«Страшно… Мне так страшно.»
Мысли становятся хаотичными. Иногда он верит, что слышит шепот Богов, наблюдающих за ним с Небес, смеющихся над его страданиями. А затем приходит осознание: Боги не замечают его. Для них он лишь одна из многочисленных игрушек, разорванная и сломанная. Эти бесконечные круги сансары больше напоминали тот Ад, что описывала Аэлория. Если бы такое место и правда существовало, его могли бы придумать только надменные Боги. Ни одна живая душа, ни одно существо в этом мире не было так жестоко, как эти сущности. Возомнившие себя мировыми правителями, они считали, что имели на это право. Имели право покарать, имели право уничтожить, имели право возвысить.
«Но кто дал им право? Разве законы мироздания они сами писали, или это просто иллюзия силы, чтобы удержать власть? Ведь что такое власть, если нет тех, кто ей подчиняется? Они пришли в этот мир, но что мешало им править в своем? Был ли он вообще? Что движет этими существами?» — все спрашивал он, но сырая земля не могла ему ответить.
В этом вечном цикле наказаний все расы становились всего лишь песчинками жестоких божественных игр. Им не давали шанса на истинную свободу, ведь свобода, по мнению этих Богов, была опасной, непредсказуемой. Свобода воли — это хаос, которого они боялись больше всего. То, что Создатель подарил миру, и то, что они нагло решили отобрать.
Столь уверенные в своем абсолюте, они забывали главное — даже бесконечность подвластна изменениям.
Иветта лежала на холодной земле, не имея возможности пошевелиться. Вокруг нее клубилась тьма, окутывая все вокруг непроглядным мраком. Вдалеке внезапно появился тусклый огонек, и из него медленно начал вырисовываться силуэт. Нортон. Но это был не тот Нортон, которого она помнила. Его тело было изуродовано, плоть едва держалась на костях, а глаза горели алым светом.
— Верни мне мое тело… — голос Мессии звучал с хриплым эхом, словно он говорил из самых недр Ада. Его руки, в которых едва осталось что-то от человеческого, протянулись к ней.
Губы не двигались, но голос продолжал звучать у нее в голове, заполняя сознание страхом.
— Освободи меня, Иветта… Ты знаешь, что должна… Ты не можешь противиться…
Ледяной ужас пробирал ее, побежал мурашками по всему телу. Дьяволица попыталась закричать, но голос застрял в горле. Ее руки непроизвольно потянулись к Норту в ответ. Она была в ловушке. Как марионетка в чьих-то руках, вынужденная повторять то, что говорит голос в ее голове. Точно так же как и тогда.
Отвратное трупное лицо Мессии исказилось в усмешке, его тело начало разрываться прямо на ее глазах. Оно делилось на четырнадцать частей с мерзким, хлюпающим звуком, который издавала бы гниющая плоть. Иви почувствовала его боль — живую, глубокую, неизбывную, словно свою собственную. Что-то тяжело придавило грудь, не позволяя сделать и вдоха. Она пыталась вырваться, но сырая земля сдавливала ее, засыпая лицо, забивая глаза, уши, нос, попадая в легкие. Дьяволица пыталась бороться, но почва продолжала безжалостно крошиться, пытаясь ее раздавить.
— Верни мне мою жизнь… Освободи…
Вскрикнув, Иветта содрогнулась и внезапно проснулась. Девушка тяжело дышала, пот катился по ее вискам, сердце трепетало, как пойманная птица. Комната была темной, лишь бледный свет Селены пробивался через окно, освещая очертания кровати и сидящего рядом Мирана.
— Иви… — Он осторожно положил руку ей на плечо. — Снова кошмар?
Несколько секунд она молчала, пытаясь восстановить дыхание и понять, что было сном, а что — реальностью. Тело Иви все еще дрожало, а в голове стояли последние слова Нортона.
— Мне приснился Мессия, — прошептала она, не в силах повернуться к Мирану. Ее пальцы впились в край одеяла. — Он просил освободить его. Я чувствовала его боль, как будто она была моей. Это было так… реально…
Миран нахмурился, его пальцы немного сильнее сжали ее плечо.
— Это был просто кошмар, — сказал он, стараясь придать голосу уверенность в собственных словах. — Все уже позади.
Но Иви лишь покачала головой.
— Нет. Это было не просто сновидение. Я чувствую, что между нами все еще есть связь. Помнишь проклятие, которое он наложил на меня? Может, оно до сих пор связывает наши души. Его страдания отзываются во мне… Я… будто знаю это. Чувствую.
В спальне ненадолго повисла тишина. Миран тяжело вздохнул, провел второй рукой по блондинистым волосам, зачесывая их назад.
— Если это правда, Иви, мы разберемся с этим.
Чувствуя тепло его руки на плече, демоница немного расслабилась, но тревога все еще не отпускала ее. Она осторожно отстранилась от Мирана.
— Почему ты не спишь? Ты выглядишь измотанным.
— Последние несколько дней я много думаю, — тихо признался он, подбирая слова с осторожностью. — О нас… о том, что ждет впереди. Чем дальше, тем сильнее кажется, что Небеса однажды придут покарать меня. Но вот… я снова просыпаюсь и вижу рядом тебя. — Он улыбнулся, откидываясь на подушки. — Прошло почти пол года, а я до сих пор не могу успокоиться.
— Я понимаю тебя. Мне тоже тревожно. Мы столько времени скрывались от них, но они будто забыли о Валоре. А теперь, когда я все чаще вижу Норта, кажется, что они узнают об этом и явятся в любое мгновение.
Нервно прикусив губу, Иви забралась под руку короля и уложила голову на его твердую, аристократично стройную грудь. Пальцы мягко скользнули по впалому животу, задержались на бледноватом шраме, будто пытаясь стереть его из памяти, и коснулись пары родинок на ребрах. Глядя в окно, за которым мерцала Селена в сопровождении блеклой Миры, Владыка молчал. Он знал, что они оба жили на грани — между долгом и желанием, между любовью и страхом перед Триедиными.
— Они могут чего-то ждать, — наконец обронил он. — Небеса всегда верили в свою непоколебимость, в то, что их воля — закон. Но то, что происходит сейчас, не похоже на них. Нужно быть осторожными. Очень осторожными.
— Миран, я… устала бороться. Мне хочется просто мирно жить тут. Вместе с тобой. Столько, сколько получится. — тихо созналась она.
— Тебе больше и не нужно. Ты дороже спасения мира. — Король глядел на нее с нежностью. Его рука мягко скользнула по ее щеке, погладила веснушки.
Немного полежав, демоница задумалась. Затем она вышла на балкон, ее взгляд блуждал по ночному пейзажу. Прибывающая Селена мягко обволокла ее обнаженную фигуру, придавая демоническому облику загадочное очарование. Хвост Иви, с изящным ромбиком на конце, плавно покачивался из стороны в сторону, словно следуя за ее мыслями. В этом молчаливом движении Миран находил что-то завораживающее, что-то неописуемо прекрасное.
Он пристально смотрел на нее из полумрака комнаты, не в силах отвести взгляд. То, что должно было стать символом унижения и искажения демонической сущности, явилось ему как воплощение настоящей красоты. Боги, пытавшиеся наделить демонов звериными чертами, невольно подарили им ту харизму, которая способна захватывать и притягивать внимание. Иветта, с ее рогами, хвостом и острыми ушами, выглядела не как грубое животное, а как существо, вышедшее из самого сердца ночи — мистическое, зловеще прекрасное, пробуждающее невольное восхищение и страх.
Не отрывая взгляда от ее силуэта, Владыка слез с кровати, выходя из тени комнаты. Его взгляд скользнул по ее груди, но вдруг резко остановился. Лицо Владыки стало бледным, как восковая фигура.
— Иви… Кажется, ты была права, — его голос вздрогнул.
От черного камня, вживленного в ее грудь, вновь начали ползти черные сосуды. Они выглядели как темные, уродливые ветви, которые распространялись по ее коже, извиваясь и пульсируя. Вены словно расширялись, медленно покрывая ее грудь и плечи. Иветта опустила голову и осторожно коснулась места, где находилось проклятие. Камень запульсировал. Она не испугалась — нет, в ней больше не было страха, только тяжесть от осознания того, что проклятие все еще живо. Она знала, что в этот раз оно не убьет ее. Девушка слегка нахмурилась, стараясь понять, что это значит.
