Тень нависла надо мной. Я взглянул на нее, и мне показалось, что у меня двоится в глазах. Одним глазом я видел тень, чудовище, уничтожившее сьельсинов в том самом зале. Другим я увидел ту же женщину, обнаженную и высокую. Тенью была лишь завеса ее волос, черных, как сами бездны ада. Она улыбнулась мне сверху вниз, и эта улыбка поразила меня в самое сердце.

У нее было не человеческое лицо, но лицо, настолько похожее на человеческие лица, насколько человеческие лица похожи на статую некоего героического идеала. Или, скорее, наши были похожи на ее - ибо она была идеалом из идеалов. Красота, не поддающаяся описанию, несравненная во всех отношениях. Ее кожа сияла, как залитый солнцем снег, ее вьющиеся волосы были темны, как вечер. Каждая жилка и сухожилие были идеально очерчены, ее тело напоминало бархат поверх стали. Золотые обручи охватывали ее стройные руки, запястья, лодыжки, а на ее шестипалых кистях сияли кольца. И ее глаза!

Я утонул в них. В колодцах печали, чернее любой ночи.

Хотя я чувствовал, что мои колени твердо стоят на полу пантеона, я несся сквозь безграничное пространство, сквозь чистый воздух, и подо мной я увидел мир взбаламученной штормом зеленой воды. Шпили и крепостные стены города вздымались, как зубы, из пасти моря, и, вздрогнув, я узнал проспекты и зубчатые башни Фанамхары. Лишь самые верхние элементы того, что станет Китовым Хребтом, поднимались над поверхностью, и я наблюдал, как от вершины самой высокой башни снялось с якоря судно, похожее на огромное колесо со спицами. Не нуждаясь в пояснениях, я знал, что это был последний корабль, покинувший Сабрату перед концом. Он взмыл в небо, повернулся и исчез. Он не перешел в варп, но исчез.

Солнце пронеслось над головой и исчезло, когда Сабрата повернулась, чтобы спрятать лицо. Волны покатились, разбились, и солнце снова вышло на поверхность. Оно проносилось по небу со все возрастающей скоростью, пока каждый день не стал для меня меньше, чем моргание глаз. Однажды я увидел, как из вершин чужих волн выпрыгнул левиафан. Века проходили за мгновения. Тысячелетия. Больше. Я видел, как город Фанамхара поднимался из моря, как рушились его самые высокие башни, где когда-то швартовались огромные колесные корабли Энар. Лишь постепенно я понял, что город не поднимается.

Воды иссякали.

Затем они исчезли, и долгие эпохи, ветры пустыни и ураганы превратили город в руины, в тень его былого ужаса и великолепия. Пески скопились вокруг него, и последний из дождей Сабраты превратил этот песок в землю, а после навалились еще пески, пока все не было потеряно.

И я остался один в мертвом мире.

Я - тот, кто был богом для существ того мира, кто когда-то пил из самих звезд, - был вынужден охотиться на немногих выживших в исчезнувших морях и разрушать их формы ради тепла. Я, пировавший на костях и дыме жертвоприношений в храме, который они построили для меня, стал не более чем падальщиком. Когда, наконец, ионы, которые удерживали верхние слои атмосферы, рассеялись, и я мог бы выскользнуть из кругов Сабраты, у меня не было сил летать. Вместо этого я спал, преследуемый храмом, который стал моей могилой.

Видение померкло.

Я снова стоял на коленях в пантеоне, а женщина стояла надо мной, молчаливая, как и прежде.

По моим щекам текли слезы.

Ее слезы.

Видения, которые я видел, титанические чудовища и ужасы, не поддающиеся описанию, многорукие и щуплые твари, изъеденные временем и огромные крылья, бьющиеся о звездный ветер… к этому я был готов. Я ожидал чудовищности. Я ожидал вещей, совершенно недоступных человеческому пониманию.

Этого я не ожидал. Не ожидал, что буду чувствовать то, что чувствовали они, не ожидал, что они будут чувствовать то же, что и мы, и даже больше! Ибо мне казалось, что великие крайности человеческих страстей, высочайшие радости, глубочайшие печали были подобны муравейникам и оспинам на фоне гор и ущелий, которые я мельком увидел, когда разум Наблюдателя коснулся моего собственного.

"Ты здесь в ловушке", - догадался я. "Я должен тебя пожалеть?" Запинаясь, я поднялся на ноги, вздернул подбородок. "Почему ты убила сьельсинов? Они хотели забрать тебя".

Женщина повернула голову, ее завеса волос упала, как тень - как саван - между нами.

"Кто ты?" спросил я, сжимая в кулаке рукоять своего незажженного меча. "Фреска. В гипостиле. Энар нарисовали тебя с человеческими глазами!"

Один покрасневший глаз уставился на меня из-за завесы черных волос.

Огни ярче самого яркого солнца вспыхнули в моей памяти. Огни и эта прекрасная, нечеловеческая музыка. Я падал, падал со страшной скоростью, падал в раскаленную черноту космоса. Звезд не было.

Ina sippirāti sha dāriātim annepish.

Женщина направилась ко мне, бесшумно ступая босыми ногами по залитому кровью камню. Я смотрел, как поднимаюсь по трапу на поверхность, зажимая раненый бок. Кассандра встретила меня, и ирчтани унесли нас за пределы руин поля боя. Корабли нашли нас и понесли к звездам. Я увидел себя сидящим на Солнечном троне, а на месте Селены восседала черная королева. Сама Ушара. По всей галактике садилось красное солнце старых императоров, и на его месте поднимались черные знамена, и звезда, развевавшаяся на их полях, имела пять точек, а не двенадцать.

Моя звезда.

Новая империя. Вторая империя.

Моя империя.

Я видел бледных принцев с волосами как ночь, шестипалых принцев с фиалковыми глазами. Моих сыновей. Ее сыновей. Многочисленных, как звезды, и бессмертных. Династия полубогов, и я сам - полубог - вечный властелин. Десять тысяч лет я царствовал. Мои корабли бороздили пустоту, создавая плацдармы в облаках Магеллана. В Андромеде. Треугольнике. Пегасе. Капелла была свергнута, ее медные купола разбиты, и на их месте мои жрецы воздвигли спиральные зиккураты, на вершинах которых бассариды в одеяниях ночи приносили жертвы богам - моим родственникам.

Миллион лет я царствовал, десять миллионов лет.

"Думаешь, мне это нужно?" спросил я, проживший уже достаточно долго.

Каждую ночь она приходила ко мне, ее красота и похоть были подобны крепкому вину. Даже тогда она продвигалась вперед, приближаясь на дюйм, ее тяжелые белые конечности тянулись ко мне, ее красный рот был похож на ядовитый цветок. В этих объятиях заключалась вечная жизнь, а между бедер лежала сама купель империи.

Nusuq.

Ее руки были на моем лице, ее пальцы запутались в моих волосах. Она прижала свое лицо к моему, и ее губы и язык были холодны как лед. Мои глаза были закрыты, и, хотя я не осознавал, что моя воля сопротивляется, я почувствовал, как моя рука обхватила чью-то холодную грудь. Руки скользили по моей груди, бицепсам, теребили пояс брюк. Одна сомкнулась на моем запястье, другая схватила мой полузабытый меч.

Я снова почувствовал ее слезы на своей щеке.

Рук было слишком много.

"Нет!" Какая-то часть меня собралась с силами и оттолкнула монстра прочь.

Не бойся! раздался этот нечеловеческий голос. Голос Ушары. Впервые она заговорила со мной словами, которые я мог понять.

Но я пристально смотрел на нее, и в глубине моего живота образовалась тошнотворная дыра - потому что в этот момент мои глаза были открыты, и я увидел Наблюдателя во всем его ужасе и величии, пронзая каждую ее иллюзию глазами, которые дал мне Тихий. Я увидел, чем была ее красота: искусством, маской, завесой над пороком. Под этой ледяной плотью извивались бесчисленные руки, обвивавшиеся вокруг невидимой мне сердцевины. Под ними, свернувшись в неизмеримо малые, сложенные по размерам, которые даже мое второе зрение едва могло уловить, прятались сморщенные мембраны невероятных крыльев, бесчисленных, как и руки. А ее глаза! Столько глаз смотрело на меня из-под белоснежной плоти рук и бедер, смотрело с плоской поверхности ее живота, изнутри этой холодной, бессмертной груди.

Я выдержал их пристальный взгляд всего мгновение, ощущая ее злобу, ее боль, ее гневное отчаяние. Ушара томилась на Сабрате почти миллион лет, слишком слабая, чтобы ускользнуть во Тьму. Но сейчас она была сильнее. Увидев ее тогда, я понял… нам никогда не следовало приходить в Сабрату. Еще тысяча лет… миллион… и чудовище могло бы погаснуть само. Но наше появление здесь раздуло ее угли. Теперь она тлела, и если я не смогу сбежать - если я не смогу вооружить "Персей" и уничтожить ее, а вместе с ней и себя, - она расцветет новым и внезапным пламенем.