— Прости меня, Марианна, — тихо произнес он, опустив голову. Его дыхание стало глубоким и тяжелым, словно он пытался справиться с накатившими слезами, так же, как и всегда.

Обняв Норта, она чувствовала, как он дрожит. Ее рука мягко легла на его голову, наклоняя к своему плечу, пальцы заботливо скользнули по черным волосам.

— И ты меня прости… Сильно болит? — Ее тихий голос был полон тепла и сестринской любви.

— Нет, мне уже не больно. — тихо ответил Норт. — Просто… все сложно, Мари. Я слишком долго не замечал, что происходит с тобой… А сейчас, когда все вокруг рушится, я чувствую себя беспомощным. Почему ты просто не поговорила со мной раньше?

— Я не хотела добавлять тебе еще больше проблем. Ты и так делаешь все ради нас. Мне больно думать, что я могу тебя потерять… но я верю, что мы справимся. Вместе. — Она снова провела рукой по его волосам, прикосновение демонессы было теплым и успокаивающим.

Прислонившись к холодным доскам сарая, девушка подняла взгляд к ночному небу. Два светила — Селена и Мира — висели высоко над их головами. Селена сияла ярко, мягко освещая все вокруг, словно защищая мир своим светом. Мира же, маленькая и скромная, почти терялась на фоне своей сестры. Но этой ночью Мира была чуть ярче, ее слабый свет пробивался сквозь тьму, напоминая о своем существовании.

— Мари… — начал он, его голос едва слышно дрожал. — Все это время я просто не знаю, как быть. Я запутался и опустошен. Мне кажется, что я теряюсь, и все, что делаю, лишено смысла.

Нортон на мгновение замолчал, вслушиваясь в звуки ночи: слабое потрескивание сухой травы под ногой сестры, которая рассеянно покачивала ею, и далекий скрип ветвей, поддающихся прохладному ночному ветру. Он глубоко вздохнул, пытаясь подобрать нужные слова.

— Я помню Лоренса… — прошептал он, и в его голосе слышалась горечь. — Он был для меня больше, чем учитель. Он был как отец… как друг. И каждый раз, когда я думаю о том, что он погиб из-за меня, внутри все выворачивает. Даже во сне это меня не отпускает! Его окровавленное тело, его улыбка перед смертью… Каждое утро я просыпаюсь с этим чувством вины, которое не уходит. Говорят, время лечит, но что делать бессмертным? Когда для тебя нет хода времени, когда все сливается в один долгий день, и прошлое остается на расстоянии вытянутой руки? — с этими словами парень и правда вытянул руку, будто пытаясь за что-то ухватиться.

Он попытался глубоко вздохнуть, чтобы удержать слезы.

— Я делаю все, что могу, но все равно чувствую, как что-то ускользает. Мне не хватает знаний, опыта… Мы жили взаперти, а теперь даже не можем получить то, что нам необходимо. Мы вынуждены принять помощь Винсента. Я понимаю, что он прав, что у него больше связей. Но мне так хочется отказаться… Но куда мы убежим сами, Мари? От чего мы бежим? Зачем? В этом мире нам нигде не будет места! — Его голос окончательно сорвался, он обхватил голову руками, а тело содрогалось от нарастающего плача.

— О, Норт… — сестра крепко прижимала его, будто пыталась добраться до самой его души. Она дала ему выплакаться, наконец позволив ему выпустить весь этот груз. И сама тоже не сдержалась — слезы тихо покатились по ее щекам, падая на его макушку. Но в ее голове бился один вопрос. — Ты… бессмертный? — прошептала она, глядя на него сквозь слезы.

— Да… Только никому не говори, — прошептал Норт, осторожно утирая ее слезы. Он виновато опустил глаза. Они мягко светились в темноте, напоминая два огонька — такие же, как тот, с которым играла Мари некоторое время назад. — Сатана дал мне бессмертие в обмен на свое место… и мою смерть. Я стану следующим, когда его век подойдет к концу.

— Ты ведь понимаешь… почему? — Марианна почувствовала, как сердце бешено колотится в груди, стуча так сильно, что его удары, казалось, могли отдаваться в воздухе. Оно шумело в ее висках, словно желая разорваться.

Ее брат безрассудный дурак. Он проклял себя, обрек на вечное одиночество, взял на себя ту роль, от которой когда-то пытался убежать. Ради других он стал настоящим Мессией — тем, кто готов жертвовать собой, чтобы спасти остальных. Но, будь она на его месте, она бы голову дала на отсечение, что поступила бы точно так же. Ради него. Ради их расы.

— Мой глупый, глупый брат… — демонесса почти захныкала, прижав Мессию к себе так, что его рога мягко уткнулись ей в плечо. — Тогда пообещай мне, что ты построишь новый мир. Что твоя жертва не будет напрасной. — Она протянула к нему свой мизинец. — Пусть это будет наше обещание перед Селеной и Мирой.

— Обещаю, — Норт взял ее за мизинец, выпрямился и слегка коснулся рогами рогов сестры.

Близнецы провели остаток ночи, сидя бок о бок и делясь всем, что накапливалось в их душах за долгое время. Их разговоры текли плавно, переходя от тяжелых воспоминаний к мечтам о будущем. Сначала они говорили о том, как было нелегко справляться в хижине, о ежедневных заботах и страхах, которые преследовали их каждый день. Мари рассказала Норту, как ей не хватало его поддержки, и как она, несмотря ни на что, пыталась быть сильной ради него. Норт признался, что ощущал себя виноватым за то, что не смог быть рядом в самые трудные моменты.

Ночь становилась глубже, воздух становился прохладнее, и тени вокруг сарая удлинялись, словно растягиваясь по земле. Их разговор постепенно изменился — напряжение растворилось, уступая место воспоминаниям о счастливых моментах из детства. Они вспоминали шутки и забавные истории, которые помогали забыть о всех ужасах. Иногда легкий смех разрывал тишину ночи, добавляя тепла в холодный воздух. Где-то позади хижины раздавалось отдаленное ржание и фырканье Ноктуса, будто он мог слышать о чем они говорят.

Селена начинала тускнеть, а Мира казалась еще более блеклой, уступая наступающему утру. Свет начал пробиваться сквозь щели в стенах сарая, когда Марианна и Норт прислонились друг к другу, чтобы немного отдохнуть.

В это время Винсент, который сладко проспал всю ночь, выбрался из хижины, чтобы проверить, где его кузены. Его лицо озарила мягкая улыбка, когда он увидел их, спящих у старого сарая в забавной позе. Девушка, опершись на плечо брата своим, чуть склонила голову с открытым ртом, волосы мягко закрывали часть ее лица. Норт, в свою очередь, опустил голову себе на грудь. Его рука по-братски лежала на плече демонессы. Их рога переплелись так, будто они пытались заплести их в косу.

— Ну вот, вы здесь… Я думал, вы вернетесь в дом.

Осторожно подойдя ближе и слегка покачивая плечо кузины, Винсент разбудил ее. Мари резко подняла голову, и тут же почувствовала, как что-то тянет ее — их рога застряли и Норт полетел вперед. Она ойкнула, разбудив своим вскриком брата. Демон сонно захлопал ресницами, выпрямившись в струнку. Это движение помогло решить всю проблему, но Винсент уже разразился диким хохотом. Его смех эхом разнесся вокруг, спугивая стайку птиц, сидящих на ветках близ стоящего дерева. Пернатые взмыли в небо, а Марианна бросила на парня сердитый взгляд.

— Доброе утро, сони, — усмехнулся Винсент, показывая пару острых клыков в широкой улыбке. — Раз вы уже проснулись, пора двигаться дальше. У меня есть карта, и я знаю безопасный маршрут. Отец встретит нас по дороге и введет в курс дела.

Мари посмотрела на брата выжидающе. Девушка была готова последовать за ним куда угодно. Она знала, что решение Норта будет для них обоих верным, и была готова принять любое его слово. Демон обменялся с ней взглядами и медленно повернув голову, нехотя кивнул кузену.

— Хорошо, — сказал он, не скрывая легкого раздражения. — Спасибо, Вин. Мы пойдем собираться.

Связь между близнецами всегда была особенной — глубокой и нерушимой, словно корни древнего дерева, вплетенные в землю. Они понимали друг друга с полуслова, иногда даже без слов. Как Мира следовала за Селеной, так и Марианна следовала за Нортом. Они были двумя частями единого целого, и их силы раскрывались только в единстве. Разделить их означало бы сломить.

Когда они наконец собрались, Винсент вытащил из потрепанной сумки, позаимствованной у кузенов, небольшую карту и развернул ее. Он склонился над ней, напряженно всматриваясь в линии маршрута и тщательно проверяя каждый поворот, чтобы избежать возможных неприятностей. На карте был изображен огромный континент со всеми главными дорогами, лесами и горами, окруженный бескрайним океаном Тарнэйром, словно одинокий листок, плывущий в луже. Края их мира обозначались символами руин, напоминая о Великом Бедствии. Времен до него уже никто не помнил.