– Ааа! – взревевший Сигурд, успевший вскочить на ноги, отбросил в сторону щит, высоко подпрыгнул и ударил. Мощно, сильно, красиво, с двух рук. Ледяной кол саженной длины, выросший в руках парня в последний миг, пробил медведю загривок, и вышел снизу, намертво пригвоздив того к земле. Лёгкий разряд прошёлся по всему телу мишки. Сигурд задёргался, волосы вздыбились, тот разом стал похож на взъерошенную весеннюю ворону.

Медведь засучил задними лапами, силясь подняться. Ярун, выхватив из-за пояса топор, метнулся к лежавшему на земле зверю и ударил. Раз, потом ещё раз. Медведь взревел, попытался достать варяга лапой. Тот легко уклонился, и особо сильный ударом снёс зверю голову. Разум в глазах умирающего зверя мгновенно угас, раскрытая в злобном рыке морда задеревенела.

Сигурд, чуть поддёргиваясь, сполз с туши убитого на землю и чуть слышно застонал. Морозец, подошедший сбоку, начал увлечённо рассказывать Рёнгвальду:

– Вот это зверюга! Шкура толстенная, железо не пробьёт, а если особо сильно ударить, то и молнией получить можно. Ох, Перунов зверь! Представь, княже – строй наших с такими вот щитами, да в таких бронях! Да ни один враг не устроит!

Рёнгвальд мгновенно развернулся и внимательно посмотрел на парня. Тот хоть понимает, что он сейчас сказал?

Морозец продолжал нахваливать умершего зверя, осторожно щупая лапы, трогая шкуру, живот, зачем-то полез медведю в пах. Направленного на него заинтересованного взгляда увлечённый дружинник не замечал.

– Княже, зверя тут разделывать станем или на волокушу, и до лагеря? – спросил Ярун, вытирая кровь с лезвия топора о шкуру убитого медведя.

– Здесь разделаем, такую тушу до лагеря до вечера не дотащить, умаемся, – махнул рукой Рёнгвальд, снимая с меча заклятье и пряча клинок в ножны.

– Непонятно только, чего он на нас напал? Ушёл бы, мы б его и не догнали, – продолжал тем временем Морозец, прекратив шарить у медведя в паху, и обходя тушу со всех сторон.

– С голодухи, – сказал другой подошедший дружинник, указывая на брюхо поверженного медведя, – Время уж почти лето, а жирка мишка не нагулял. Кушать хотелось, вот и напал.

И действительно. Вблизи стало видно, что жира у зверя почти нет, так, кожа да мясо. Ярл пальцем потрогал шкуру. Остаточный заряд молний мгновенно вздыбил волосы Рёнгвальда.

– Хотя самое время для них, – сокрушенно проговорил дружинник, имя которого ярл никак не мог вспомнить, – В реке рыбу половить, ягод поесть. И в берлогу спать завалиться.

Один из оставшихся в живых отроков поднял отрубленную медвежью голову, повертел в руках.

– А ну дай сюда, – потребовал Ярун, выхватывая из рук отрока ценный трофей, и пряча его в заспинный мешок.

– В Плоцк вернёмся, в мёд положу, – пояснил он Рёнгвальду, – Высушим, и в палате княжьей повесим.

– Годно, – согласился Рёнгвальд.

Лежавший на земле Сигурд, застонав, сел. Пригладил вставшие дыбом волосы, растёр руками лицо. Вид у него был, прямо скажем, потрёпанный.

– Как ты, брат? – насмешливо спросил Рёнгвальд, подавая тому руку и помогая подняться, – Ай-да ещё поохотимся? Дивный зверь!

– Ага, – недовольно пробурчал Сигурд, пошатываясь. Его тело время от времени содрогалось, парень болезненно кривил лицо.

– Теперь никаких медведей! И никаких варяжских ударов! – сказал тот, и пошатываясь, поплёлся в глубь леса.

– Здрав будь, княже! – стоявший перед Рёнгвальдом широкий плечистый смерд в простой грязной нестираной рубахе поклонился в пояс, – Кривым меня кличут.

Князь разглядывал его с нескрываемым интересом. В большой палате, где они находились, было шумно. Несколько дружинников, Геллир, Ярун, старейшина Ядвиг, ещё пара уважаемых полоцких людей. Стоят, говорят вполголоса. С таким же интересом, как и их князь, поглядывают на смерда, но с расспросами не лезут.

Этого кузнеца привёз вернувшийся пару дней назад с дальнего селения Сигурд. Парень, по указу Рёнгвальда, крепостицу отстроил, поставил башенку дозорную, и оставил в ней пяток отроков на охране, а сам вернулся обратно в город. Про кузнеца сказал, мол, человек полезный, нам пригодится.

Кривой был – кривым. Правый глаз сильно косил влево, придавая смерду немного глуповатый вид. Хмурое лицо в частых ожоговых шрамах, свёрнутый на сторону большой нос. На вид не старый ещё, лет тридцать. Куцая белая борода, проплешина на затылке. Одет смерд был обычно – простая рубаха с вышивкой в нужных местах, говоря каждому знающему, что перед ним свободный человек, кожаный пояс с небольшим ножом в таких же кожаных ножнах, штаны из некрашеной грубой шерсти, и... сапоги.

Одно лишь наличие сапог говорило ярлу, что стоявший перед ярлом смерд – человек непростой. Его то пахари да ремесленники в основном босые да в лаптях хаживали. А у Кривого сапоги. И не самые плохие.

– И ты здрав будь, вольный человек, – уважительно кивнул Рёнгвальд, – Кто ты, что умеешь?

– Дозволь, княже, сперва подарок тебе сделать, – чуть ли не перебивая ярла, произнёс кузнец. Рёнгвальд нахмурился, но все же мотнул головой. Уловив разрешающий кивок, Кривой снял с пояса кожаные ножны и с полупоклоном протянул руку вперёд. Стоявший близь княжьего трона мальчишка из дворовых холопов живо метнулся, принял у Кривого ножны, и так же резво передал подарок князю.

Рёнгвальд не спеша вытащил нож. Вопросительно посмотрел на кузнеца. Ну, ножик как ножик. Хороший. За него на торге резан дадут. Ну, может чуть больше.

Кривой усмехнулся. Показал пару дырок во рту.

– Даром пощупай, княже, – уловив немой вопрос, предложил кузнец. Рёнгвальд пустил в мёртвый металл капельку своих сил. На клинке едва заметно проглянулись узорчатые магические руны. Да какие! Ух, сколько стоило сил Рёнгвальду сдержать лицо. Ярл метнул быстрый взгляд на кузнеца. Тот ухмыльнулся ещё шире.

– Все вон, – негромко, но властно произнёс Рёнгвальд. Ничего не понимающие соратники послушно удалились, плотно прикрыв за собой дверь. Кривому ярл указал, мол, останься, хотя тот и не думал уходить. В большой палате их осталось двое.

Ярл испытующе посмотрел на кузнеца. Тот взгляд выдержал спокойно, с достоинством.

– Кто ты, что можешь? – медленно повторил свой вопрос Рёнгвальд.

– Я – мастер, – гордо выпрямив спину, ответил Кривой, – Слыхал про таких?

Рёнгвальд едва заметно кивнул, прикрыл глаза, задумался. Про мастеров ему пару раз рассказывал отец, хевдинг Олаф. Мол, мудрые боги, увидев скрытое знание, недоступное другим, одарили человека не боевым даром, а даром созидания. Такие люди могли заковывать силу в предметы – создавать зачарованное оружие.

Но работа настоящего мастера никогда не сравниться с колдовством какой-нибудь вёльвы. Такие люди рождаются не так часто, и создают настоящие магические артефакты! Олаф сам несколько раз видел такого мастера. В кузнях прежнего конунга всех норегов Эйрика. Именно тот мастер выковал для того страшное оружие, позже ставшее прозвищем конунга – легендарную Кровавую Секиру.

Мастера есть у многих великих правителей этого мира. Поговаривали, что у императора ромеев, владыки далёкой Византийской империи, есть целый город, заселённый такими вот одарёнными людьми. Именно поэтому те земли так богаты и плодородны, и никто не рискует посягнуть на них.

– Рассказывай, – вполголоса проговорил Рёнгвальд, заворожено рассматривая заготовку магического артефакта.

– Дар мой не велик, княже, – с достоинством сказал Кривой, – Но у многих мастеров нет и малой части того, чем владею я. Дозволь?

Кузнец махнул рукой на голову бурого медведя, прибитую к стене над креслом ярла. Рёнгвальд поднялся, снял трофей, протянул Кривому. Тот повертел голову в руках, удовлетворенно хмыкнул.

– Дивный зверь, – после некоторой паузы наконец произнёс кузнец, – Хочешь, княже, лук иметь, способный так же как он, – Кривой указал на голову, – Молнию метать?

– Что нужно? – быстро спросил Рёнгвальд. Голос его звучал спокойно и размеренно, но видят боги: сколько душевных сил стоило ярлу удержать лицо невозмутимым!