Мне некогда было в этом всём разбираться.

И выбора особого не было. Тикали секунды, уносясь в бесконечность.

Нужно их отыскать.

Нужно их отыскать.

Нужно и…

Мне нужен мой хрустальный мир.

Осознание этого дёрнуло меня, будто током.

Бронеперчатка как бы нехотя поддалась моей команде и разгерметизировалась, раскрывая магнитные замки крепежей. Спустя пару минут я почувствовал грудью прохладу лёгкого сквозняка восходящих потоков.

Освобождаться от «чёрной вдовы» было не сложнее, чем со связанными за спиной руками выбираться из запертого сейфа. Раз, два и готово.

Я с самого начала ошибся, припёршись сюда в подобном облачении. Армопластовое пугало посреди крошащихся урбанизированных развалин. Панцирь будет защищать черепаху ровно до того момента, как она окажется лежащей на спине. И вот тогда он её не защитит, а убьёт.

Настала и мне пора избавляться от своего панциря. Ты эффектор, Ильмари, помнишь? Для тебя армопласт и гауссова винтовка – не более чем костыли для временно недееспособного. Ходить с их помощью можно, и то с трудом. Но победить врага с их помощью нельзя. От чего тебя защитит эта машинерия? От Лилии?!

А остальные… остальные лишь статисты, как ты сам ещё пять минут назад.

Бесполезная груда металла застыла, мерцая раскрытым настежь чревом. Датчики, дисплеи, сенспанели, гиродины, миоусилители, фидеры. Всё для того, чтобы тебе там было удобно и легко.

Я стоял на краю парапета, глядя в привычно клубящуюся бездну у своих ног, и сквозь тонкую отсыревшую ткань пилотажного костюма всей кожей пытался вдохнуть этот затхлый сырой воздух. Воздух прогнившей насквозь агломерации.

Мои колени безвольно подогнулись, и я осел на грязное покрытие, скрючившись в неловкой позе умирающего.

Мне нужно моё чувство реальности. Осколки стекла под ногами, капли конденсата у меня на щеках, впивающийся в бок острый бетонный угол, тепло башни, звук далёких сирен и уже почти боестолкновений.

Над моей головой в низком бесформенном небе висела «люстра». За мной что, наблюдают? Наплевать. Лилии сейчас не до меня, всё её внимание уходит на то, чтобы Улисс не отчудил. Знай она Улисса так, как его знаю я… да неважно.

Мне нужен мой дарёный хрустальный мир.

Колючая изнанка реальности, больше не смягчённая обволакивающей любовью Матери. Хрустальный мир распарывал тебя до кости каждой своей гранью. Главное в этом деле – не просто суметь прикоснуться, а уйти после этого прикосновения с прежним числом конечностей.

Хрустальный мир не прощал ошибок.

Но он же давал тебе поистине бесконечные возможности.

Я почувствовал.

Поднятая к внезапно расфокусировавшимся глазам ладонь сочилась кровью – борозда шла от запястья до кончика мизинца. Ну, здравствуй.

Всё вокруг меня стало больше походить на обмотанный для верности колючей проволокой алмазный резец.

Но и я стал другим. Больше я походил теперь на стремительно текущий поток вязкой жидкости, в котором набатом билась одна единственная мысль.

Нужно их отыскать.

И тогда я обернулся в сторону башни на противоположном краю бездонной пропасти. Всё было так просто, если постараться. Это место выглядело как сплюснутый чёрный сфероид, насилу вписанный между окружающих перекрытий. Чернота подпирала стены и потолки, заставляя их трещать по швам, выпячиваясь во все стороны многометровыми флюсами.

Так просто.

Нужно было искать не следы привычного дыхания Улисса, а полное отсутствие специфических остаточных энергий, которые свойственны любому месту, любому предмету, особенно в недрах столь урбанизированного пространства. Слишком много проводов, труб, шахт, решёток, рёбер жёсткости, сварных швов и шуршащих по ним тараканов. Это не подделать, а значит, любой экран тотчас становится заметен. Кора Вайнштейн в своё время успешно скрывалась от Майкла Кнехта, лишь оставаясь частью действительности. Но скрывать нечто вне тебя от того, кому был доступен хрустальный мир…

На что ты рассчитывала? Так тебе только сложнее будет заметить моё приближение.

Лёгкое упражнение, обращение интерференционных решёток, и происходящее внутри чёрного пузыря мне стало различимо в той достаточной степени, чтобы можно было идентифицировать участников собрания.

Улисс, Кора, существо, именующее себя Лилией, в стороне стоят, словно пришибленные, Цагаанбат, Стэнли и Баум. Лилия им что-то говорит, мне отсюда не слышно.

Я чувствую присутствие ещё по крайней мере двух сущностей, но они явно не участвуют в ситуации, а лишь наблюдают. Поэтому оставим их за скобками. На потом. Если у тебя будет это «потом».

А ещё я вижу расположение каждого стрелка, каждой огневой точки, каждой мины-ловушки в радиусе километра. Ну, что ж, «чёрная вдова» мне сегодня и правда не понадобится.

Похоже, Улисс всё-таки понемногу справлялся с последствиями времени смерти, и я вместе с ним возвращал свои возможности. Главное теперь не упустить момент.

Первые шаги мне давались тяжелее всего. Я будто ступал по раскалённым углям. Но потом дело пошло. Кажется, за мной тянулся кровавый след, но это уже было неважно. Я плыл, струился, перетекал с места на место подобно лёгкому, бесшумному сквозняку. И враги на моём пути расступались сами собой.

Я не знал, что они в тот момент видели, да меня это и не интересовало. Дух Живого Элвиса? Сатан-Клауса? Генерал-партнёра в твидовом пиджаке и при цилиндре? Чудовище Годжиру, восставшую не ко времени из вод навеки отравленного Японского моря?

Я двигался вперёд, а меня провожали ошарашенными взглядами.

Вот что значит быть Соратником. Безликий, для каждого свой – когда глядишь на этих людей сквозь хрустальный мир, они все кажутся такими, в сущности, детьми. Им, заблудшим, испуганным, запутавшимся, одиноким, нужно было заменить их Мать. Иначе они не доживут даже до обозначенного в Предупреждении грозного нашествия.

Но с ними мы ещё поговорим, если протянем этот досадно бесконечный день. А пока надо идти.

Я надвигался на цель подспудно, как волна цунами вдали от материков – гладкая, незаметная выпуклость на спокойной поверхности океана. Она до последней секунды будет оставаться такой же невзрачной. И только уже проносясь мимо она покажет уцелевшим, как на самом деле неудержима её сила.

Лилия стояла ко мне спиной, и говорила, говорила, говорила. Кажется, уже не столько Улиссу, сколько самой себе. В чём-то убеждала, о чём-то спорила.

Улисс же молча на неё смотрел. Мне показалось, или он тоже меня заметил лишь в последний момент?

И тогда я ударил.

Всеми силами, какие во мне были.

Всей разящей мощью хрустального мира.

Без жалости и сожаления.

Ведь я теперь доподлинно знал, кто стоит передо мной, и чем это может кончиться не для нас с ней – для всего мира.

Буквально в последний миг она обернулась и взглянула на меня. Без страха или удивления, но с любопытством.

Ощущение было, будто я на скорости в полторы сотни миль влетел в бетонное ограждение.

Последнее, что я запомнил, это был хруст моих костей, их словно перемалывали в каменных жерновах. И тогда наступил мрак. А я умер.

Две смутные, как бы всё время выпадающие из зримого пространства фигуры склонились над телом. Женская и мужская. Обе одеты скорее в форму, чем в гражданскую одежду – слишком она рациональна, предназначенная для быстрого перемещения по пересечённой местности, а не для обычной жизни в дебрях каменных джунглей агломерации.

При них не заметно не только оружия, но вообще каких бы то ни было устройств, хоть отдалённо напоминающих средства уничтожения себе подобных, однако от обеих фигур веет отчётливо различимой опасностью, будто они сами по себе представляются противником, к которому не стоит без нужды подходить слишком близко.

При этом женская фигура полна участия, она смотрит на распростёртое на голом замусоренном полу тело с теплотой и почти что с любовью.

Мужская, напротив, была зла на то, что случилось. У него на итог сегодняшней встречи были совсем иные планы.