Её заметили. По мере того, как Фиалка медленно подходила, пытаясь привести мысли в порядок, головы поднимались, лица поворачивались в её сторону. Разговоры смолкли. Последним повернулся Чертополох, сидевший к ней спиной.

Ошейник дернул её, и Фиалка поняла, что цепь натянулась. Остановившись, она несколько секунд смотрела в бородатые мужские и суровые женские лица, пытаясь понять, что чувствуют эти люди, наслаждаясь едой перед убийством других. Нет, поправилась она, не люди. Нелюди. И главный над нелюдями сейчас смотрел на неё. Без удивления, без гнева, вообще — как ей показалось — без эмоций. Но в глубине его глаз Фиалка вдруг увидела такую боль, что запнулась, растеряв слова. Что же творится в душе у этого оборотня на самом деле?

Сейчас он показался ей красивым, как никогда прежде. Впервые, за все время пребывания её здесь, девушка подумала, что если бы они встретились при других обстоятельствах… Кто знает, что бы было. Но обстоятельства были таковы, что ей нельзя было чувствовать к нему ничего, кроме неприязни. И все же, несмотря на страх, не смотря на праведный гнев, закипавший в ней, его глаза, взгляд, что-то цепляли внутри неё, какие-то ниточки и крючочки, которые, дергаясь, словно запускали теплые ручейки в её теле и душе. В груди Фиалки начиналось некое странное и непонятное ей противостояние. Словно в этот момент она делилась на две половинки. Первая из которых хотела вопить и орать, бросаться на него с кулаками, выдирать клочья его бороды и плевать ему в лицо. И вторая, которая хотела прижаться к широкой мускулистой груди, свернуться в клубок, как кошка, и снова ощутить всем телом те чудесные прикосновения, которыми он одарил её сегодня, впервые в её жизни.

— Я хотела… — начала Фиалка, не в силах отвести взгляд от фиолетовых глаз Чертополоха, но горло перехватили страх и волнение и голос дал петуха. Сидящие за столом рассмеялись. Девушка прочистила горло и сказала Чертополоху: — Я прошу вас отменить охоту!

Застолье ответило смешками, но большинство теперь смотрели не на неё, а на предводителя. Чертополох не изменился в лице.

— О чем ты говоришь? — спросил он негромко.

— Об охоте… — прошептала Фиалка, покраснев под его взглядом. — Вы же… Вы же убьете этих людей?

— Какое твоё дело до того, кого мы убьем? — медленно и зло проговорил он, вставая. Остальные не видели, но Фиалка, вдруг каким-то обострившимся зрением заметила проблеск сожаления на его лице. — Ты что, забыла своё место?

Он вырос перед ней, как гора, от которой Фиалка невольно попятилась. Краем глаза она увидела стоявшую в дверном проеме подсобки Пусю, на лице её был страх.

— А ну. Пошла. На место! — раздельно и громко проговорил Чертополох.

— Нет! — холодея от ужаса, сказала Фиалка. — Не смей трогать этих людей!

В наступившей тишине, казалось, что трещит подвешенное в воздухе напряжение.

Она ожидала, что он ударит. Страх перед физической болью затопил её, отодвинув в сторону и опасение за своих и переживания за чужих. Она уже видела, как Чертополох заносит свою огромную руку, как стремительно летит вперед пудовый кулак. Как хрупкие кости её лица, привыкшие к пальцам массажистов и косметологов, поддаются и разлетаются на куски под страшной силой, которую невозможно остановить…

Но Чертополох не ударил. Он молча шагнул мимо, одним движением сорвал цепь с кольца на стене и намотал конец на кулак.

— Прошу прощения, — глухо сказал он сидящим за столом. — Я скоро.

С этими словами он рванул цепь, так что Фиалка со сдавленным вскриком полетела на землю, и пошел за порог столовой, легко волоча её за собой. Ошейник врезался ей под подбородок, задрав голову и начав душить. Фиалка вцепилась в него руками, закатив глаза, судорожно пытаясь вдохнуть вдруг ставший дефицитом воздух и скребя ногами по траве, пока Чертополох, словно упряжной битюг, тащил её сквозь луг к своему дому.

Он швырнул её на пол в «её» комнате и навис над ней всей своей массой.

Фиалка сжалась в комок, закрывшись руками и лихорадочно пытаясь отдышаться. Подъем по лестнице на цепи следом за взбешенным Чертополохом дался ей нелегко. Болела шея, руки, которыми она цеплялась за жесткую кожу ошейника, чтобы не сломать себе шею.

Несколько раз он почти ударил её. По крайней мере движения его фигуры сказали Фиалке, что она в одном мгновении от сокрушительного удара или ударов. Но в последний момент что-то останавливало его. Причем девушка видела, что это не просто показуха, а в нем действительно борется желание ударить её с чем-то другим. Внезапно её разобрала злость.

— Ну давай! Ударь меня! Я же подходящий противник, да? — выкрикнула она ему в лицо.

Чертополох резко отвернулся и выпрямился. По пробежавшей по его телу дрожи и сжатым трясущимся кулакам Фиалка поняла, что именно в данный момент ему потребовались все силы, чтобы сдержаться и не убить его. Перевитые мускулами руки расслабились, и пудовые кулаки медленно разжались. Оборотень медленно обернулся и опустился рядом с ней на одно колено. Его обманчиво-спокойный вид напугал её больше, чем его ярость. Фиалка почувствовала, как вся её внезапная злость скапливается противным комком в горле, затыкая ей рот.

Словно молния, рука Чертополоха метнулась вперед и мягко, но стальной хваткой, его пальцы обхватили ей шею. Фиалка судорожно схватилась за эту руку, ощутив, что никаких её сил не хватит, чтобы предотвратить… предотвратить своё убийство.

— Говорю тебе последний раз, — спокойным голосом произнес Чертополох, но по едва уловимой дрожи девушка поняла, чего стоит ему спокойствие. — Если хочешь жить, не смей оспаривать мои слова или решения.

Гордость взметнулась в ней все сметающей волной, и Фиалка прохрипела:

— Ты можешь посадить меня на цепь… Но ты никогда не получишь меня без моего согласия!

— Ха! Я легко получу тебя прямо сейчас, если захочу! — процедил он. — И ничье согласие мне не нужно.

Фиалка разжала руки и раскинула их в стороны.

— Да, можешь. Можешь получить только вожделенный кусок мяса. Но таких кусков у тебя может быть предостаточно, верно?

Чертополох промолчал, молча сверля её взглядом.

— Так что не строй из себя всемогущего победителя! Ты всего лишь жалкий главарь жалкой банды наркош! И никогда не станешь никем иным!

Она не ждала ответа, но вдруг лицо Чертополоха исказила гримаса, и он глухо проговорил, делая четкие паузы между словами, выбрасывая их изо рта, словно отвратительных насекомых:

— Я уже был кем-то иным! — внезапно он отпустил её шею и его ладони обхватили лицо Фиалки. Чертополох приблизил губы к её губам так, словно собирался впиться в них поцелуем. Но вместо этого почти зашипел: — Да как ты смеешь судить меня! Ты, ничего обо мне не знающая! Ты составила мой портрет по этим трем дням? А что ты видела? Что? Ты только слегка поскребла поверхность, поняла? Ты не можешь заглянуть глубже! Ты видишь только то, что тебе показывают! Ты совершенно, совершенно не знаешь меня!

— Я только вижу, как ты измываешься над людьми и отправляешь их на смерть!

— Над людьми? — в его фиолетовых глазах зажегся огонь. — Ты считаешь себя человеком? Сколько тебе лет? Что ты сделала за это время своими руками? Что узнала о жизни, о мире? Живешь за чужой счет! Не помогла ни одному человеку за свою жизнь! Думаешь, самое время начать?

Фиалка молчала, подавленная горячностью в его голосе.

— Ты обвиняешь меня в жестокости? Осуждаешь мой образ жизни? Наверное, считаешь, что я живу в грязи и мерзости? Похоже, тебе не нравятся традиции моей жизни. А что ты скажешь о себе и своих дружках? Вы, гребанные мажоры. Паразиты на теле своих родителей и общества! Бесполезные, бестолковые вши! Для вас чужая жизнь тоже не значит ничего, если не приносит прибыль в том или ином виде! Если нет выгоды! И ты наверняка думаешь, что ты лучше остальных? Что ты не такая. Но вот скажи, у тебя наверняка есть служанка? А! По глазам вижу, что я угадал! Держу пари, ты даже про себя не называешь её служанкой. Ты обращаешься с ней не как со слугой, а как с помощницей, верно? Уважительно, по-человечески. Верно? Верно… — хмыкнул он, увидев выражение ее лица. — И знаешь, что самое поганое? Хоть раз, но ты похвалила себя за это, верно?