Но вполне возможно, что она никогда не покидала родного дома.

И вот она плывет на Латарру. Прямо в логово льва.

"Сначала нам нужно разобраться с нашими хозяевами", - сказал я.

"Ты сказал, что мы можем доверять Лориану Аристиду", - возразила она, и в ее тоне страх смешался с обвинением.

"Можем, - согласился я, - но нужно учесть вопрос его хозяина. Он - пленник своих обстоятельств, как и мы".

Принцесса подтянула одно колено к груди, поставив ногу на диван. Прижимая к себе конечность, она сказала: "Ты сказал, что мне не следовало идти. Капитан Гошал считает, что этот монарх Латарры будет держать меня в плену".

"Гошал - дурак, - сказал я, - хотя и честный".

"А что будет со мной?" - спросила она.

"Если мы добьемся своего, то ничего", - ответил я. "Ты в опасности, принцесса, не стану лгать, но ты, как мне кажется, в гораздо меньшей опасности, чем я". На ее алебастровом лице я прочел вопрос. "Как думаешь, экстрасоларианцы не решатся разобрать это тело на части, чтобы узнать его секреты?"

Селена крепче вцепилась в свою ногу.

"Если мы будем осторожны, до этого не дойдет", - обнадежил я. "С другой стороны, живой ты, конечно, стоишь больше, и для твоего отца и семьи ты дороже, чем для монарха. Не составит труда напомнить об этом".

Какой маленькой она выглядела! Какой потерянной. Какой совершенно обездоленной. И рыцарство, и его противоположность кричали, чтобы я подошел к ней, обнял и прижал к себе. Я отчетливо вспомнил видения, которые видел, воспоминания о других жизнях - о жизнях, которые мы прожили вместе. Я обнаружил, что знаю каждую ее линию и изгиб, каждый тайный уголок, и это знание огорчало меня. Это было знание, которого у меня не должно было быть.

Мне пришлось напомнить себе, что это была женщина, которую ее отец предложил мне в качестве утешения за смерть Валки.

Она была всего лишь тавроси.

В этом не было вины Селены, но это все равно её запятнало.

И все же мне было жаль ее.

"Латарранцы хотят союза с Империей", - продолжил я. "Их положение, должно быть, более отчаянное, чем они сами говорят, иначе они не пришли бы к нам с этим предложением".

"Телеграфный след?" Селена нахмурила брови. "Конечно, это предложение не может остаться в силе! Империя, должно быть, считает, что Экстры похитили меня, что это твой заговор - в точности как предсказывала Капелла. В каком-то смысле я сыграла им на руку… сделав то, что ты сказал".

Она была проницательна. По крайней мере, в этом.

"Ты спасла мою дочь, - произнес я и, желая укрепить стену между нами, добавил: - Мою и Валки. Я всегда буду благодарен вам, принцесса. Но мы можем исправить эту ситуацию. Мы должны предложить возобновить переговоры между Латаррой и вашей семьей. Мы можем рассказать вашему отцу и брату, что произошло и почему".

Селена подняла подбородок, хрупкий и странно вызывающий - возможно, она была всего лишь уязвлена. "Они не станут бросать вызов Капелле".

"Им и не нужно", - кивнул я. "Им нужно лишь игнорировать их, что ваш отец и делал, сколько я его знаю". Вильгельм всегда был не в ладах со своим духовенством, с настоятелями и патриархами Святой церкви Земли. Имперская цивилизация стояла всего лишь на двух великих столпах: на Капелле и Троне. Время и напряжение войны подкосили оба этих столпа. Теперь они покосились друг на друга и затрещали.

"Мы можем сделать то же самое", - сказал я. "Вы избежите этой сети, ваше высочество. Я обещаю вам это, но вы должны делать то, что я говорю".

"Селена", - сказала она, с дрожью в голосе произнося каждый из трех слогов своего имени. Ее глаза были закрыты. "Пожалуйста, зови меня Селеной".

Я ничего не сказал.

Девушка резко вздохнула и опустила ногу. "Я не дура, сэр Адриан".

"Я этого не говорил", - ответил я.

"Ты сказал, что мне не следовало идти, - повысила голос она, - но если бы я этого не сделала, ничто не помешало бы марсианам сбросить с неба твою Кассандру и остальных!"

Селена... что с ней стало, интересно? После того как все было сказано и сделано? После того, как я вспорол брюхо солнцу Гододдина и разлил его пламя по Тьме? После Сироты и Астрофага? И той последней ночи на Тенбе?

Я слышал, что она мертва. Что она - вместе со многими своими братьями и сестрами - была убита во время резни, последовавшей за смертью императора, в Ночь Ножей. Я слышал, что ее отправили на Пагус Минор или на Марс. Что она стала наложницей какого-то марсианского легата, подарком за его службу нашему новому императорскому государю. Другие говорят, что ее вернули на Авалон, где она отныне и навсегда поселилась в залах своих отцов, став, так сказать, частью обстановки Калибурн-Хауса. Другие говорят, что она, почти невеста Пожирателя Солнца, служит теперь одной из кинарианок, Пепельных дев, которые прислуживают у кенотафа Бога-Императора.

Я не знаю. Но я молюсь, чтобы она обрела покой… где бы ни была.

"Ты не смотришь на меня?" - ее голос вторгся в мое молчание, потревожив мои размышления. "Ты даже не посмотришь на меня..."

Я посмотрел на нее.

Ее глаза блестели, но стали жесткими и холодными, как стекло. "Я полюбила тебя, - сказала она, - с того самого дня, как ты с триумфом проехал по Вечному городу с Травяным венком на голове". Она стиснула руки на коленях. "Отец оставил меня ради тебя. Я спала десятилетиями… наблюдала, как стареют мои братья и сестры. Наблюдала, как разваливается моя империя. Ждала тебя". Она встала, тушь с ее глаз начала стекать. "А потом ты умер".

Я не пошел к ней, чувствуя, что движение в ее направлении - в любом направлении - означает подтверждение моего пути во времени. Я видел перед собой Солнечный трон, его карминовый бархат и лучи из чеканного золота. Мне нужно было только подойти к ней, поцеловать ее так, как она поцеловала меня в ту ночь, когда я был уничтожен. Она станет моей императрицей - и какой императрицей она станет. Не холодной и ужасной, как Ушара, а теплой и яркой, как Солнце исчезнувшей Земли.

И все же это было то же будущее - та же картина, повторенная, как нечеловеческий облик Наблюдателей повторялся на иконах в Великом святилище Вечного города. Отправиться к Селене означало выбрать этот путь. Власть и господство над людьми. Выбрать ее и занять трон означало еще раз сделать выбор, который сделал Бог-Император, выковать новое звено в той же цепи, которая связывала человеческие судьбы почти двадцать тысяч лет. Обратиться к ней означало повторить цикл, означало попытаться поставить историю на место, связать будущее с прошлым и удерживать его там волей и силой оружия.

Это не входило в мои обязанности и не было моим желанием, хотя я и не хотел причинять ей боль.

"Ты ничего не скажешь?" - спросила она.

"Я умер, да", - тихо ответил я. "Я умер, но мужчина, которого ты любила, так и не родился. Ты любишь Героя Аптукки. Демона в Белом. Этот человек - не я. И никогда им не был".

Селена вспыхнула. "Эти истории правдивы!" - воскликнула она, и слезы, которые балансировали на грани падения, наконец-то пролились. "Ты умер, Адриан! Ты умер и снова живешь! Не говори мне, что ты не такой, как о тебе говорят, и даже больше! Не смей!" Она, рыдая, прижалась ко мне, ее узкие плечи тряслись.

Там я позволил ей остаться, но не сказал ни слова утешения, а когда она закончила, вернул разговор к насущной проблеме.

До прибытия в Латарру оставались годы, и, хотя я планировал погрузиться в ледяной сон, у нас еще было время спланировать наш следующий шаг. До сих пор я вспоминаю ее слезы и содрогаюсь.

Где бы она ни была сейчас, я молюсь, чтобы она была не одна.