Мгновение спустя я упал.
В дверном проеме рядом с Селеной появился Нима, оливковое лицо которого было совершенно без единой кровинки. "Доми! Мастер Адриан!"
Я потянулся к нему правой рукой и увидел, что два пальца, которые сделал для меня доктор Элкан, отвалились. Кровь пропитала мою рубашку. Каждый дюйм моего тела был красным.
"Нима!" я задыхался, кашляя. Было так жарко! А боль! Это было хуже, чем все, что я мог вспомнить, хуже, чем все муки Дхаран-Туна, хуже, чем фантомные боли, которые Урбейн придумал и испытывал через свой ошейник, хуже, чем любая травма, полученная в бою, хуже, чем момент шока, когда меч Аранаты снес мне голову. Я чувствовал себя так, словно каждый мой нерв был ободран и пропущен через шестерни из необработанного железа. Каждый мой атом был обнажен, но я не мог даже закричать.
Я умирал. Самек убила меня.
Дисфолид.
Яд священника. Поцелуй русалки...
От меня не останется ничего, кроме моих фальшивых костей, крови и слизи.
"Кассандра!" прохрипел я, и снова Кассандра.
Во второй раз я не услышал своего голоса. В глазах потемнело. Селена и Нима, казалось, парили надо мной, страх и ужас были написаны на их лицах.
Кассандра! Я молился, чтобы слова вырвались наружу. Лориан! Лориан… Альбе… найди… Альбе . . . доверься… Лориан…
Они должны были действовать быстро, пока не опустился занавес и не появились ножи. Самек убила меня… убьет их следующими...
Агония ослабевала, превращаясь в серую ноющую боль - мое зрение тоже стало серым. Последнее, что я увидел, были глаза Селены - зеленые, как малахит, как глаза Кассандры. Я почувствовал на себе руки - хотя у меня не было кожи, которой можно было ощущать. И все же они несли меня, тащили прочь, поднимали все выше, глубже во тьму, которая, завывая, ждала меня.
Эти зеленые глаза наблюдали за мной, и я чувствовал их жалость, их боль и огромную, как планеты, любовь, изливающуюся на мои страдания, хотя их владелец не пошевелился, чтобы остановить мою боль.
И я знал… знал, что мертв.
Последней мыслью, прежде чем мой мозг окончательно растворился и вытек на пол, было то, что Кассандра осталась одна. Они убили меня. Они убьют и ее.
И я ничего не мог сделать.
Ничего… ничего... ничего...
А потом я вообще стал никем.
ГЛАВА 38
САЛТ И РЭГ
Тьма.
Я мог вспомнить тьму еще чернее, мог слышать, как она воет, ревет вокруг меня.
Затем стало тихо. Все было тихо.
Мое имя, подумал я, - мне показалось, что это я подумал. Меня зовут Адриан.
Я попытался заговорить, пошевелить ртом и челюстью. Был ли у меня вообще рот? От одной мысли мне захотелось разозлиться, закричать, проверить пределы своей человечности. Но не мог пошевелиться. Я помнил зеленые глаза. У Валки были зеленые глаза. Или это был кто-то другой?
И кто такая Валка?
Я плакал? Мне хотелось плакать. Перестать.
Кап.
Вода. Этот звук был звуком воды, падающей с какой-то высоты.
Кап. Кап.
Удар о металл или камень.
До этого момента я не замечал этого звука, хотя его падение было настолько постоянным, что мне казалось, я должен был услышать его задолго до этого. Я лежал на спине, хотя не испытывал никаких других ощущений. Ни жара, ни холода, ни болезненности, ни давления поверхности подо мной. Я словно погрузился в теплое молоко.
"Не пытайся пошевелиться, - раздался над моей головой скрипучий голос. "Ты еще не весь здесь, говорит он. И он не хочет потерять твой образ".
У меня не получалось даже моргнуть.
Адриан, подумал я, уверенный, что не ошибся. Меня зовут Адриан.
Был ли я слепым в результате фуги? Это случалось, происходило со мной достаточно часто. Кристаллизация жидкости в глазах, деформация хрусталика. Но то была своего рода серость зрения. Это было что-то другое.
Я слышал, как стучит кровь у меня в ушах.
Кровь.
Я вспомнил кровь, кровь на зеркале, на моих руках, пропитавшую подошвы ботинок. Я вспомнил боль, когда мне оторвало левую руку, а кожа на лице потекла, как воск.
Я был мертв, подумал я. Я мертв.
Кап. Кап.
Высоко надо мной сиял свет, тусклый, далекий и холодный. Стены из грубого камня, черные, как ночь, отступали навстречу этому свету наверху, растворяясь в сером. Отраженный свет водной ряби танцевал на нижних стенах, как будто я лежал на дне какого-то колодца.
"Знаешь, ты прав", - сказал скрипучий голос. "Тебя ждал неприятный конец. Но теперь ты в безопасности".
В этом голосе было что-то знакомое.
"Теперь ты сможешь видеть", - сказал он. "Скоро сможешь двигаться. Хотя не должен".
Вода. В прошлый раз я тоже проснулся в воде - в неглубоком бассейне в садах Вечного на борту черного корабля "Демиург". Гибсон был там, стоял надо мной. Только это был не Гибсон.
"Это я Тихий?" - спросил скрипучий голос, казалось, угадав мои мысли. "Нет, кузен! О, нет!"
"Кузен?" повторил я, ничего не понимая. Император называл меня кузеном, но это был не его голос, и это был не Форум. Я был под землей, в этом я был уверен. Глубоко под землей.
"Ты хочешь сказать, что не помнишь меня?" Откуда-то над моей головой раздалось хихиканье. Я повернулся посмотреть, попутно потревожив воду, теплую, как человеческая плоть. Она омыла мое лицо, попала в рот. Паника охватила меня, и я барахтался, размахивая конечностями, пытаясь выпрямиться. Куда делся воздух? Где верх и свет?
На мгновение я был уверен, что снова умру. Смерть от воды, на этот раз - не от огня. Тьма этого бассейна была Ревущей Тьмой самой смерти, и я падал в нее. Потом мои ноги нащупали гладкий камень, я оттолкнулся, и через мгновение - слишком быстро - мое тело ударилось о стену. Онемевшие руки царапали ее, пальцы отчаянно искали опору.
Ноги нащупали гладкую каменную поверхность, я попытался встать и почувствовал, что мое тело ударилось о стену. Я забился и мгновение спустя вынырнул на поверхность, кашляя, отплевываясь, хватая ртом воздух.
Затем чья-то рука схватила меня, и новый голос крикнул: "Вот он! Он здесь!"
Лишь наполовину осознавая, что со мной происходит, я почувствовал, как меня вытащили из бассейна и бросили на плоский камень рядом с ним. Я долго лежал там, уткнувшись лицом в руки, и все мое тело содрогалось.
Мои руки...
Я помнил, как мои руки растворялись, как кожа линяла, отслаивалась, как лак на старом дереве, обнажая под собой сырую и плачущую плоть.
Они снова были целыми, точно такими, какими я их помнил: в пятнах и шрамах. Там, где кольцо моей семьи прожгло кожу большого пальца левой руки, был старый шрам от криоожога, а здесь - след от меча Иршана. Тонкие звездочки на моей правой руке напоминали о хирургическом вмешательстве, которое я перенес на Делосе в детстве, а гладкость последних двух пальцев намекала на то, что их исправил добрый доктор Элкан.
Я коснулся своего лица, убрал с глаз длинные черные волосы с белыми прядями.
"Что со мной случилось?" спросил я едва слышным шепотом.
"Ты был мертв", - ответил второй голос, более высокий и ровный, чем первый. "Мы вспомнили о тебе".
"Мы?"
Надо мной возвышалась фигура, босые ноги которой стояли на каменном уступе рядом с бассейном. Подняв голову, я увидел лицо мальчика лет десяти-двенадцати. У него были черные волосы, вьющиеся и непокорные, и бледно-голубые глаза. На нем были только грязные белые лохмотья, бесформенное одеяние, ниспадавшее почти до лодыжек, без пояса или кушака. Это не мог быть он, который вытащил меня из воды, таким маленьким он был и хрупким.
"Зови меня Рэг", - сказал он, приседая, и, кивнув влево от меня, добавил: "Думаю, ты знаешь Салта".