– Ладно-ладно, только руками не размахивай, – улыбнулся я и Маша взяла Горького за его лапищу.

– А из Англии к тебе просьба, Миша. Тамошний писатель, ты наверное знаешь, Херберт Уэлс…

Еще бы не знать. Машина времени, инопланетное вторжение, параллельные миры, разве что о попаданцах он не писал, этим у нас Марк Твен отметился.

– … так вот, он хотел бы приехать в Москву и поговорить с тобой.

– Так за чем дело стало? Пусть едет, у нас свободная страна.

– Побаивается. Но я передам, а ты уж прими его тогда, договорились?

– Договорились.

Уэллс появился у меня дома буквально через две недели, он был в поездке по Швеции и сразу, как получил сообщение от Горького, сел на пароход в Петроград, а оттуда на поезд в Москву. Чуть рыжеватые волосы на косой пробор, усы а-ля доктор Ватсон, хороший твидовый костюм… Я с удовольствием отметил, что носил он не крахмальный стоячий воротничок, а более привычную мне рубашку с отложным. И часы, наручные, а не луковицу на цепочке. Все-таки фантаст, устремлен в будущее.

После взаимных представлений и восторгов, Уэллс сразу перешел к делу:

– Мистер Скаммо, я несколько дней назад получил прелюбопытный документ, – с этими словами он подал мне пачку машинописных листов, – и просил бы, по возможности прокомментировать некоторые упомянутые пункты.

– Что это? Отчет из американского Сената?

– Это стенограмма выступления Катерины Брешковской перед комиссией Сената.

– О господи…

– Вы ее знаете?

– Еще бы! Екатерина Константиновна – мой самый непримиримый критик.

– То есть вы считаете, что она будет предвзята?

– Разумеется. Тем интереснее сравнить наши взгляды.

Ну что же, начнем. Комиссия, сенаторы Юмс, Овермен, Нельсон, Стерлинг.

– Скажите, функционируют ли сейчас школы в какой-либо части России?

– В прошлом году были школы, но теперь они пусты. Учителя были выгнаны большевцами, а оставшимся нечего было делать, ибо им не доставало ни пособий, ни материалов, чтобы обучать детей. Отсутствовали даже книги. Мои учителя просили меня отправиться в Америку и горячо умолять вас доставить несколько миллионов книг нашим крестьянским детям, ибо у нас не было книг.

Вот Бабушка жжот!

– Герберт, у нас действительно не хватает пособий, чернил, карандашей и бумаги, но совсем по другой причине. Сейчас мы ведем массовое обучение грамоте, больше девяти миллионов человек. Естественно, для такого числа у нас пока нет материалов. Но строятся фабрики канцелярских принадлежностей, работают библиотеки, создана Единая Школа… Да вы прямо сейчас можете встать и по внутреннему коридору, не выходя на улицу, оказаться в школе – она работает в соседнем здании! У нас при каждом институте открыты факультеты для подготовки рабочих к поступлению, они переполнены!

Герберт быстро выводил закорючки в толстой тетради. Надо же, стенографией владеет. Ну что же, дальше…

– Когда вы оставили Россию, работали ли ещё какие-нибудь фабрики?

– Вы, вероятно, читали в ваших газетах и, наверное, узнали от собственных граждан из Красного Креста и Христианской ассоциации в России, что там нет ни одежды, ни пищи, ни товаров. Даже наши кооперативы ничего не продают крестьянам, потому что у нас теперь нет никакой промышленности. Фабрики разрушены; с другой стороны, отсутствует и ввоз, потому что у нас нет транспорта и нет железных дорог.

– Боюсь, сведения госпожи Брешковской устарели года на два, а то и на три. Да, у нас был период, когда из строя выбыло более четверти паровозов, но сейчас положение восстановлено и вы сами видели железную дорогу на пути из Петрограда.

– Да, она не производит впечатления стагнации и деградации.

– Вот план развития народного хозяйства, – я встал и снял с полки один из томиков плана. – Он на русском, но я надеюсь, вы сможете найти переводчика, если нет – дайте знать, я помогу. В плане перечислены работающие предприятия, которые подлежат модернизации и те, которые предстоит построить. Мы отмечаем также рост производительности сельского хозяйства, разного рода услуг и легкой промышленности. Создаются новые артели и даже частные производства…

Уэллс вскинул бровь.

– Частные? Они же национализированы?

– Только крупные предприятия и тяжелая промышленность. Легкая почти вся в руках прежних владельцев, но под рабочим контролем.

– И что, такая схема работает?

– Не буду скрывать, трения есть, – ну не рассказывать же гостю про КБС и злонамеренные банкротства, – но в основном, да, работает. Например, могу познакомить вас с известным текстильным магнатом, Саввой Морозовым, он сейчас во главе комиссии по реконструкции текстильной отрасли при Совете народного хозяйства.

– А как вы финансируете строительство новых заводов?

– Пока акционерными обществами, в них вступают те, кто нуждается в новой продукции, а государство вносит еще столько же. Уже действует станкостроительный консорциум, готовимся запустить металлургический и несколько других. На будущее планируем внутренний индустриальный заем.

Так, что там дальше…

– Все, кто служил нашим тиранам в России, – старый класс бюрократов, жандармы, все люди старого режима – стали большевцами и предприняли широкую кампанию в целях низвержении Временного правительства в России.

Тут уж я просто заржал, ну надо же! Это у нас сыщик Маршалк большевец или беспартийный Собко… Нет, мы многих на службу приняли, а некоторые, как Болдырев, даже и в Сюз Труда вступили, но какова трактовка!

– Временное правительство само поставило себя вне закона. Сперва объявлением республики, хотя обязано было дождаться решения Учредительного собрания, потом отказом от созыва оного в установленные сроки.

– Но вы же арестовали его!

– Да, по законному решению Учредительного собрания, принятого в присутствии послов, в том числе и английского, и никто по этому поводу нам никаких протестов не подавал.

Дальше Брешковская (вот же говорящая фамилия, а?) заявила, что в в Сибири и по всей России уголовные преступники выпущены на свободу. Пришлось с руганью вставать и искать на полках сборники сводок НМВД, постановления об усилении борьбы с уголовной преступностью, кстати, с опорой на старые кадры сыскной полиции. У нас уйма строительных задач, вот там самое место осужденным и военнопленным, как польским, так и мятежникам. Пусть для начала достроят хотя бы Волховскую ГЭС.

Еще пара листов заключала рыдания Бабушки, о том как все в России ужасно.

– Знаете, что? Давайте-ка сделаем перерыв на ланч.

Обедали мы вечером, когда все мужчины – Митя, Иван, Терентий – возвращались с работы. Так что днем за столом доминировали женщины и дети, как раз вернувшиеся из школы. И Герберт, известный, кстати, бабник, только и успевал вертеться, так и не решив, на кого ему положить глаз – на Наташу или на Ольгу? Вот ей-богу, мне бы такие проблемы, а не всю эту политику.

К стенограмме мы вернулись в кабинете, перейдя после обеда на «ты».

– Я писала вашему посольству в России, что если бы вы оказали нам поддержку (в виде 50 000 хороших солдат вашей армии), большевики были бы свергнуты. Я не получила ответа.

– Ну, Герберт, это уже за гранью. При том, что ее собственная партия входила (и до сих пор входит) в правящую коалицию, она ввязалась в мятеж и требовала интервенции! Нет, это уже ни в какие рамки.

– Должен сказать идея интервенции бродила в некоторых умах, в основном, из-за того, что вы желаете мировой революции.

– Желаем. Но считаем, что всему свое время. Созрели условия – и рабочие взяли власть в России, Германии, Италии…

– А Польшу вы завоевали.

– Польша, если вы помните, напала первой. И наших войск сейчас там нету. Так что мы, вопреки некоторым горячим головам, не рвемся нести пламя революции всему миру, мы хотим упорядочить Россию. А вот кто хочет мировой революции – так это ваша буржуазия.