Поскидывав с себя весь лишний обвес, который мог бы зацепиться в узком месте, Клаус как был на полусогнутых рванул вперёд, стараясь не смотреть вверх. Расселина оказалась совсем не такой глубокой, как выглядела на взгляд снаружи, ну, метров пять в длину, и вот уже он по-пластунски, ужом протискивается вперёд, растопыренными пальцами на ощупь пытаясь отыскать что-нибудь знакомое. Точно!

Под жуткий скрежет выскочив задним ходом обратно на свободное пространство, Клаус первым делом проверил перчатки – не распорол ли – и только потом поднял голову выше.

Вот уж повезло, как покойнику. Это был не просто рабочий самоход. Это был, мать его так, боевой квадропедальный дрон. Сохранность, конечно, средней паршивости, но вот уж находка так находка, кому из других сыскарей по эту сторону ледника скажи – не поверят. Впрочем, он уже сколько оборотов тут никого не встречал, так что какая разница.

Интересно, а сама железяка здесь откуда? Такие если и водились в прежние времена, то по охранной зоне Мегаполиса вдоль бывшего Северного моря. Оттуда сюда поди километров сто хода, эта штука даже на полных аккумуляторах столько бы не прошла. Значит, валялась где-то в запасниках да почему-то активизировалась, при Бомбардировке или позднее, когда пошёл ледник, сейчас не угадаешь.

Другое дело, что боевой дрон – это тебе не шутки. Его просто так не взломаешь. Хвостиком за гексаподом он бегать не станет. А если что – может и шмальнуть.

Обидно, столько усилий и всё зря.

Застёгивая обратно все клапана и прилаживая побросанный как попало обвес, Клаус поймал себя на том, что дыхание его уже больше похоже на сиплый кашель.

Да твою же наполовину. Чёртовы датчики.

Не решаясь додумать эту мысль, Клаус аккуратно, на полусогнутых побрёл к тому месту, где когда-то светлел лаз выхода. Главное не отключиться, главное не отключиться, главное не от…

Первый глоток воздуха дался с трудом, аж искры из глаз. Ледяной поток с кружащимися в нём иглами снежинок бил в лицо наотмашь, как в хорошей драке. Н-на!

Только теперь, на контрасте, стало понятно, какой дрянью он всё это время дышал. С тем же успехом можно было себе пластиковый мешок на голову натянуть. Клаус аккуратно сполз по стеночке и только обеспечив себе устойчивое положение, принялся с яростью выдирать из нагрудного кармана изрядно примёрзшую к карабину плоскую коробочку датчика химсостава. Тот как ни в чём не бывало продолжал тускло светиться зелёным.

Зараза. Вот же зараза.

Снова поймав себя на том, что разговаривает с бездушной железкой, Клаус в сердцах плюнул и засучил ногами, пытаясь подняться. Получилось не с первого раза, но всё же получилось. А тут уже гляди, светлеет. Рано как. И хорошо, всё-таки уже май. Сыскарям самая пора начинать свою разведку.

Что ж, в следующий раз повезёт больше. Может, световая панель где из-под снега мелькнёт, или вот, как тут, теплом откуда-то снизу повеет, протаивая лаз в блескучем ледяном кляре.

Ладно, будем выдвигаться, а то с утра на открытой поверхности самый мороз, а без еды легко помёрзнуть даже на ходу, не то что вот так, простаивая в попытке отдышаться. Надо срочно засунуть этот проклятый дрон обратно в расселину от греха, собрать манатки и выдвигаться. И что это гексапода не слышно?

Клаус замер. Из темноты лаза отчётливо послышался дробный металлический лязг. Оттуда надвигалось что-то тяжелое.

Гребёнка по мере приближения всё вернее оправдывала своё название – частокол поваленных друг на друга наполовину разрушенных башен морским ежом под всевозможными углами упирался в голубые небеса, превращая банальный полёт в некое подобие крысиных бегов по трёхмерному лабиринту – бегов, во время которых участников каждую минуту ожидает со всех сторон непредсказуемая угроза, будь то падение сверху шального обломка, а то и целого башенного монолита, натянутая поперёк траектории паутина остатков коммуникационной сети или же снайперский выстрел из гауссовой винтовки в спину.

Уплотняясь, гребёнка из хаоса заснеженных трущоб километровой высоты постепенно превращалась в нечто куда более страшное. Она не просто выглядела руинами былой войны, она в действительности и была подобными руинами. Войны природы с человеком, войны кровавой и беспощадной, войны на измор, войны насмерть.

Покосившиеся башни смотрели в одном направлении – на юг, словно гигантский чёрный лес, поваленный титаническим взрывом. Своеобразный юмор состоял в том, что взрыв и правда был, пол-столетия назад ударная волна импакта прокатилась по Мегаполису, сметая всё на своём пути. Тогда башни устояли. Но когда начал идти снег, и шёл без перерыва год, два, три, десять, вот тогда эта битва оказалась проиграна.

Отсюда ушли сначала корпорации, а потом и во всём зависевшие от них люди. Во всяком случае, те из них, кому хватило ума признать – это конец. Клаус некогда тоже был одним из них.

«Мариса, подсвети, будь добра».

Эхо-импульс сонара послушно рванул наискость гребёнки, коптер тут же сместился левее, выходя на безопасный маршрут согласно директивам навигационного блока. Тактика прохода через гребёнку всегда одинакова – не суй свой нос в чужой вопрос. Лучше облететь свежее обрушение стороной, гребёнка велика, куда бы ты ни собирался, обязательно сыщется обходной путь с хорошим просветом и прямой видимостью. Главное не спешить. Торопыги тут долго не тянули, рано или поздно напарываясь на короткую и злую месть Мегаполиса тому, кто без спросу покусился на его обледенелое нутро.

«Благодарю, лапуль».

Любопытно, что там, где люди спасовали, сам Мегаполис всё-таки выдержал. Многосотметровые снеговые завалы с годами превратились в ледяные языки, ясно различимые с высоты. Нет, не ударная волна импакта повалила башни, это гляциологические потоки новоявленных ледников смели сначала надземные путепроводы, потом контрфорсы пограничных стен корпоративных компаундов и аррондисманов, растёрли в бетонную пыль менее прочные бетонные строения и только тогда принялись за несокрушимые металлполимерные башни последних поколений. Именно сковавший север Европы лёд стал той силой, которая обратила Мегаполис в бурелом гребёнки. Но в итоге гребёнка всё-таки устояла.

И вот, спустя десятки лет забвения, солнце здесь показалось вновь, а вместе с солнцем показалась и жизнь.

«Прохожу приграничный участок, поднимаюсь выше».

На самой границе Мегаполиса плотность застройки превратила частокол в кашу изо льда, наполовину обрушенных обломков и едва устоявших башен. Здесь битва со льдом шла до сих пор. И, судя по свежим россыпям на прошлогоднем льду, с переменным успехом.

Роторы коптера натужно взвыли, набирая обороты. Нужно проскочить это место по низкой дуге, экономя заряд в батареях, да и местных по возможности хотелось бы лишний раз не беспокоить. Окопавшиеся в этом странном и страшном месте выживальщики были порой страшнее самих руин. Стреляют они без предупреждения, а чужую жизнь ценят не выше своей. То есть вообще не ценят, особенно ближе к осени, когда еды хоть и становится в достатке, но холодает с каждым днём всё сильнее, намекая всем интересующимся, что до весны дотянут не все.

На этот раз, впрочем, никто не палил. И на том спасибо, поскольку выбора у Клауса всё равно особого не было.

«Границу прошёл, лапуль, снижаюсь, конец связи».

Мариса существо простое – с ней лучше разговаривать коротко и ясно, иначе замучает потом вопросами. Почему радиомолчание без команды да лишний расход ресурса. Клаус тоже в таких вещах предпочитал чёткость, целее, как говорится будешь, а потому отчитывался по чеклисту сверху вниз, как договаривались.

А красиво тут, не устаёшь удивляться.

На север до самого горизонта вместо хаотичного бурелома поваленных друг на друга башен граница Мегаполиса очерчивала пустое, гладкое, слепящее зеркальное пространство летнего наста. В отличие от устойчивых городских ледников, тут во все стороны простирался единый плоский панцирь, скучно и однообразно нараставший каждый год ещё на десяток метров в высоту. Именно сюда и привели Клауса сейсмозонды.