– В таком случае вы могли бы приступить к починке изгороди…

– Неужели все так плохо? – перебил ее Курт.

– Что? – Она с вызовом посмотрела на него. – Что плохо?

– Ваша поездка в Спэниш-Форт.

– Моя поездка? Не понимаю, о чем это вы.

– Понимаете.

– Не понимаю! Я прекрасно провела утро.

Курт покачал головой и уперся ладонью в бок, скользнув кончиками пальцев за приспущенный пояс синих брюк.

– Вам незачем притворяться передо мной, миссис Кортни.

Осознав, что ее глаза проследили за этим ленивым жестом, Хелен вскинула голову и сверкнула глазами.

– Вы совершенно правы, капитан! Мне незачем притворяться.

– Тогда перестаньте, – мягко произнес он. – Насколько я понимаю, вас обидели в городе. Из-за меня. Это написано у вас на лице. Мне очень жаль.

Хелен открыла рот, собираясь все отрицать, но ничего не сказала. Ей вдруг стало невмоготу находиться рядом с ним. В раздражении она попыталась оттолкнуть капитана, упершись ладонями в его поросшую волосами грудь, но его пальцы сомкнулись вокруг ее запястий.

Они неподвижно застыли, скрестив настороженные взгляды. Руки Хелен оставались прижатыми к его груди. Ощущение от прикосновения к жестким волоскам, пружинившим под ее пальцами, и гладкой нагретой коже под ними было странным и пугающим.

Для Курта ничуть не менее странным и пугающим было чувствовать на своей голой груди женские руки. Его грудь невольно приподнялась навстречу теплым ладоням, накрывавшим его плоские соски, мускулы живота напряглись.

Каждый из них ждал, когда другой сделает первое движение.

Очарование момента было нарушено басовитым голосом Джолли Граббса, который приветствовал их.

Курт и Хелен отпрянули друг от друга, застигнутые врасплох.

С лицом, раскрасневшимся от досады и смущения, Хелен откликнулась:

– Привет, Джолли. Как поживаешь?

– Помаленьку, – громогласно отозвался тот, обмахиваясь на ходу потрепанной соломенной шляпой.

Хелен улыбнулась старику, затем повернулась к Курту и отрывисто бросила:

– Позаботьтесь о Дьюке и уберите фургон! – Она стремительно двинулась прочь и на ходу прошипела через плечо: – Ради Бога, капитан, застегните рубашку!

Джолли Граббс выждал пять дней, со вторника по субботу, прежде чем нанести визит на ферму Берков. Он полагал, что этого достаточно, чтобы капитан-янки и его сын освоились на новом месте, а Хелен привыкла к их присутствию.

Однако, прибыв на место, он обнаружил трех человек, заметно тяготившихся обществом друг друга. Хелен было просто не узнать. Всегда живая, полная задора, приветливая и дружелюбная, она казалась встревоженной и смущенной, чуть ли не скованной. И прилагала массу усилий, чтобы избегать взгляда янки.

Капитан Нортвей был безупречно вежлив и почтителен, ни в чем не уступая южным джентльменам, однако напоминал туго закрученную пружину, готовую в любой момент раскрутиться. Несмотря на внешнюю расслабленность, чувствовалось, что он на пределе.

Что же касается маленького Чарли Нортвея, то он был абсолютно недосягаем. Мальчик замкнулся в себе и не произносил ни слова. Страх, недоверие и печаль светились в огромных карих глазах ребенка, угадывались в опущенных уголках детских губ и удрученном наклоне головы.

Джолли пригласил сам себя остаться на ужин и тут же принял приглашение.

Догадываясь, что Хелен не пускает янки и его сына в дом, он также предложил – в присутствии Курта, чтобы Хелен не могла отказать – поужинать всем вместе на заднем крыльце и насладиться вечерней прохладой.

Со свойственным ему здоровым аппетитом Джолли отдал должное угощению, смакуя каждый кусочек. Проглотив поджаристого, с золотистой корочкой, цыпленка, он, весело поблескивая глазами, сообщил, что доволен закуской и готов приступить к ужину.

Курт вежливо хмыкнул. Хелен любезно улыбнулась. Угрюмое выражение лица Чарли нисколько не изменилось.

Умяв два толстых ломтя яблочного пирога, Джолли с довольным вздохом отодвинулся от стола и расслабил ремень. Затем вытащил из кармана рубашки сигару, понюхал ее, перехватив жадный взгляд янки.

– Составите мне компанию, капитан? – предложил он, извлекая из кармана вторую сигару.

– Спасибо, мистер Граббс. – Курт с признательностью взял сигару из рук старика.

– Обойдемся без формальностей, сынок. Зовите меня Джолли. Меня все так зовут. – Он бросил взгляд на плотно сжатые челюсти Хелен. – Правда, моя девочка? – Не дождавшись ответа, Джолли снова повернулся к Курту: – Знаете, как мы звали Хелен, когда она была крохотной девчушкой, двух-трех лет от роду?

– Гамильтон Майнор Граббс, – произнесла Хелен с угрозой в голосе, – только посмей!

Лукаво подмигнув, Джолли тем не менее сконфуженно кивнул, зная, что если Хелен называет его полным именем, то лучше ей не прекословить. Он прочистил горло и направил разговор в более безопасное русло, настояв на том, чтобы Курт рассказал о своем доме в Мэриленде.

Курт отнесся к этой идее прохладно, но старик не отставал, устроив ему настоящий допрос с пристрастием. Хелен, делавшая вид, что ее совершенно не интересуют россказни янки, узнала тем не менее, что Курт Нортвей с детства жил и работал на большой коневодческой ферме. Хозяин фермы, заменивший мальчику отца, научил его всему, что следовало знать о разведении породистых лошадей. Этот человек, как показали дальнейшие расспросы Джолли, собирался выделить Курту часть своей земли. По существовавшей между ними договоренности Курт должен был отработать на Уиллиса Данстона еще пять лет в обмен на превосходное пастбище.

Наконец, чувствуя, что ему больше ничего не удастся вытянуть из Курта, Джолли переключился на обсуждение погоды, урожая и предстоящей окружной ярмарки. Он сыпал словами и шутками, внимательно наблюдая за неразговорчивой троицей, сидевшей перед ним.

Вряд ли он может повлиять на отношения между взрослыми, явно зашедшие в тупик. Пусть сами разбираются. Авось что-нибудь придумают. Ну а на нет и суда нет.

А вот безучастным, подавленным Чарли Нортвеем надо заняться.

И чем скорее, тем лучше.

На следующий день Джолли Граббс снова появился на ферме.

От тихой безмятежности воскресного полудня не осталось и следа, когда Джолли верхом на сером жеребце пронесся галопом по обсаженной деревьями аллее, вопя и размахивая шляпой, как буйный, разгулявшийся подросток.

Хелен срезала розы во дворе и складывала их в переброшенную через руку корзинку. Услышав шум, она подняла глаза и с улыбкой покачала головой при виде Джолли.

Про Джолли Граббса часто говорили, что он чрезмерно склонен к шуткам и дурацким выходкам. В этом утверждении была изрядная доля истины. Для семидесятидвухлетнего старика, пережившего более чем достаточно горя и потерь, Джолли удалось сохранить на удивление бодрое состояние духа. Его любопытство и оптимизм не знали пределов, энергия била через край.

Осадив лошадь в нескольких ярдах от Хелен, Джолли выбрался из седла и бросил поводья на землю. Его серый жеребец, избавившись от эксцентричного хозяина, фыркая и встряхивая головой, неспешно двинулся прочь.

Джолли поспешил к Хелен, сияя самой солнечной из своих улыбок.

– Уже четвертый час. Поздновато для обеда, Джолли, – сообщила ему Хелен.

– Тогда придется остаться на ужин, – заявил старик, крепко обняв ее, словно они не виделись несколько дней.

– Пожалуй, – улыбнулась Хелен, убедившись, что розы не пострадали от его медвежьих объятий. – Ну, что еще ты затеял? По глазам вижу, у тебя что-то на уме.

Джолли ухмыльнулся, нахлобучив шляпу на голову.

– Всему свое время. Лучше расскажи, как съездила вчера в город. – Он вскинул свои седые брови.

– Нормально, – сказала Хелен, продолжая улыбаться. – Как всегда. – Ей не хотелось обременять своими проблемами этого добросердечного человека, постоянно заботившегося о ней. – Правда.

– Ты уверена, детка? – Он недоверчиво прищурился. – Им уже известно, что здесь поселился янки. Кто-нибудь упомянул о нем?