Всего единожды он был удостоен искренней улыбки. И от этого хочется задавать вопрос самому себе: то ли он делает что-то не так, то ли все так?

— Давай, пусти в него когти, персик, — шептала Момо, посмеиваясь с такого серьёзного взгляда, направленного на Лею и Эдварда. — По-моему, они всего лишь хорошо общаются. Твою ревность видно за версту.

— Да? А ты откуда знаешь? — слишком резко проговорил он.

— Джексон, не ты ли мне говорил, что ревность — удел слабых?

Никто, кроме Моники, не знал истинную натуру Джексона Питчера. Никто, кроме Моники и Леи, как ей стало казаться. Отпускать друга в свободное плавание было чем-то таким опасным для нее, что становилось страшно скорее за саму себя, чем за него: если и Джексон уйдёт из ее жизни, с кем же проводить досуг? Эгоистичные мысли всплывали первыми, но после того, как секундная заминка ослабла, Моника осеклась.

— Возможно, когда влюблён в человека, ты открываешь себя куда больше новых качеств. И почему-то сейчас мне совершенно не нравится Черуче.

— Милый парень.

— Лучше ты не делаешь своими комментариями.

— Расслабься, — выдохнула подруга, присев за свободный стол, — и присядь уже. Не видишь, как ее взгляд меняется, когда она смотрит на тебя?

И ведь действительно не видел: изумрудные глаза, похожие на густые леса, будто становились чернее и куда разговорчивее, чем обычно. Усталая, но такая счастливая Лея видела, как Джексон смотрел на нее, изучая Эдварда точно не под профессиональным углом, но ей нравилось видеть в нем интерес.

— Вижу, — расслаблено отвечал он.

— Но я не поэтому пришла. Про твои новости поговорим сегодня за ужином, ты же помнишь, что я к тебе прихожу, да?

— Нет, забыл. Правда забыл. Но приходи. Я тебя всегда жду.

— Меня больше интересует, зачем нам собирать и Рида, и твоего отца…

— И Майкла, Моника.

— Гонишь! — крикнула она, из-за чего все сотрудники развернулись к ним. — Я даже извиняться не буду за свой голос! — она поднялась со своего места, чтобы закрыть дверь чуть плотнее, потом, едва не кидаясь кулаками, присела слишком близко к Джексону: — Издеваешься, персик?

Джексон придумал то, как ему выбраться из западни, но тогда ему потребуется помощь своего очень-очень давнего друга, давно перешедшего в категорию врагов. И даже сейчас, когда мысленно он продумывал план, в голове всплывали Эдвард и Лея, злящие его куда сильнее, чем договор.

— Нет, Моника. Мне нужен Майкл, чтобы решить вопрос с его отцом и Кейт.

— Он тебе не поможет, если ты хочешь переманить его к себе. В чем конкретно твоя цель?

Перед ними был пустой белый лист, приготовленный кем-то до них, но сейчас он казался идеальным вариантом, на котором можно нарисовать свой план.

— Джексон, ты же понимаешь, что единственное, останавливающее тебя от расправы с Ридами, — твоя сестра? Ты же сам говорил, что не хочешь ей навредить. Может, с ней поговоришь?

— А родители? Не думала, что для мамы это будет как удар в самое сердце?

— А она не думала об этом, когда отдавала ребёнка, потом скрывала это от тебя, а затем, когда ты узнал, спихнула на то, что уже некуда ее было брать обратно? Почему ты должен отвечать за поступки своих родителей? Почему тебя это так волнует?

— Потому что Рид может отобрать все у моих родителей, оставив их без ничего! — крикнул он. — Если ты забыла, то основным пунктом по договору является то, что я встречаюсь с Кейт, а Рид в свою очередь не смотрит за делами компании. Напомню, я директор, но всего лишь одного филиала, в то время как он глава всего «Модерн тур групп»! Я пешка, которую очень легко могут убрать, если по диагонали от нее окажется слон!

— И что ты хочешь сделать?

Питчер скривился, зная, что эта идея совершенно не понравится Монике. И она, увидев его покорёженное лицо, поняла.

— Это то, что мы с тобой обсуждали как-то? Это же была шутка!

— Мне кажется, это единственный вариант, Момо.

Моника опустила голову, тяжело выдохнув, принимая ситуацию так, как нужно было Питчеру. Казалось, она в этой ситуации уже ничего не сможет сделать, если Джексон решит действовать так, как будет лучше для него и его семьи.

— Обещай, что это меня никак не коснётся.

— Не ставь мне такие установки, — огрызнулся он, — ты и так знаешь, что твоё место в моей жизни куда выше, чем ты думаешь. Не смогу подвергнуть тебя опасности, как бы ни хотелось.

— А что, иногда хочется, да?

— С твоим-то характером… — он изобразил висельницу, подсматривая за смеющейся Моникой. — А если серьезно, то даже не думай на этот счет.

— Я боюсь Майкла. То, что между нами…

— Это меня никак не касается, тебе не следует оправдываться за то, что было. Если хочешь это обсудить — хорошо, но я не хочу, чтобы ты себя заставляла это делать. Я твой друг, и не требую, чтобы ты отчитывалась. Всё-таки взрослые люди. — Вроде, речь шла так смело и уверенно, но это был бы не Питчер, если бы он прямо сейчас не продолжил: — Но ты знаешь, как я к этому отношусь. Ему не место в твоей жизни.

— А кому место?

Вопрос был риторическим, но Моника явно хотела на него ответить, но все сложилось так, что она даже не могла этого сделать. Она хотела назвать конкретное имя человека, но ее гиперфиксация на работе и интровертной жизнь сделали из нее «робота» — характеристика Моники со слов Джексона.

— Зато я знаю, кому есть место в твоей жизни. — Моника показала пальцем на смеющуюся Лею и на Черуче, будто очарованного ее красотой.

— Это нормально, что меня раздражает это?

— Да. Это ревность.

— Никогда ее не испытывал.

— Добро пожаловать, — усмехнулась Моника. — Не становись только вторым Массимо, мистером Греем и прочими собственниками.

Глаза сузились, следя за движением тела, невербальными жестами, отправленными в сторону парня и обратно — в сторону девушки, из-за чего сердце делало какой-то новый кульбит, а к горлу подступала жёлчь.

— Не обещаю.

— Я не выдержу этого. Только не это!

Моника поднялась с места, окинув Джексона внимательным взглядом, затем усмехнулась, а на выходе сказала:

— Думаешь, сидением на месте ты решишь какую-то глобальную проблему? Если хочешь, чтобы девушка была с тобой, начинай действовать. Меньше говори.

— Я тебя понял, мисс Строгость. Ты же помнишь, что вечером ты у меня? — вернул ее же вопрос.

— При Лее так не говори. Не поймёт.

Моника вышла, оставив Джексона наедине со своими мыслями. Все вертелось вокруг ее взгляда, улыбки и воспоминаний, связанных с сегодняшним счастливым утром. Будто исчез вчерашний день, решив забыться где-то на подкорке. Будто нет настоящего, есть только будущее.

Он пялился, не хотел даже идти на работу, пока этот превосходный диалог с Черуче не закончится. А Эдвард будто не отступал — двигался ближе, на что Лея будто не обращала внимание, продолжая диалог.

— … слышала, нет?

— Эдвард, вам не нужно написать пост?

— Что, мистер Питчер? Не расслышал.

Джексон оказался рядом с ними буквально несколько шагов. Лея не напряглась от его присутствия, как это бывало ранее, напротив: была даже рада увидеть, только по тяжёлому и тёмному взгляду не понимала, что конкретно его так расстроило.

— Пост, Эдвард. Ну знаешь, работа, например…

— А, — сконфужено проговорил Эдвард, — тогда… до скорого, Лея. Увидимся.

«И почему это чертово „увидимся“ меня так раздражает?» — пролетело в мыслях Джексона. «Почему все то, что касается Леи, меня раздражает?».

Но как печально звучала реальность в его голове: сейчас, когда она глядела на него своими большими глазами, никогда до этого не смотря с таким интересом, Джексон готов был променять все прелести жизни на то, чтобы это раздражало его куда чаще. Чтобы она раздражала в нем все то, что он отрицал по-глупости.

— Вы совсем не спали, — утвердительно кивнула Лея.

— Нет. Как ты знаешь, ночью я был немного… занят, — с улыбкой на лице он присел на стоящий рядом с ними стол, и только так они стали одного роста. Лея повернулась к нему, скромно усмехнувшись. — Что смешного?