— И тем не менее, — Кощег сильнее сжал пальцы и повел Злату дальше.

— Стоять! — коряга плетью в гать прямо перед ним ударила, едва ту не изломав. — Сам иди куды хошь, а девицу мне отдай.

Злата вздрогнула.

— Не можно это, — сказал Кощег.

— Обидеть хочешь? Жаль пленницы?

— А я не пленница, — возразила Злата.

— Да неужто, — глаза у болотника что плошки сделались. — А че ж как бессловесная корова, не мычишь даже?

— Была бы радость слова на тебя тратить, — Злата дерзко взглянула на него, не допуская сомнения, что именно так с болотником говорить и следует.

Водилась в Яви нечисть, злящаяся на дерзость и недостаточную вежливость, она, если к ней по-доброму обращаться, не только не пакостила, а помогала. Могла от смерти спасти или дела вела подобно домовым, в порядке дом держащим. Однако болотник к таковой не относился. С ним чем грубее и резче, тем лучше. Добрых слов он не воспринимал, считая выказыванием слабости.

— Ащ… огонь-девка, — болотник облизнулся. — Кто ж такая будешь?

— Невеста, — Злата кивнула на Кощега. — Вот он ведет меня в замок белокаменный по велению хозяина здешних земель.

— Ух ты! — восхитился болотник. — Хозяина, значит. А известно ли тебе, девица…

Кощег молча упер острие сабли в его направлении.

— Разругаться хочешь⁈ — заверещал болотник. — Смотри! Пути перекрою, никогда через болото не пройдешь!

— Ты ж его обитателям не хозяин, — напомнил Кощег.

— Одно дело от них уйти, а совсем другое в туманах сгинуть. Напущу на тебя, никогда правильного направления не сыщешь. Посмотрим!

— Не ссорьтесь, — приказала Злата. — Знаю я как спор разрешить.

Пальцы сильнее сжались, предупреждая. Злата ответила тем же, мол, знаю, что делаю, не вмешивайся.

— И…и-и… — протянул болотник.

— Слухами земля полнится. Сказывают, если встанешь ты во весь свой рост, макушкой в небо упрешься, — произнесла Злата.

— Неверно, — подыграл ей Кощег. — Он лишь прыгать горазд. Как прыгнет, потянется за ним жижа, она же обратно к болоту притянет. Со стороны может показаться, будто встал, да кривда это.

— А вот и нет! — заспорил болотник. — Я велик и могуч!

— Всегда мечтала найти муженька великого да могучего себе под стать, — произнесла Злата и усмехнулась.

— Так это ж я! Я! — закричал болотник рукой-корягой о руку-корягку ударяя, подражая людям в ладоши хлопающим. — Видишь, как все складывается?

— Докажи, — потребовала она.

— Слово ж мое верное, неужто не веришь?

— Да что же ты как уж живой на раскаленной сковраде?.. — прошипел Кощег.

— Ах так, ах вот вы как! Ну смотрите. Покажу насколько я велик! — с этими словами начал болотник погружаться, вокруг него темные и ржавые круги пошли, а затем выстрелило ввысь тело тщедушное, только след из жижи болотной за ним потянулся.

Не теряя зря времени, ударил Кощег саблей по жиже этой, путами ноги болотника связавшей и должной обратно в болото возвратить. Распалась она отдельными каплями, те в болото рухнули, а Кощег кинулся бежать, увлекая Злату за собой.

Визг и крик их сопровождали. Гать под ногами то вздыбливалась, то опадала, но держала крепко. Остановились, тяжело дыша, только когда гать едва по лбам не ударила обоих, а и сама земля, видать, пошатнулась. Стонал далекий лес, кряхтел сучьями, видать куда-то в него рухнул болотник. Злата надеялась, нескоро он до своего болота доберется. По крайней мере, успеют они миновать его, а потом… может, не придется возвращаться этой дорогой.

— Отомщу! Ох, отомщу! — донеслось издали.

— Видать, хорошо приложился в этот раз, силы на обратный путь не бережет, в крике обиду выплескивает, — рассмеялся Кощег.

— Что значит: в этот раз? — спросила Злата. — Ты такое уже с ним проделывал?

— Кто ж сказания об охотнике из лесного моря не ведает, который кочечного обманул и спас брата, в беду попавшего? — спросил Кощег.

Злата уязвленно вздохнула. Успела возомнить себя хитрой да умной, загордилась даже.

— Вот только на мои предложения встать он бы уже не поддался, — договорил Кощег. — Вовремя ты вспомнила и держалась безупречно.

— Грубила ты хотел сказать? — добрые слова пришлись по сердцу, но Злата решила вида не подавать.

— Острый ум отличается знанием как и с кем себя вести следует.

— Скоро он до болота доберется? — поинтересовалась Злата, а-то уж больно щеки запылали.

— Не тревожься, душа-девица, мы к тому времени уже на сушу выйдем.

— А преследовать нас не будет?

— Поглядел бы я на это… но не удастся. Болотник долго не может без своего болота, потому спешит он в него сейчас со всей возможной скоростью. Иссушит его земля, солнце испепелит даже сквозь тучи, любое чудище загрызет, если отыщет.

— Тогда давай и мы поспешим.

Путь-дорога длилась, длилась, тянулась. Над водной поверхностью плыл туман, а под ней… Злата старалась не заглядывать, но глубина приковывала к себе взгляд, манила. Ноги сами собой к краю гати заворачивали, и дыхание болота вовсе не казалось гадким. Наоборот, висели в воздухе ароматы трав и русальих цветов. Мерно покачивались крупные круглые ярко-зеленые листья. И сама вода — стоячая и темная, сокрытая ряской и рассекаемая играющими в салки водомерками — не чудилась зловещей.

Хорошо на болоте, спокойно. Так шла бы и шла, а лучше улеглась на донышко будто на перину и забыла все тревоги и волнения, ни о чем не думала, никуда не стремилась. Год за годом пролетали бы, век за веком, пока не ступила бы на гать нога человеческая. Посмотрел бы молодец в глубины, увидел Злату и полюбил искренне, навсегда с нею остался бы в покое и тихой радости.

Что-то удерживало Злату за пояс, мешало уйти в тихое счастье безвременное. В непонимании опустив взор, разглядела она веревку и не вспомнила, кто повязать ее посмел. Пальцами, отчего-то плохо повинующимися, в нее вцепилась, да куда там. Мало того, что она с трудом шевелиться могла, еще и узел хитрым оказался. Ворог проклятый в полон ее взял, не иначе…

В вышине каркнул ворон, и Злата мгновенно очнулась от дремы наяву, задрала голову, но ничего в хмари белесой, скрывавшей небо, рассмотреть не сумела. Ворон всегда казался птицей вещей-злокозненной, верным спутником повелителя Нави, однако нынче он спас. Может, и сам того не ведал, но Злата была ему искренне благодарна.

«Вот же дура, — обругала она саму себя, — едва к самому краю гати не подошла. Вот уж болотник порадовался бы обнаружив по возвращении синюшный труп раздутый да обезображенный».

— Самый страшный враг на свете — скука, — проговорил Кощег тихо. Вмешиваться он и не думал, похоже, просто стоял и смотрел в отдалении, как Злата саму себя чуть не сгубила. — Вот так бредешь, бредешь, а ничего не происходит. Рано или поздно начинает казаться будто шагаешь на месте и никогда это не кончится.

— Мог бы и помочь!

Он приподнял бровь и усмехнулся.

«Ну ясно же, — поняла Злата. — Он ведь слово дал провести меня к озеру, от чудищ оберегать, хищных зверей, могущих по пути встретиться, отгонять. Однако ж не хранить от себя самой! Кинься я в воду, ничего не стал бы делать, и совестью опосля не страдал. Впрочем, было бы чем страдать. Совести у него нет и не было никогда».

— И получить нож в спину? Благодарю, душа-девица, не хочется.

— Хватит уже ко мне так обращаться! — разозлилась Злата. — Нет у тебя ни души, ни совести!

— Хорошо, как скажешь, — перечить он и не подумал.

Она сжала кулаки и снова мысленно обозвала себя дурой. А ведь почти уж поверила будто с другом идет. Начала всерьез рассчитывать на этого мерзавца, слугу Кощея! Да он же, пусть и человек, сам почти что нечисть: закладной.

— А веревочка-то непростая и узел — тоже, — проговорил он словно бы себе под нос, но Злата расслышала. — Прыгнула бы в воду, в себя пришла, я б тебя и вытянул. Но никак не раньше. Чай не видала ни разу на какие дела зачарованные способны?

Рассказывали. Когда Злата еще мала была, полюбил деву лесную один дружинник. Частенько он на охоту ходить стал, да не в простой лес, а в чащу, где и встречался со своей милой… Хотя скорее та просто очаровала или зелье любовное дала. В конце концов, нечасто молодцы в зеленокожих сморщенных созданий влюбляются, у которых всей прелести (и этого не отнять) глаза ясные цвета неба весеннего да золотые волосы невообразимой длины. Лесная дева их в родник складывала, а вода несла далее. Впадал родник в речку, а та — в еще большую. И бежала-бежала к морю-океану. Там люди специально песок донный просеивали и часто находили золото.