он вдогонку секретарше. — Только не сразу, а потом.

Сергей Сергеевич хотел поговорить с секретарем парткома наедине, без присутствия начальника депо. Но получилось так, что пришли они почти вместе. Даже Алтунин несколькими секундами раньше. «Бестолковая девчонка, — рассердился Кирюхин. — Не могла сделать, как просил. А может, подстроила специально? Ну, ничего, будем откровенными». Он положил руки на черновики протокола, сказал сурово:

— Недоволен я вашим собранием. И резолюцией тоже. Запугиваете машинистов. Хотите заставить их копаться в агрегатах в момент смены, когда нет для этого времени. Очень с вашей стороны мудро!

Сахаров недоуменно поджал губы, повел взглядом в сторону Алтунина. А тот не моргнул даже глазом, словно замечания его не касались. Это разозлило Кирюхина еще больше. Он резко оттолкнул от себя листы протокола и повысил голос:

— Вы понимаете, что эти фразы о чистых руках, честном сердце и прочих высоких материях направлены против тяжеловесного движения! Больше того: на срыв плана перевозок.

Алтунин поднял голову.

— Если вы уверены в том, что сказали, — произнес он с обычной выдержкой, — тогда следует пригласить прокурора.

Нет, Кирюхин больше не мог разговаривать с этим упрямым человеком.

— Что ж, — сказал он, — придется написать приказ. Завтра получите.

Он выпил еще стакан уже переставшей искриться воды, многозначительно посмотрел на Сахарова и, не простившись, ушел.

С моста Кирюхин увидел на путях Романа Филипповича. Он стоял возле будки контрольного поста и что-то объяснял машинисту, сидевшему в кабине тепловоза. Кирюхин приложил щитком ладонь к глазам, прищурился. У него возникло желание: перед тем, как сесть за сочинение приказа, поговорить с Дубковым. Поддержка этого человека была бы сейчас кстати.

Кирюхин вытянулся и опустил огромные кулаки на перила, но тут же отдернул. Железо было раскалено солнцем. И все вокруг: рельсы, вагоны, светофоры тоже дышали жаром. Лишь тополя у желтых пакгаузов сохраняли зеленую свежесть. Когда налетал на них горячий ветер, они вдруг сердито вздрагивали и поворачивали к нему, словно щит, свою серебряную сторону. Но как только ветер отступал, тополя опять выпрямлялись, делались свеже-зелеными.

Сергей Сергеевич еще раз посмотрел в сторону контрольного поста. Тепловоз ушел к составу. А Роман Филиппович стоял по-прежнему на месте спокойный и сосредоточенный.

«Нет, сейчас я с ним разговаривать не буду, — решил вдруг Кирюхин. — Я сделаю все иначе. По-другому сделаю…» И, не теряя времени, заторопился в отделение.

Прежде чем закрыться в своем кабинете, он заглянул к Гриню, сообщил ему:

— Эх и дело раскопал! Теперь Алтунин у меня не вырвется. Теперь… — Кирюхин даже кулак сжал и потряс им с каким-то особенным чувством. — А вы вот что, — сказал он, подойдя вплотную к Гриню. — Вы на Дубкова приказ подготовьте. Похвалить надо.