- Чуть до греха не дошло, Архип, - выдохнул тот. - Вовремя явился ты... Кабы не твой язык, уж и не знаю, удержал бы я их...

- От чего не удержал, отец? - почесал затылок колдун, он все еще ничего не понимал.

- Ох, прости, запамятовал совсем с перепугу, - встрепенулся священник. - Тебя ж не было здесь. Третьего дня на заимку охотничью волки напали. Там две семьи жили, братья с женами да детьми, ты вряд ли с ними когда пересекался, они из татарских выкрестов. Ни с кем особливо не общалися, жили уединенно. Я сам-то их и не знал почти, разве что младших детей в том году крестил. Семеро их, детей, то есть, на двоих всего было у них, кто чей не разобрал, прости уж. В общем, на хутор их волки напали, и выгрызли всех под корень, мужиков, баб, детвору. Одна дочка осталась.

Архип присвистнул:

- Во дела... А она как жива-то осталась?

- Да Бог ее знает! Ее ж без чувств нашли на теле отца. Всю в крови измазанной. Но в чем соль, вся кровь-то чужая. А на самой не единой царапинки. Мужики даже там же порешить хотели от греха подальше, думали волколачка какая, оборотилась и семью задрала. Да я не дал. Решил дождаться, пока проснется да расскажет, что приключилось. А она до сих пор не проснулась. Уж сколько дней лежит, не шевелится, не дышит почти. А недавно чернеть начала. Как будто мхом покрываться. Как тот цыганенок в лесу, помнишь? - Архип вздрогнул и кивнул. только сегодня вспоминал, не спроста все это, ох неспроста. - Я уж и не знаю чего делать. Святой водой окроплял, молитвы читал, вроде помогает, отступает чернота, но ненадолго, а как возвращается, так в разы хуже. Сам-то я ее не трогаю, красива чертовка сверх меры, баб омывать ее приглашаю. Кто-то и растрепал о порче этой. Мужики и взбеленились. Говорят бесами она одержима. Вбили себе в головы стоеросовые, что сжечь ее надобно. Проклятая мол, и через нее всех проклянет. Пол села подбили, пришли требовать аутодафе. Ежели б не ты, то не знаю, удержал бы, - закончил он.

После найденной вороны, Архип чего-то подобного, если честно, и ожидал. Все события оказались связны друг с другом - нападения мяцкая, татарской, между прочим, нечисти, похищение младенцев, теперь вот жестокая расправа с татарскими выкрестами. Волки, значит. Знать, те самые, что гнали Архипа с Пантелеймоном. И девка эта еще... Почему и как она осталась в живых? Ведьма? Или заключила с кем договор? А бес его знает.

- Ну веди, отец, посмотрим на татарку эту твою.

За алтарным покоем была комнатушка, крошечная едва сажень на полторы, где стояли только столик да кровать. Была она пристроена, дабы было где священнику перевести дух в большие праздники, когда приходилось бдеть по нескольку ночей подряд. Теперь на той койке лежала молодая девица неописуемой красоты. Смуглокожая, с черными, аки вороно крыло, волосами, сейчас живописно разметанными по подушке, а собери в косу, то в бедро толщиной будет, наверное, с высокой полной грудью и осиной талией, она даже в самом наирасправеднейшем праведнике могла вызвать греховные мысли. Особенно, ежели учесть, что наготу ее прикрывала только одна лишь тонкая ткань, насквозь пропитанная потом, и от того только больше подчеркивавшая, нежели скрывавшая девичью стать.

- Ох ты ж растак твою разэтак, - хрипло выругался Архип, у которого от одного взгляда на все это великолепие сперло дыхание и пересохло во рту. И ведь не мальчишка совсем, у которого любовная лихорадка в ушах плещется, всяких красавиц в жизни своей повидал. А от вида татарки чуть челюсть не отвесил.

- Пробрало? - ехидно осведомился из-за спины Григорий.

- Еще как, - признал колдун. - Откуда она такая появилась-то? Ведь прознай наши деревенские о такой-то девке, так хутор отца ее под чистую снесли б за одну ее улыбку.

- Истину говоришь, Архип, - кивнул священник. - Лютая девка. Скажу тебе как на духу, Архип, побаиваюсь я ее.

- Или того, что в башке твоей водится, боишься, старых греховодник? - хмыкнул больше по старой привычке подначивать приятеля и общей мерзотности характера, чем по какой-то иной причине, колдун. Внутренне же согласился с попом. Рядом с такой красавицей любой здоровый мужик, да и больной, тоже, начинает думать не той головой, что следует. И как только батя ее такое сокровище спрятать умудрился?

- Чтоб у тебя язык отсох, - столь же привычно ругнулся священник. - Я свой обет блюду и жене единственно верен.

- Ну блюдешь и блюдешь, - хмыкнул Архип и с любопытством приподнял край покрывала. Господь Вседержитель и все его ангелы! Все выпуклости были идеально выпуклыми, а все вогнутости идеально вогнутыми, не бывает в природе таких идеальных линий, она ж словно из-под резца античного скульптора вышла. Придраться совершенно не к чему. Разве что к легкому черному пушку, угнездившегося в ложбинке между грудей, в подмышках, пупке и на лобке девушки. Но в том не было ее вины, поскольку этот "пушок" тут же уставился на колдуна мириадами крошечных паучьих глаз. - Да... - протянул он, - кажется я начинаю к этим глазенками привыкать..

- Что, Архип? - удивленно переспросил поп, услышавший бормотание.

- Говорю, что согласен с тобой. Та же эта дрянь, что тогда у цыганенка была, когда он в чудовище немертвое обратился.

- Что будем делать Архип? Ведь сожрет девку хворь эта.

- Ежели ничего не будем делать, то однозначно сожрет и не подавится. Но и я никогда прежде с таким не сталкивался, средств у меня супротив нее особо и нет.

- Так что? Все зазря?

- Ну зазря не зазря, - задумчиво пробормотал колдун и перед глазами его встало окровавленное лицо Агнии, другой совсем еще молоденькой девчонки, принявшей мучительную смерть по вине такой же вот странной черной "плесени". - А попытаться стоит.

По прикидкам колдуна сейчас как раз луна пошла в убыль, а значит для колдовства на исцеление да избавления от несчастий время лучше не сыскать. Отдав Григорию указание отловить пару ребят, да перед самым закатом принести девку к Архипову дому в баню, он отправился готовить все необходимое для ритуала. Первым делом заскочил к старосте, где поведал о произошедшем в Рудянке, да передал уже собиравшимся в обратный путь Игнату с Митькой согласие Григория. Оттуда зашел в кузницу, там взял нож. Плохонький, не точенный, но этого и не требовалось. Главное, чтоб еще по назначению не использовался. Потом в купеческую лавку. А там Дарья. Слегка помиловавшись в кладовке с полюбовницей, вроде и не молод уже, а иногда подбивает на такие вот глупости, приобрел два фунта соли, что поделать, соль - она первейший помощник в колдовстве, без нее никуда, несколько листов писчей бумаги побелее, да новую мочалку, отправился домой, топить баню.

В бане, естественно, уважил банника, чтобы тот не помешал ритуалу, растопил печь и натопил несколько кадок талой воды. Причем выбирал самый белый, самый чистый снег, чтобы, по возможности, без листьев и травы, без печной сажи. К темноте принесли девку на носилках, кутанную в шкуры, чтобы не заморозить. Архип распорядился уложить ее на полог и выгнал всех, включая Григория за порог. А зевак, признаться, собралось, как всегда, предостаточно. Помимо Дарьи с Мишкой, Григория да старосты с женой заявилось еще человек с десяток. Тех что посмелее, так-то к дому колдуна без нужды старались не бегать. Сбросив с девицы все покрывала и в очередной раз невольно залюбовавшись ее точеной фигурой, Архип сам разделся, оставшись только в исподнем, все-таки в бане было очень жарко, и поставил на печь сковороду.

Высыпав в сковороду всю приготовленную соль, он принялся медленно посолонь мешать ее ножом, медленно и размеренно напевая заговор:

Соль чиста, чиста, чиста,

Словно с чистого листа,

Жизнь без зависти чужой,

Глаза злого за спиной,

Колдовство бывает разных сортов. Есть церковное, христианское, пусть попы никогда и не признаются, но это именно оно, колдовство самое настоящее. И зиждется оно на непоколебимой вере в Христа. Поэтому иной мужик может две палки поперек сложить и упыря трусливым зайчишкой по полям гонять, а другому хоть самим митрополитом освященную раку с мощами всучи, так он ей только что по башке нечисть постучать и сможет, больше пользы никакой.