В избе ловить было нечего и вконец расстроенный Архип вышел наружу. Священник с охотниками еще не явились, и их не было видно на всей дороге вплоть до вершины холма, а потому он решил сходить по следу. Авось что подвернется. На всяческий случай, он взял из дома белую тряпицу, и оставил углем на двери короткую записку, указывая последующим за ним идти к лесу, а там искать белые вешки. Ежели из деревни придет поп или сам староста, они прочтут, а ежели нет... Ну что ж, такова, видимо судьба его.
До леса дойти сложности не представляло, как и увидеть тропу, по которой бежал похититель. Судя по всему размерами он не слишком уступал давешнему верлиоке, а умением двигаться по лесу так сильно уступал, поскольку несся, не разбирая пути, ломая ветви, приминая траву и даже вырывая кустарник. А главное, тонким своим нюхом, натренированным годами занятия алхимией без помощи инструментов, Архип уловил едва заметный мерзкий запах. Аромат мази, который он сдуру выдал дочери пасечника. И, оторвав кусок материи и повязав его узлом на ветке, Архип, ведомый виной и злостью, ничтоже сумнящеся, бросился в погоню. Каждую пару десятков шагов он останавливался, чтоб повязать новый лоскут, тщательно проверяя, чтоб от одного всегда было видно другой. Да, он торопился, но, не особо представляя с чем предстоит столкнуться, не желал лишиться хотя бы даже и призрачной надежды на помощь. И, тем не менее, двигался Архип быстро.
Через сотню или чуть больше шагов в небольшом овражке он обнаружил изорванную девичью одежду. Даже не будучи следопытом, по разметанным траве и листьям он догадался, что здесь монстр надругался над своей несчастной жертвой. Но не бросил, убитую, не оставил, а потащил куда-то дальше. Строго говоря, Архип не очень понимал, зачем было нести девку даже сюда. Хотел снасильничать? Так почему не отловил одну ее, зачем всю семью убивать? Явно в вопросе была замешана не одна похоть. Месть? Но зачем тогда в лес тащить? Жертва? Несет ее кому-то другому? Тогда почему не донес? Не утерпел? С каждым новым вопросом в голове колдуна все сильнее и сильнее отдавался стук сердца, а руки сжимали рукоять топора все сильнее.
Запах мази крепчал с каждой пройденной саженью и Архип набирал темп. В лихорадочной гонке он уже пропустил несколько вешек, и теперь боялся, что помощь потеряется и не сможет его догнать. В какой-то момент он остановился, чтобы передохнуть и все таки привязать один из последних лоскутов. И он услышал звуки, которые ни с чем не спутаешь. Приглушенные расстоянием, но вполне ясно различимые в лесной тишине шлепки голой плоти о другую, кряхтения, хрипы и постанывания. Да, такое ни с чем не спутаешь, но при этом было в них что-то мерзкое, что-то противоестественное. Что-то совершенно нечеловеческое.
Архип припустил вперед и выскочил не большую полянку. Там он увидел одну из самых мерзких картин в своей жизни: над распластанным среди корней дерева обнаженным, залитым кровью девичьим телом склонился громила, немногим уступающий статями тому медведю. Громадина, удовлетворенно ухая и покряхтывая, то и дело заливаясь истеричным смехом, ритмично двигала бедрами меж распластанных ног своей жертвы. Со своей позиции Архип видел только только безвольно закинутую набок голову Агнии, страшно изуродованную и избитую, да спину громадного выродка, странно перекособоченную слева, покрытую мелкой иссиня-черной шерстью. Архип до сих пор знал несколько боевых чар, но тварь была слишком близко к своей жертве, а потому, не долго думая, он размахнулся и швырнул в нее топор.
С громким чавканием топор почти по самый обух вонзился в спину. Тварь заревела и кубарем скатилась с девки, полностью открывая ее истерзанное тело. И от одного только беглого взгляда кровь в жилах колдуна вскипела: отбросив в сторону крест и сложив пальцы в сложный узор, он с огромным усилием вытолкнул наружу несколько Слов. Но и жест от длительного отсутствия практики, и произношение оставляли желать лучшего, а потому пальцы тут же пронзила резкая боль, а по губам словно треснули яловым сапогом. Но заклинание сработало, почти как должно и колдун, сплевывая кровь и вытирая скрюченными руками опухшие губы, с удовлетворением наблюдал, как нечеловечески огромный срамной уд бугая исчез в ослепительной вспышке взорвавшейся шаровой молнии. Бессмысленно, и, по дельному размышлению, бесполезно, но гнев требовал выхода. К превеликому сожалению, занявшееся было на его шерсти пламя тут же потухло, но короткого момента было достаточно, чтобы разобрать, что помимо мерзкой темного мерзкого пуха, больше похожей на плесень, все тело насильника было покрыто мириадами мельчайших черных точек-глаз. Казалось, что он целиком состоял из той самой необычной порчи, что поселилась в Архиповом доме.
Тварь схватилась огромными ручищами за пах и истошно взвыла, оплакивая потерю своего достоинства. Воспользовавшись моментом, Архип подхватил с земли крест, перевернул его, словно Петров Крест, длинной нихней частью вверх и взял за короткую, чтовно кинжал. В несколько шагов подскочив к бесовскому отродью, он без затей вогнал божий символ тому в раззявленную пасть. Вопль сменился булькающими звуками и образина неуверенно попятилась. Изо рта ее валил густой темный дым, а глаза, и прежде мутные и белесые, совсем утратили присущую человеку глубину, отныне более напоминая мертвые стеклянные бусины. Но помирать чудовище явно не собиралось. Даже наоборот. В какой-то момент доровяк перестал жалобно подвывать, сжимая руками причинное место. Он выпрямился во весь свой немалый рост, распрямил свои кривые плечи, словно хвастаясь косой в них саженью, а потом... разорвался напополам. Вдоль груди от одной подмышки до другой кожа натянулась, сперва пошла трещиной, а потом с мерзким влажным треском расползлась в стороны, разбрызгивая по сторонам черную кровь. Архип ожидал увидеть в чудовищной ране внутренности и осколки ребер, но там оказалась громадная пасть с редкими острыми кривыми зубами. Теперь становилось понятно, как погибли жители хутора.
Новоотрощенной пастью чудовище издало негромкое бархатистое рычание и с неописуемой стремительностью ринулось на обидчика, сбивая того с ног и норовя откусить голову. У колдуна не было никакой возможно отреагировать на бросок. Увернуться или даже нормально защититься. Единственное, что он смог, это выставить вперед руки со сжатым в них топором, вгоняя древко поперек пасти, не давая ей добраться до собственной плоти. И вот тут от неожиданности, Архип чуть было не выронил оружие и не стал жертвой монстра. Философские размышления о причине и способах перемещения топора из загривка монстра в руки оказались не лучшим подспорьем в смертном бою, поэтому усилием воли Архип отбросил их до более спокойного времени.
Из пасти отвратительно воняло тухлым мясом и застарелой гнилью, огромный синюшный язык, вылезший из нее, весь покрытый черной плесенью и какой-то слизью, омерзительно елозил по рукам, плечам, груди и лицу Архипа, покрывая те слоем липкой субстанции, источающей запах тухлых яиц. Желтые зубы пока бессильно скреблись по древку, не оставляя на нем даже следов, но колдун понимал, что рано или поздно, как бы ни была крепка рукоять этого воистину странного топора, руки его долго вес выродка не удержат, поэтому лихорадочно старался найти выход. И делать это следовало как можно быстрее. Пока что Архипа спасало только что существо совершенно не использовало руки, те просто болтались неуправляемыми плетьми.
- Господи Иисусе, - донесся со спины знакомый голос. Архип в этот момент был готов расцеловать надоедливого священника. Он уже собирался воззвать к помощи, но Григорий догадался сам. - Семен, да помогите же ему!
После этого оглушительно грохнул штуцер. Архип почувствовал, как крупнокалиберная, наверняка на медведя, пуля настолько мощно ударила в бок монстра, что сбросила его с колдуна. Едва освободившись, колдун откатился в сторону, уходя с линии огня. И, как оказалось,с делал это совершенно правильно: тут же, слившись в один дружный залп, рявкнули сразу три ружья. Из шкуры пытающегося подняться с земли чудовища, вылетели несколько кусков мяса, его, уже вполне успешно поднявшегося на ноги, отбросило назад на спину. Архип поднял голову, и увидел, как Семен поднимает могучий двухствольный штуцер для второго выстрела.
