Дверь в горницу со скрипом отворилась. На пороге показался давешний мальчишка с большим кувшином и широким блюдом с вяленой рыбой.

– Сын мой, Кёль, – гордо представил того воевода, – Боги одарили его великим даром. Если не запустит, сильным да умелым воином станет!

– Видали, ловко бьётся, – похвалил Турбьёрн, чем вызвал у мальчишки счастливую радостную улыбку.

– Гостями моими будете, – сказал Хвитсерк, когда Кёль закончил разливать пиво по деревянным чашкам и тихонько присел на краешек лавки.

Турбьёрн и Флоси одновременно кивнули.

– Там, на причале, драккар наш, Морской змей, – чуть погодя вспомнил сотник, осушив первую кружку пива, – Пошли кого, воевода, пускай скажут нашим, что мы задержимся, да что ладно между нами всё.

– Пошлю, – кивнул Хвитсерк, – Кёль, скажи Гуннару, пускай возьмёт десяток.

Мальчишка тут же вскочил, бросился за дверь.

– Зачем же десяток? – удивился Флоси, – Мальца одного хватит!

Киевский воевода окинул того внимательным взглядом.

– А скажи мне, хирдман, что с драккаром моего родича стало? – вкрадчиво поинтересовался Хвитсерк.

– Как что? – ещё больше удивился Флоси, чуть набычившись, – Наш он, по праву добычи!

– А пригнал его в Киев кто?

Флоси мгновенно утратил боевой задор. А сотник задумался. А ведь верно! Взять то драккар они взяли, да только в Киев его пригнали варяги тысяцкого Курбата. И что-то Турбьёрн не уверен, что Удача готов так запросто передать корабль в руки пятерых полоцких дружинников.

– Я тебе его дарю, воевода, – чуть помолчав, с достоинством произнёс сотник.

Флоси удивлённо распахнул рот.

– Слова, достойные великого вождя! – усмехнулся киевский воевода.

Оба, и Турбьёрн Ульфсон, и Хвитсерк Харальдсон прекрасно понимали, что даром назвать драккар можно было только с большой натяжкой. Продать его здесь, в Киеве, они смогли бы только Великому князю, а гнать обратно в Полоцк – рук не хватит. Да им бы Морского змея до дому довести, уже хорошо.

Турбьёрн и Флоси остались ночевать на подворье Хвитсерка. Вдоволь наевшись, напарившись в суровой словенской бане, где даже Тура проняло, и наигравшись с доступными теремными девками, все троя сидели во дворе, на длинной лавке, пили холодное пиво и чинно беседовали.

– Уж не знаю, друже, зачем ты нашему князю понадобился, – сказал киевский воевода, когда Турбьёрн пересказал ему суть предложения Игоря.

– Старый Асмунд воду мутит, – по-нурмански продолжил Хвитсерк, прикладываясь к корчаге с пивом, – Он пестун Ингваря. Ещё с Хельгу в Кенугард пришёл. Конунг его слушает. Хевдинг умный, по своему честный, но уж мудрёный больно. И с нами, людьми севера, не всегда ладит. Меня вот на кой то подставить хочет. Одно слово – варяг!

Потом было ещё пиво, и ещё девки. Турбьёрн, изрядно приняв на грудь, попросил воеводу помочь с продажей взятого в бою имущества. Хвитсерк, как показалось сотнику, не совсем понял, о чём тот его просил, но пообещал помочь непременно. Только – завтра. А сейчас ещё по одной!

Воевода Хвитсерк Харальдсон рассказывал Турбьёрну, как в молодые годы ходил в город царей Константинополь, служить императору Великой Византийской империи. Воины севера всегда там ценились. Они обладали ценным для императора умением – убивать. И делали это всегда хорошо. Но не задаром.

По словам Хвитсерка, именно там, в далёкой империи, он научился у тамошних мастеров меча и магии особым приёмам, которые тут же собрался показать. Тяжелая мозолистая ладонь Флоси вернула вставшего было из-за стола огромного норега.

– Завтра! – опомнился воевода, – Всё завтра!

Повоевав за императора, Хвитсерк с попутным торговым судном вернулся в Киев, где принёс присягу тогдашнему конунгу русов Хельгу, уже получивший своё прозвище Вещий.

Для конунга это оказалось удачно, тот как раз готовил поход на Византию. И воевавший за императора норег, опытный воин, имеющий вес и уважение в рядах северных людей, оказался для Великого князя Олега настоящим подарком. Сначала Хвитсерка поставили над сотней таких же морских головорезов, как и он сам, а потом, после удачной битвы, назначи воеводой.

– Спросить хотел, воевода, – икнул Турбьёрн, – Что за история между тобой, Улебом и варягом Яруном? И почему полоцкого варяга зовут Злыднем?

– А он и есть Злыдень! – ответил Хвитсерк, – Говорили, ещё в отрочестве пришёл Ярун в Кенугард с кривиченских земель, и уже тогда слыл умелым воином и целителем, за что Хельгу его ценил, ближнюю сотню доверил. Среди его дружинников шепотки ходили, что учился он лекарскому делу у жрецов, что словенскому богу Веселу требы кладут.

– Так почему Злыдень то? – не унимался Турбьёрн.

– Не перебивай! – рявкнул воевода, но тут же добавил тише, – Сказал расскажу, значит расскажу! На хазар мы тогда ходили. Ходили мирно, договориться, кто земли степные в каких местах от печенегов оборонять будет...

– Печенеги... Это? – перебил воеводу уже ничего не понимающий Флоси.

– Дрянные вонючие шакалы! – громко ругнулся Хвитсерк, – Правильного строя не знают, нападают из засады, в ближний бой не идут. Бьют луками с коней, а как поймут, что дело жареным пахнет, так в степь уходят. Не догнать их на своих двоих. Конунг наш недавно ходил на них.

– И как, побил? – опять влез пьяный вдребезги Флоси. Турбьёрн зло ткнул того в бок, мол, не лезь.

– Не-а! – икнув, грустно сообщил воевода, – Не побил, но и не проиграл. Договорились они. Жить в вечной дружбе. Однако веры копчёным нет.

– А как Хельгу? Договорился? – напомнил Турбьёрн.

– Какой Хельгу? Так он умер давно! Я тебе про другого конунга говорю! – разозлился Хвитсерк.

– Так Злыдень же! – рявкнул полоцкий сотник.

– А он при какой тут? – тоже повысил голос воевода, – Злыдень конунга спасти и не сумел! Ингварь его Злыднем и прозвал, за то, мол, что тот нарочно толково целить не стал!

Турбьёрн открыл рот... И закрыл. Вот так новость! Полоцкий варяг Ярун, толковый целитель и ученик словенских колдунов, поклоняющихся богу Велесу, не смог спасти от болезни Великого Киевского князя Олега Вещего. Интересно выходит.

– Обиделся на конунга Ярун, собрался и ушёл в родные леса, – продолжал чуть успокоившийся Хвитсерк, – А сотню варягов тех Улеб, по слову Ингваря, под себя взял. Они с Яруном не очень ладили, после того, как я с братом его...

– А Хельгу как умер? – спросил Турбьёрн.

– Плохой смертью, от яда змеиного, – грустно вздохнул Хвитсерк, пригубив пиво, – Пусть там, в светлом Ирии, вечная ему слава!

– А Ярун, выходит...

– Не сумел варяг яд вытравить, поздно уже было, – пояснил воевода, – На час бы пораньше прискакал, справился бы. А так, сам чуть живой из шатра вышел, одна кожа да кости, да глазищи зелёным светятся. Но Хельгу спасти не сумел. Сам бы не видел, не поверил бы. Как будто мертвец сухой поднялся.

– А куда Ярун отъезжал то? – спросил Турбьёрн.

– Да кто знает, по мелочи какой-то, – махнул рукой киевский воевода, и продолжил рассказ.

А Турбьёрн задумался. Надолго. Хвитсерк ещё что-то невнятно рассказывал сотнику про те времена, но тот не слушал. Очень уж интересно Турбьёрну узнать, на что способен старый полоцкий варяг?

Так и уснул Тур за столом, под бормотания киевского воеводы. Который, чуть позже, также громко захрапел на всю горницу, сотрясая гулом дубовые стены.

В Киеве Турбьёрн со своими хирдманами провели чуть больше седмицы. Полоцкий сотник, пользуясь покровительством Великого князя и одного из его ближайших воевод – Хвитсерка Харальдсона, успешно налаживал торговые связи с лучшими киевскими людьми.

Поначалу никто не хотел иметь никаких дел с залётным чужаком-нурманом. Но стоило Турбьёрну разок сверкнуть витой золотой гривной да покрутить на пальце именной перстень Игоря Рюриковича, как толстомордые киевские купцы мгновенно менялись в лице и с удовольствием принимали полоцкого сотника. Понятное дело – ссориться с человеком Великого князя никто не хотел.