Еще ни разу кафе на первом этаже не пользовалось такой популярность. До рабочего дня оставались считанные часы, поэтому правая рука Джексона Питчера незаметно отправилась прямиком за сладкими булочками, спрятанными милым сотрудником кондитерской.

— Я сейчас лопну от желания, — шептала строгая с виду девушка.

— Мисс Эффир, выбирайте, правая или левая.

Прочитав на табличке звучное имя «Колтер», она улыбнулась.

— Левая.

— Как же так получилось! — наигранно удивлённый парень достал три сладких пончика, затем, изобразив колдовство, достал и свёрнутый в розовую салфетку эклер.

— Я тебя уволю.

— Увольняйте. Найду ваш адрес, буду отправлять вам каждое утро подобные сладость, — рассмеялся Колтер. — Приятного аппетита, мисс Эффир.

Не сдержавшись от такого приятного общения, Моника опустила маску, искренне улыбнувшись новому кондитеру, что любезно подарил от своей маленькой компании еще и эклер в придачу. Одно свободное место около бетонной стены обещало уединение, только Момо даже не подумала, что и так придётся сутулиться, чтобы никто из сотрудников не стал приставать с вопросами, рекомендациями и каким-то своим назойливым общением.

— … другого и быть не может. Он точно…

Закрыв глаза от такого громкого мата, Моника наотрез отказалась прислушиваться к этому диалогу, решив оставить себя в неведении, но его нельзя было не слышать: пищащие голоса, как и такие же противные лица, кричали, чтобы их слышали все. Хотя и сидело человек пятнадцать, это бы хватило, чтобы разнести слухи по всей округе. Прокрутит в голове мысль, что прямо сейчас можно заткнуть их рты, Моника все-таки промолчала, решив послушать, чтобы не ставить Лею в еще более тяжелое положение.

«Она не просила помощи, да и вряд ли попросит», — мелькнула мысль в голове, прежде чем снова услышала душещипательную речь о том, какой же Джексон Питчер болван, а Лея…

— … просто на деньги купилась. Ты же помнишь, что у нее в профиле было.

— Да, — согласилась Мидл, — одна сплошная бедность, как мне показалось: старые фотографии, сделанные будто на фотоаппарат из девяностых. А этот старик где-то на фотографиях…

— Я уверена почти на сто процентов, что скоро Питчер ее и…

«Терпения нет это выслушивать».

— Мидл, Тереза и Аче.

Строгий женский голос, грубо отрезвляющий двух девушек с парнем, доносился откуда-то сбоку. Огромные глаза Терезы могли только смотреть куда-то прямо себя, лишь бы не поворачиваться в сторону той самой Момо, что боялись все.

— Я не скажу ничего мистеру Питчеру, но ваши рты нужно промыть с мылом, — равнодушно бросив эту фразу в лицо, она вышла из кафетерия, попрощавшись с уставившимся на коллег Колтером. — Напомню, что Джексон никогда не увольняет из-за личного отношения к вам, но я очень сомневаюсь, что все задачи и все документы сделаны идеально.

«Сплошная мерзость. Они задумываются о том, что о них могут говорить подобные вещи?», — появилась мысль в голове. Отыскав в песках своей сумки запасной ключ от закрытого кабинета, Моника тихонько вошла в него, незаметно закрыв дверь с внутренней стороны. Это была ее тайная комната, когда общение с людьми должно было сойти на нет. Отворив окно, чтобы немного свежего воздуха попало в ее скромный уголок, она включила наушники, поставила любимое фортепиано и ушла в себя, подъедая остатки своего сладкого. Тёмные короткие волосы падали на плечи, глаза закрывались, а в голове… ничего. Пустота. Тоскливая, жалкая и такая неприятная пустота.

— Черт… — выругалась она. — Хоть сиди и думай о Райане Гослинге, чем о пустоте.

Попытка найти хотя бы крупицу смыслового целого в своей маленькой голове увенчалась тем же успехом, что и прошлая, и позапрошлая, и самая давняя попытка, когда она попала во вселенную отрезвителя. Это никак не связано с алкоголем: туда попадают лица, что прошли внезапную трансформацию своего внутреннего «я», чтобы уберечь себя от жизненных падений.

— Ма?

Из громких динамиков наушников доносилось молчание, какое-то кряхтения, а затем повторное ничего.

— У меня все хорошо, спасибо, что спросила. Ты как?

Молчание.

— Надеюсь, что все хорошо. Береги себя.

Отключённый телефон. Мысли снова в пустоте, только теперь в депрессивно-мрачном, окрашенным в глубокий синий цвет. Почему он — сама не знала. Всегда ассоциация была с ним. Будто небо, только глубокое синее, тянущее за собой в бездну.

Моника продолжала сидеть в тишине, закинув ноги на стол. На фоне уже играл подкаст, чтобы занять и отвлечь от пустой реальности.

Где-то на окраине Мемфиса на своем излюбленном балконе сидела мечтающая лечь спать Лея. На фоне расслабляющая музыка, в руках — мятный чай, а в голове — клубок, распутать который не получается который день.

— Не знаю, — чуть слышно, опустив голову в чашку, выдохнула Лея. — Не хочу, чтобы все вокруг думали, что я прошла через постель, чтобы получить эту работу.

— А что Питчер говорит?

— А что он может? Конечно, пытается отстоять мою честь, но это еще больше злит всех этих мерзких паршивцев. Думаю, он перегнул палку с увольнением Харви. Хороший был парень. — Взгляды были устремлены прямиком на падающие лучи закатного солнца. Усталое выражение лица, странная тревожность, объяснить которую сложно, заставляли напрягаться и копаться в себе куда глубже, чем это обычно бывает. — Но и пускал сальные шутки.

— Дизлайк, — ответила Элиз. — Кто такая Моника?

Удивлённо вскинув голову на сестру, она прищурилась, пока равнодушное выражение лица не превратилось в улыбчивое.

— Откуда ты знаешь это имя?

— Колтер что-то говорил о ней сегодня, когда…

— Избавь меня от подробностей, — фыркнув, она показательно закрыла уши.

— Ничего не было. Он и сам понимает, что в нашем положении подобное не может продолжаться и дальше.

Хотела бы Лея прямо сейчас сказать, что она такое говорила сразу же, стоило ей заметить неоднозначные взгляды Элиз в сторону влюблённого в нее Колтера, однако замолчать — лучшее решение.

— Что там с Моникой?

— Ничего особенного, — отпив, она продолжила: — Говорит, милая девушка. Якобы знает ее с работы. С какой, спросишь меня, — едва проговаривая, — я не знаю.

— Тебе не нравится это?

— Совершенно нет, — откровенно, не боясь даже сказать правду, Элиз поворачивается всем корпусом в сторону сестры. — Она красива?

— Безумно, — честно, без грамма надменности и какой-то скрытой агрессии.

— Он не меняется. Помнишь, как он в одиннадцатом классе влюбился в Мию Грант? Я была уверена, что она ему зарядит по самые… ну ты поняла, — откашлялась она, — но все-таки посмел подарить ей тот букет из кустовых белых роз. Кустовых, Лея, кустовых…

— Помню. Ничего не могу забыть до сих пор. Такой сильной ностальгии у меня ни по одному времени не было.

— Так говоришь, будто у тебя их миллион прошло.

— Не миллион, но даже студенчество меня так не тянет обратно, как школа. Но как будто в ностальгии есть свои огромные минусы: она позволяет человеку забыть все плохое, происходящее в этот момент. Ужасно. Но… Все эти мероприятия, праздники, фестивали, а… Эй! Как ты хитро сменила тему. Идем, встретим его. Нам сегодня ещё «С любовью, Рози» нужно глянуть.

— Мы же отменили встречу.

Удивлённый взгляд ринулся к телефону, где отображались непрочитанные сообщения от КолМи (Колтер + Микки), от Элиз, что просила не забыть о ее сладости и от мистера Питчера с просьбой завтра не опаздывать, а лучше прийти вообще пораньше.

— Я бы удивилась, если бы ты не написал что-то подобное… — прошипела тихо, не обратив внимание на пристальное внимание Элиз.

— Ты о ком?

— Джексон.

— Отлично, не пришлось специально подбирать тему для того, чтобы прийти к нему. Рассказывай мне все. Прям все!

И она рассказала, только далеко не все. Далеко не каждое действие, не каждое случайное касание. И самое главное — не рассказала о том, что она видела, в каком состоянии он может быть, если уязвим. Элиз молчала, переваривала сказанное сестрой, затем отпила остатки напитка и спокойно сказала: