Граница миров. Здесь, на узком гребне, встречались не просто географические регионы — здесь сталкивались две философии, два образа жизни, два взгляда на мир. И Тим, стоя на этой границе, ощущал себя частью обоих миров и одновременно чужаком в каждом из них.

— Граница, — произнёс Томас, указывая на каменную насыпь посреди гребня. — Видимо тут когда-то стоял пограничный пост.

В его голосе прозвучало профессиональное уважение военного к стратегическим укреплениям. Воистину — кто контролирует перевал, тот контролирует обе долины.

— Это было распространённой практикой в горных королевствах, — кивнул Томас, осматривая руины с профессиональным интересом. — Контролировать перевалы — значит контролировать торговлю. Военные стратеги говорят, что горные перевалы — естественные крепости.

Томас с интересом разглядывал полуразрушенные стены. Каменная кладка почернела от времени и непогоды, крыша давно обвалилась. Осталось лишь несколько стен да обломок флагштока — жалкие напоминания о былом величии, о времени, когда здесь кипела жизнь, когда воины в ярких мундирах держали стражу, когда торговцы платили пошлины, когда звучала человеческая речь и смех.

— Давно здесь никто не живёт, — заметил он.

— Больше ста лет, уже наверное. Раньше через перевал шли торговые караваны. Южане привозили ткани, специи, инструменты. Северяне — меха, древесину, янтарь. Потом началась Большая Война, и торговля прекратилась.

Голос Тима звучал задумчиво, словно он повторял урок, выученный давно, в другой жизни. Слова, сохранённые в памяти, как засушенные цветы между страницами книги — хрупкие, бесцветные, но всё ещё хранящие форму и суть.

— Люди всегда воюют, — проворчал Бран, обнюхивая обломки. — Это странно. Медведи сражаются за территорию, но не настолько же. – затем добавил – Это юг с севером воевали?

Томас пожал плечами: — Не совсем. Скорее, война между разными королевствами юга. Север пытался держаться в стороне, но всё равно оказался втянут. С тех пор мало кто пересекает перевал.

Они прошли через руины. Под ногами хрустел гравий, смешанный со снегом и осколками черепицы. В углу Тим заметил обломок таблички с едва различимыми буквами — время почти стёрло их, но они всё ещё проступали на выветренной поверхности, словно упрямо отказываясь исчезнуть полностью.

— "Королевская таможня и пограничный пост", — прочитал он. — Северной королевской таможни. Тогда ещё был король на севере. Отец говорил, что его прадед ещё помнил последнего короля.

— А сейчас? — поинтересовался Томас.

— Сейчас только старейшины деревень. Каждая долина, каждое поселение — сами по себе. Большой король — лишь в легендах, — ответил Тим, а потом добавил с юношеским энтузиазмом: — Но некоторые верят, что придёт время, и север снова объединится под властью нового короля!

— Зачем нужен король, если есть старейшины? — искренне удивился Бран.

– Не знаю. – ответил Тим – Просто так как-то привычнее чтоли.

В полуразрушенной караулке они устроили привал. Внутри было немного теплее, каменные стены защищали от пронизывающего ветра, который снова поднялся, словно гора вспомнила о своих обязанностях хранительницы перевала. Тим быстро развёл костёр из остатков старых балок — трухлявое дерево вспыхнуло легко, разбрасывая искры, словно крошечные падающие звёзды.

Пламя отбрасывало причудливые тени на сохранившиеся стены — тени, казалось, двигались в такт какому-то неслышимому ритму, танцевали под мелодию, доступную только им. В этом танце Тиму мерещились образы — силуэты людей, давно ушедших, фрагменты историй, давно забытых, отголоски жизней, давно оборвавшихся.

— Смотрите, — сказал Томас, указывая на стену. — Здесь что-то написано.

На каменной кладке обнаружились десятки надписей — имена, даты, короткие фразы. Одни почти стёрлись от времени, другие были процарапаны совсем недавно. История, записанная на камне — фрагментарная, неполная, но живая. Для Тима это было откровением — осознать, что и до них здесь проходили другие, что они не первые и не последние на этом извечном пути между Севером и Югом.

— Традиция, — объяснил Томас. — Когда идёшь через перевал, оставляешь свой знак. Чтобы те, кто придёт после, знали, что ты был здесь. И чтобы духи гор благословили твой путь.

Тим подумал, что может быть один из его далеких предков тоже оставил свой знак много лет назад, когда прошёл здесь впервые. Что-то вроде "Бертран, сын Эйдена кузнеца". Тим искал эту надпись глазами, но не нашёл — может, она стёрлась, может, была на другой стене, той, что уже обвалилась. Или, может, её не было никогда.

Томас, вероятно, видел подобные метки во многих уголках мира — в подземельях древних замков, в пещерах на берегах далёких морей, на стволах деревьев в девственных лесах. Везде, где ступала нога человека, оставались эти следы — молчаливые свидетельства того, что "я был здесь".

— "Мартин Железная Рука, отправляюсь на юг искать знания мастеров. 867", — прочёл Томас. — "Эрик, Томас и Кейт, торговая экспедиция на юг, 910". "Возвращаюсь домой после трёх лет на южных верфях. Никогда больше. 925".

Имена и даты — как вехи на дороге времени. Некоторые — полные надежд и планов, другие — горечи и разочарования. За каждой надписью стояла судьба, история, жизнь — обрубленная несколькими словами, спрессованная в короткую фразу. Кто они были, эти путники? Дожили ли до старости? Нашли ли то, что искали?

Бран с недоумением разглядывал надписи, словно пытаясь постичь эту странную человеческую потребность оставлять следы просто так. Медведь не понимал этого — в его мире следы служили другой цели. Предупреждали соперников. Привлекали самок. Обозначали границы. Но никогда не были посланием в неопределённое будущее, к неизвестным потомкам.

— А ты? — вдруг спросил Бран, внимательно глядя на юношу. — Нашёл на юге то, что искал?

Тим задумался: — Я и не искал ничего в целом. Просто попал туда против своей воли. Хотя в итоге наверное было интересно. Я еще ребенок, я многого не знаю даже о севере, не то что о юге.

— И как тебе, понравился юг? — улыбнулся Томас.

— И да, и нет, — ответил Тим. — Юг не хуже и не лучше севера. Просто... другой. Более шумный, более суетливый. Но менее... настоящий, что ли. Не знаю, как объяснить.

Он хотел сказать больше, но слова не складывались правильно. Как объяснить разницу между холодной чистотой северного воздуха и тёплым, пропитанным запахами цивилизации воздухом юга? Между ярким, болезненно-ярким солнцем севера и мягким, словно приглушённым светом южного солнца. Между звенящей тишиной северных лесов и постоянным гулом южных городов.

Он вытащил из рюкзака нож, и нацарапал на свободном участке стены: "Тим, сын Бертрана. Возвращаюсь домой".

Пять слов. Всего пять слов, но в них была вся его жизнь.