Потому этот эпизод чужой памяти так врезался мне в сознание.

Были и другие, но куда более расплывчатые, лишённые деталей, обстоятельств, даже ощущения последовательности этих событий – вот этот обрывок был раньше или позже, а вот эти два эпизода связаны друг с другом, или между ними – годы?

Я пока не мог себе ответить.

Например, одна совсем непонятная мизансцена, без начала, конца и каких бы то ни было объяснений. Чем она была важна для Улисса? Чем она была важна для меня?

Длинный отсек, скорее всего, медицинский, стоит ряд биокапсул, две капсулы открыты, в одной лежит человек, прикрытый только тонким прозрачным гермоколпаком, другая пуста.

По ребристому полу шлёпают босые ноги.

Голый, мокрый от коллоида, спотыкающийся Улисс подходит к лежащему навзничь человеку, смотрит на помигивающие огоньки биоконтроля.

Снова отходит.

Начинается тревожный зуммер.

Улисс возвращается, даёт какие-то указания, зуммер утихает.

Проходит полминуты в тревожном ожидании, снова начинается перезвон.

И теперь уже не прекращается, несмотря на все попытки что-то исправить.

Показатели становятся критическими.

Сигнал тревоги угасает.

Улисс отступает на два шага назад, словно к чему-то прислушиваясь.

Начинает ходить вдоль ряда саркофагов, что-то высматривая.

Все огни горят зелёным, никакой видимой активности.

В памяти Улисса звучит какой-то давний диалог, почти неразличимый в каскаде сопутствующих вторичных образов.

Я не знаю, сколько. И есть ли шанс на успешную репликацию в полёте. Потому я и должен взять вас всех до единого.

Но у акцепторов смертность будет ещё выше.

Если ты хочешь знать моё мнение – при нашей дырявой защите я бы вообще не рассчитывал вернуться. Все шансы против нас. Но другого выбора у нас нет.

Ты можешь себе представить, каково это, остаться без носителя там, в пустоте, без подпитки?

Ты мне скажи. Я, в отличие от тебя, Улисс, ни разу не умирал, а значит – не возвращался.

Это было на Земле, Ромул, там была Мать, а тут – одна пустота.

Но ведь потому мы и хотим сохранить, что возможно. Не для себя, для них, для будущего. Единственное, что мне известно, после прохождения определённого энергетического порога наша искра становится квазиустойчивой, даже без подпитки она будет продолжать своё существование столетиями.

Столетиями. О чём они говорили?

Улисс перестал ходить вдоль ряда капсул и устало опустился на пол. Нет, ничего. Итого единственная удача с репликацией. И теперь их уже всего семеро.

Я точно помню, что активных саркофагов с пассажирами на борту было куда больше. Семеро. Семеро таких, как Улисс? А остальные? Загадочные «акцепторы»? И были ли они подобно мне, обычными людьми, или были какими-то особенными?

А ты – не особенный?

Я не знал про других на борту этого грузовика ровным счётом ничего. А ещё их было слишком мало по сравнению с количеством саркофагов в воспоминаниях Улисса, и на борту не было Ромула, это я знал точно, хотя и непонятно, откуда.

Тем не менее, его не постигла участь того бедняги. И значит, нас летит на землю несколько судов. Мы отчего-то разделились в пути, сменив нормальную гравитацию «Сайриуса» на рывки перегрузок грузового корыта.

«Сайриус». Это название я вспомнил как-то неожиданно легко.

Ещё только что его не было, и вот, оно уже со мной.

Это слово будто нажало на спусковой крючок.

Столько лет труда.

«Сайриус» был слишком заметным, чтобы собирать его на орбите, слишком большим, чтобы таскать его по частям за Юпитер, и слишком сложным, чтобы вообще приступать к его сборке.

У нас не было ничего, кроме Излучателя, и нам предстояло ещё тогда, в послевоенные сороковые, сто лет назад, с нуля разработать технологии, которые позволили бы нам добраться до места встречи и подать там сигнал бедствия. Это Корпорация создала для человечества маршевые термоядерные реакторы и магнитные девиаторы потока, при помощи которых сейчас осваиваются внешние планеты сол-систем, это Корпорация создала самосборные конструктивные монотредные стали и кремнийорганические металлполимеры, которые позже и загнали человечество в километровой высоты каменные джунгли агломераций, это Корпорация стояла за первыми успешными моделями матричных трипротонно-фосфорных тысячекубитных ядер с теоретически неограниченной скоростью вычислений, на которых сейчас держится вся цифровая инфраструктура Земли.

По сути, именно Корпорация и стала кристаллизующим центром современных корпораций, без её разработок всё пошло бы по иному сценарию, без окончательного разрушения государственных механизмов, хотя, возможно, и с новыми войнами за воду и полезные ископаемые, как в тридцатые прошлого века.

Впрочем, тогда мы думали лишь об одном – как можно быстрее, оставляя при этом всё в тайне, собрать в недрах заброшенного кемберлитового карьера посреди стремительно тающей вечномёрзлой Сибири свой «Сайриус» и улететь на нём звать на помощь.

Так было сказано Ромулу, это же без устали твердили Хранители. И у нас не было выбора, ослушаться мы не могли.

И вот мы возвращаемся. Полвека тяжкого каждодневного труда, от которого мы не могли оторваться ни на миг, беспомощно наблюдая, как вся остальная планета превращается в нечто омерзительное, подлое, безжизненное.

И так уж получилось, что именно мы, Соратники, могли почувствовать это в наиболее полном и выразительном виде. Мы чувствовали нашу Мать. Мы чувствовали Землю.

Как она меркнет, черствеет и сходит с ума. Как она лишает своих детей своего тепла. Как она медленно умирает безо всяких внешних причин. И только мы её могли спасти, но были поглощены другим – спасением в другом, самом банальном смысле этого слова. Обеспечением физического выживания человечества в будущем. И потому у нас не было времени на другое.

И мы построили «Сайриус», и мы улетели на нём за предел. Чтобы спустя тридцать лет вернуться ни с чем. Наш призыв о помощи не был услышан, обещания Хранителей не сбылись, и теперь мы возвращались назад, полные отчаяния оттого, что всё кончено, полные ярости оттого, что почти столетие ушло впустую, на последний шанс, который не реализовался. И что теперь у нас просто нет времени на вторую попытку.

Весь полёт Соратники во главе с Ромулом разрабатывали план своего возвращения, это был грандиозный проект, включающий все политические, социокультурные, экономические, демографические факторы. Это был план спасения Матери, ради этого мы и оставили её на столько лет одну, слепую, безумную, агонизирующую.

Но этот план теперь был бесполезен, потому что он был основан на простом предположении, что Симах-Нуари и его спасательный флот выйдет на точку встречи, услышав наш призыв.

Мы ждали слишком долго. И теперь нам оставалось только одно – вернуться и начать всё с начала. Теперь уже наедине с дамокловым мечом неотвратимой угрозы.

Я помнил тот наш разговор перед прибытием.

Неужели нет другой возможности?

Мы исчерпали все варианты, Улисс, ни одна модель не даёт нам и двух с половиной столетий. У нас нет столько времени.

Его нам даст война?

Война предоставит корпорациям импульс. Ты видел отчёты, там сейчас сонное царство, такими темпами спустя век они сольются не без нашей помощи в монолитный конгломерат, всепланетное царство корпоративной иерархии. Неспособное ничего противопоставить внешней угрозе. Война сделает так, что Земля превратится в зверинец. Чудовищные ресурсы будут брошены на гонку вооружений, на оборонительные комплексы физического и информационного плана. И тогда посмотрим, кто кого.

Но в таком случае мы принесём в жертву ничтожному, едва уловимому шансу всех наших людей, Корпорацию, и саму Мать.

Знаешь, Улисс, мне горько это говорить, но теперь она обречена в любом случае. Если у человечества есть будущее, оно в нём – одиноко.

Этот разговор оставил у Соратников осадок тоски, примешивающейся отныне к тому отчаянию, что переполняло нас весь обратный путь.