Выходя из дома, он по привычке выключил свет и потянулся к сенсору запора, но тут же вспомнил о забытом на полке в прихожей ингибиторе. Вечно возвращаться…

— Ты ещё долго?

— Иду. Иду.

Сержант потратил несколько лишних секунд на поиски нужного сенсора. Открывалась дверь нехотя, словно желая его разозлить. Когда мерцание силового полога истаяло, Сержант уже клял во все корки хваленую галактическую технику.

Схватив диадему, он сунул её в карман, и, уже буквально выбегая, хлопнул по панели запора. Проклятие. Спуститься с небольшого пригорка, на котором стоял дом, было делом нескольких секунд, однако и это время почему-то показалось вечностью.

— Кеира, милая, — и прижал её к груди с такой силой, что она охнула. Сержант поспешно сделал шаг назад и тряхнул головой. — Извини, словно чего-то боюсь каждый раз. Я сам не понимаю, что со мной творится.

Кеира развела руками, вопросительно глядя из-под капюшона.

— Ты — и боишься?

— Да, случается такое. Ты себе представить не можешь… — Сержант взял её за руку и широко зашагал в сторону поселка, так что Кеире поневоле пришлось припустить почти бегом. Гость, мужчина, которого она столько лет любила, продолжал идти, глядя прямо перед собой, и говорил, говорил… Она знала, что Сержант порой очень нуждается в слушателе, и продолжала внимательно впитывать его слова, которые часто становились вовсе непонятными, но в них всегда слышалась неподдельная горечь. А значит, и любовь.

— …это словно тебя вынули из тёплого мирка и окунули в ледяную прорубь. Паранойя, чистой воды паранойя, но за моим плечом будто всегда стоит кто-то, постоянно чей-то взгляд, но не чуждый, а какой-то родной, что ли, этот взгляд советует, сочувствует. Иногда он холодный, но чаще строгий. Я чувствую, словно подступает что-то… такое почти неживое, и если в тот момент нет рядом тебя или бродяги, если нет чьей-то руки, если я не могу ощутить чью-нибудь ладонь, становится жутко. Не знаю, как это назвать, но всё началось несколько месяцев назад, а особенно усилилось после той истории, когда я убежал от тебя и ввязался… Откуда во мне эта неуверенность? Я смотрю вдаль и вижу нечто туманное, оно завораживает, тянет куда-то вглубь. Разве можно так жить? Я, наверное, совсем умом двинулся, раз не могу от тебя теперь даже на шаг отойти, — лицо Сержанта поднялось, и его взгляд устремился к небу. Сквозь хриплое дыхание прорывался шепот.

— Нет, Кеира, то, что происходит между нами, это не симпатия, не привязанность и тем более любовь, что что-то другое. Я когда-то очень давно любил одну девушку… И тогда всё было иначе. Да, желание достать с неба звезду, да, восхищение, но не так же, чтобы бояться просто отпустить твои пальцы… Последнее время мне хочется спрятать тебя за спиной, а что окажется на моём пути, снести прочь! Это хаос, безумие. Ты мне постоянно кажешься такой, как бы выразить… беззащитной, я не понимаю. Всё словно в кошмаре — точно весь мир ополчился, но не против меня, а против дорогих мне людей. Кеира, скажи мне правду, пожалуйста, мне это нужно. Я правда не понимаю ваш мир до сих пор, даже спустя столько лет?

Сбивчивый поток слов прервался. Сержант замер на месте, осторожно отстранил её от себя, с неожиданной тоской всмотрелся в дорогое лицо. Однако глаза не обманули, они светилось ответным пониманием.

— Ты ищешь всё время одно — собственное отражение, а видишь только меня. Ты так похож на мой народ, на то, что от него осталось… Мы тоже ищем себя на этих руинах, хотя и не подозреваем об этом. Ты любишь меня, милый, но и боишься этого. Пойми, для тебя любовь — это борьба. Но я не хочу борьбы, не могу я так. Я другая, а ты раньше жил среди подобных себе, добрых, умных, сильных людей. Со звёздами в глазах и солнечным ветром в могучих ладонях. Не все такие, мы тут — точно не такие, так что не думай больше о долгах, просто будь собой, тем, кого я люблю.

Сержант много думал об их отношениях. Она словно не чувствовала в нём вины за тот выбор, что сделал некогда её народ. Загадка дней Прощания её не касалась, а потому она его не изображала в собственных мыслях проклятым космическим кукловодом, и ей не за что было его прощать. Но он-то помнил, потому что был здесь с Джоном и Юлей, когда всё случилось. Сильные руки… Альфа оказалась в этих сильных руках давным-давно. И лишь только прознав об этом, она тут же предпочла покончить с собой.

— Ох, Кеира, не такие уж мы и сильные, и не такие умные, и уж точно — не такие добрые, — Сержант улыбнулся и, по привычке, снова нахмурился. — Но всё равно спасибо. Прости, что я тебе всякую чушь плету. Но мне давно уже не было так страшно. Сильные люди, да, там много очень сильных людей, а тут… Ты знаешь, твой народ словно начинает нащупывать свой собственный новый путь, но что-то мне подсказывает, что путь этот принесёт вам много бед, а у нас же не осталось морального права вас на этом пути… неважно. Тот случай… эти беженцы не просто полезли в драку, они действительно хотели моей смерти и унижения. Не знаю даже, чего больше. И вот теперь все эти мысли, они лезут и лезут в голову. Наверное, это старость.

— Охвэйни лао, — чуть грустно засмеялась Кеира, — какая старость? Да мои родичи выглядят старше тебя, рарша ех, пусть Сэми в нашем роду единственный дееспособный мужчина, ему едва за сорок, а он уж совсем седой.

— Молодость, старость… Кеира, мне почти сто наших лет, ваших — даже немного больше, там живут очень долго. А здесь даже я начинаю чувствовать подступающую старость… чувствовать, что я втрое старше тебя.

— Ты устал от нашего мира? — шепнула она, попытавшись вырваться, но он не пустил.

— Нет, я бывал на безумно тяжёлых мирах, мирах вечного мрака, вечных снегов и вечного пекла, я силён как великан среди карликов, этому миру не сломить меня своим тленом, я тебя сутки могу нести на руках и не устану. Здесь другое. Позавчера в соседнем поселке умер парень, совсем молодой, отказала печень, и он умер, отравленный теми самыми лекарствами, что спасали ему жизнь до этого. Так не бывает, я готов был выть от злости. Почему! — орал я на его семью. Как вы могли, ведь я был в двух шагах, я мог помочь! А они молчали и лишь отводили глаза. От этого постареешь.

— Сержант, твоя ноша слишком тяжела даже для тебя, ты несёшь на себе боль всех, кого встречаешь.

— Это плохо?

— Это плохо потому, что однажды эта боль тебя убьет… или в тебе просто иссякнет любовь к жизни, и для тебя тоже наступят дни Прощания, как однажды наступили они у нас.

Они уже подходили к дому Кеиры, огонек над крыльцом приятно мерцал, заливая всё вокруг ровным мягким светом. Сержант одним движением поднял Кеиру на крыльцо и, сделав шаг назад, чтобы лучше её рассмотреть, серьезно ответил.

— Раньше ты меня разлюбишь.

Качание головой.

— Нет, раньше тебя просто не станет… Ты так и не понял, что люди умирают не так, как умирают деревья. Облетели, почернели. Иногда ты полагаешь, что человек ещё жив, он ест, спит, трудится, разговаривает. Но впереди у него — одно только Прощание.

Иногда даже после Прощания можно снова стать живым, — раздалось в голове.

— Иногда, бродяга, тебе лучше быть молчаливым исключением из правила. И не подслушивать.

Я просто хотел предупредить. У нас гости.

В дверях стоял Сэми. И вид у него был такой, что Сержант невольно подобрался, как перед прыжком. Лицо родича Кеиры горело едва сдерживаемым гневом, кулаки были сжаты, однако под пристальным взглядом Сержанта он быстро сник, опустив руки и ссутулив плечи, хотя в глазах его продолжала поблескивать затаенная искра. Сэми в первый миг было не узнать, однако сейчас он быстро обернулся прежним, таким, каким его привык видеть Сержант. Какими почти всегда оставались беженцы. Апатичным, серолицым, усталым и безэмоциональным.

— Лоа-то, Сэми. Что тебя сюда привело?

Тот бросил что-то невнятно приветственное, и, не переставая бормотать себе под нос, отвернулся и зашагал вглубь дома, бесцельно переставляя по пути предметы на полках вдоль стены прихожей. Сержант не без удивления заметил, как с одной из полок исчез незнакомый тяжелый блестящий предмет, и Сэми это явно постарался скрыть. Раздеваясь, Сержант продолжал наблюдать за завершением метаморфозы: сев в кресло у камина, в котором потрескивали уже поленья, Сэми весь окончательно сжался и, судорожно вздохнув, прикрыл веки.