ГЛАВА 28

ОКЕАН БЕЗМОЛВИЯ

Передо мной простиралась пустыня, бескрайняя и голая. Я оставил разрушенное посадочное поле позади, выбрался, прихрамывая, из-под обломков и кровавой бойни этой ночи и взобрался по наклонной дюне туда, где кости цетосколидов торчали из вздымающихся песков.

В Сабрату пришел розовый рассвет, и пустыня - тускло-серая при свете звезд - становилась светлее, превращаясь в белую при бледно-сероватом дне. Я едва мог вспомнить, когда был таким уставшим.

Все было кончено.

День обещал быть жарким, я уже чувствовал это и молился, чтобы мне не пришлось долго оставаться на поверхности. В лагере все еще оставались сьельсины, выжившие после битвы. Время от времени на поле внизу раздавались отдаленные выстрелы, сопровождаемые фиолетовым свистом плазмы.

Я опустился на землю у подножия одного из возвышающихся ребер и положил на колени рукоять своего незажженного меча. Дюна была невысокой, но это была самая высокая точка за западным краем лагеря, и с нее открывался вид на пустыню вокруг, а также на лагерь и Фанамхару за ним. С нее я мог видеть разрушение Ушары.

Это было похоже на падение могучей башни или крушение корабля на землю.

Осколки инопланетного камня - некоторые сотни футов в поперечнике и изогнутые, как отброшенные когти какого-то неизмеримого гиганта, - лежали по всей территории лагеря, от посадочного поля до автопарка, на расстоянии более мили. Наблюдатель взяла энергию наших кораблей и использовала ее для восстановления своей силы и формы. Женщина-существо, с которой я столкнулся в пантеоне, была лишь тенью, слабой рябью, предвещавшей приливную волну, обрушившуюся на Сабрату.

Я читал документы "Гномона", отчеты о работе проекта "Персей" на Наири. Воздействие электромагнитного импульса достаточной силы на энергетический паттерн Наблюдателя нарушало работу энергий, составлявших то, что считалось телом существа. Его энергия рассеивалась или переходила в более низкое состояние, конденсируясь в темную, тяжелую барионную субстанцию, которая усеивала мир внизу.

Это должно было быть уничтожено. Все, и Фанамхара вместе с ним. Ни единого кусочка не могло остаться, чтобы попасть не в те руки.

И все они были не в тех руках.

Какая-то искра чудовища, Миуданара, осталась в костях на Эуэ. Не могло ли тогда случиться так, что в глубине этих новых костей еще сохранилась частица Ушары?

Я прислонил голову к прохладному костяному столбу у себя за спиной. Как я жаждал прохладной воды! Как хотелось спать! И все же я знал, что не могу этого сделать, знал, что мои труды еще не окончены. Ленты золотого пламени царапали небо, истекая черным дымом на фоне первых лучей дня. Конечно, пройдет совсем немного времени, прежде чем спустится флот Халла. Гастону и тому, что осталось от его гарнизона и защитников АПСИДЫ, придется усмирять оставшихся сьельсинов.

Все они будут убиты.

На песках возникнет великое пламя. Нечеловеческие тела будут свалены в кучу, как хворост. Пропитанные ракетным топливом. Сожжены. К нашим собственным мертвецам отнеслись бы с большим почтением. Их сожгут в своё время, доставив на станцию Маркова или в Уильямтаун, кремируют с соблюдением всех церемоний. Священник произнесет литанию, зажгут фонари. Семьи местных жителей получат их прах. Семьям жителей других миров отправят письмо и два обычных хурасама.

Одинокая фигура заметила меня и двинулась от края лагеря.

Это был один из сьельсинов. Существо выглядело сюрреалистичным в ясном утреннем свете. Такие существа принадлежали ночи, глубокой ночи, которая лежит под землей, и еще более глубокой ночи, которая лежит за пределами неба.

У меня не осталось сил стоять, даже когда появились еще четверо таких же, как он, и последовали за ним. Увидев их, я понял то, что знал с тех пор, как увидел свое лицо, отраженное в костях Ушары, и повернулся, чтобы взобраться на этот холм.

Я проделал этот путь, чтобы умереть.

Я просто ждал - здесь, на вершине своей дюны, - прихода нового солнца.

Я сильно вспотел, потел уже долгое время, и дыхание мое стало тяжелым. Неужели я вдохнул слишком много яда Вайарту? Или это что-то другое? Какой-то эффект от моего поединка с самим Наблюдателем?

Это не имело значения.

Я не мог сражаться с пятью сьельсинами, не в моем состоянии.

Я бы умер на острие меча.

Но этому не суждено было случиться.

У сьельсина, возглавлявшего маленькую группу, был только один рог.

Рамантану несколько минут взбирался на холм и, обнаружив меня там, привалившегося к костям огромного кита, опустился на колени. "Ба-Аэта-до", - сказало оно, - "даратоло!"

Ты жив.

"И ты тоже", - кивнул я.

"На данный момент", - согласился капитан. "Твои люди убьют нас, если смогут".

"Они не смогут отличить вас от твоих сородичей".

"Я знаю", - сказало оно и посмотрело вниз на разрушенный лагерь и кости того, кому поклонялся до этой ночи. "Ты убил его".

Я покачал головой. "Veih. Это был не я".

"Вас было двое", - сказало оно. "Я видел. Мы все видели".

"Я только… выиграл нам время".

"Ваши люди убили его", - сказал Рамантану. "Ваше оружие".

"Да", - сказал я, прошептав это слово на своем родном языке. На языке сьельсинов не было слова "да", только резкий выдох. Я издал этот звук и сказал: "Думаю, они это сделали".

Один из сьельсинов поднял ко мне лицо. "Он не был богом?"

"Нет", - ответил я. Про себя я не был так уверен. Когда Ушара держала меня в воздухе, прижимая к себе, я чувствовал ее ярость, ее муки, ее боль.

Ina sippirāti sha dāriātim annepish.

"Я была создана на заре мира", - сказал я, переводя - хотя это был язык, который я никогда не учил.

"Дейн?" Рамантану смотрел на меня, склонив голову набок.

Я заговорил на родном языке ксенобита, подняв на него глаза: "Raka kasamnte".

Это ерунда.

Ушара сказала, что она создана. Создана. Задумана. Тихим? Похоже, что так. И все же Тихий и Наблюдатели враждовали с самого начала времен. Зачем ему понадобилось создавать их, если только для того, чтобы бороться с ними на протяжении бесчисленных триллионов лет? Я чувствовал ответ в себе, оставленный там… Ушарой? Самим Тихим? Но я не мог его найти. Я помнил, что знал больше, помнил, что был ею, но эти воспоминания были затуманены, как от алкоголя, и я не мог их вызвать.

Лишь постепенно я понял, что Ушара на какое-то время овладела мной, как Кхарн Сагара овладел гомункулом Наей, как червь Урбейна овладел биологической схемой разума Валки. Ушара ушла, покинула меня, но ее отпечатки остались, впечатавшись в мягкую материю моего мозга.

"Это был не тот бог, которому стоило служить", - сказал я своим соратникам-сьельсинам.

Рамантану стоял неподвижно, как камень. Через некоторое время он поднял лицо к утреннему небу, глаза сузились до щелей. Затем он порылся в чехле на поясе и вытащил пару предметов, похожих на очки ювелира. Один за другим капитан прикрепил их к глазам, раздувая щелевидные ноздри. "Я видел бога", - сказало оно. "Многие ли из Народа могут сказать это?" Он посмотрел на своих спутников. "Я сражался с богом и остался жив".

Один из остальных прикрыл глаза. "Мы должны были быть мертвы".

"И все же мы не мертвы, Отомно!" - возразил Рамантану. "Бог убил бы нас, если бы не Утаннаш и его Oranganyr, его чемпион. Наш принц!" Тут Рамантану указал на меня. "Ты видел, как он изгнал бога с неба! Видел, как он был в двух местах одновременно! Это чудо! Чудо Утаннаша!"

"Koramsamte wo!" - сказал другой из пятерых. "Чудо, говоришь? Ложь! Ты забыл, кто такой Утаннаш, Рамантану? Это не-бог, повелитель лжи! Ты обманут!"