— Не повезло вам с камерами, — посочувствовал Трынкус.

— И не говори, зверь, возни с этими камерами… — махнул рукой маг. — Впрочем, и кристаллы памяти не лучше.

— Кристаллы памяти? — переспросила Катя.

— Да, мне дед про них рассказывал. Он тоже охранником был. Кристаллами пользовались раньше, очень давно, до появления камер. А когда стали повсеместно использовать камеры, от кристаллов отказались.

— Ой, дядь Борь, нам уже пора! Всего вам доброго, — Катя поспешно попрощалась с Салтыковым и покинула территорию Университета.

— Кать, ты что так быстро убежала? — недовольно пробубнил кот, когда они отошли от Университета. — Может он ещё что-нибудь о хозяине рассказал бы.

— Кажется, я поняла, что прячет Феоктистова.

— Что? — Трынкус во все глаза уставился на Катю.

— Кристалл памяти!

— Ты уверена? — с сомнением протянул фамильяр. — Ими уже давно никто не пользуется.

— Понимаешь, Трынкус, когда мы в школе проходили историю магии, нас часто водили в музей. Там есть эти кристаллы, нам их показывали. Ну, тогда-то у меня не было новых способностей, и я кристаллы не чувствовала. Но вот сейчас мне почему-то кажется, что у Феоктистовой именно кристалл памяти, — выпалила Катя на одном дыхании.

— Нужно проверить, если кажется, — кивнул кот.

— И как мы это проверим? Мы же не можем просто явиться в библиотеку, без причины. Дополнительные учебники пока не нужны.

— Придумаем что-нибудь… А вообще, Кать, думаю, что ты права насчёт кристалла памяти. Штука хоть и магическая, но на те книги, о которых я тебе рассказал, точно никак не повлияет, поэтому Феоктистова и таскает кристалл с собой совершенно спокойно… Мы с тобой молодцы! — довольным голосом заявил Трынкус. — В первый же день выяснили, что у Феоктистовой есть компромат на Бородина.

— Да, компромат есть, — осторожно начала Катя, — но вряд ли он связан с делом твоего хозяина. Ведь…

— А я уверен, что связан! — перебил кот.

— Но не может же всё быть так просто.

— Вот любят некоторые, чтобы всё было сложно! — кот сердито уставился на Соболеву. — Нужно, чтобы была куча препятствий, а вы, любители трудностей, будете героически их преодолевать, пробивая стены лбом, тогда вам кажется, что всё в порядке. А если что-то даётся слишком просто, то вы считаете, что это неправильно, это подвох, сложности вам подавай! А иногда всё бывает просто! Да, поверь мне, иногда бывает просто! И потом, Кать, не обижайся, но это не твоя история. Это история Ана, а у него последние девятнадцать лет всё было очень сложно. Поэтому теперь всё будет просто! Поняла?

— Поняла, — Катя не стала спорить, ведь если настаивать на своём, фамильяр только больше упрётся. Она решила позже осторожно, понемногу начать подготавливать кота к тому, что у них может не получиться помочь его хозяину.

— Вот и хорошо. А сейчас пошли домой, обедать пора! — сказал Трынкус.

* * *

Бородин отпустил всех помощников по домам и сейчас раздражённо ходил взад-вперёд по своему кабинету. Кто дал право этой старой дуре так с ним разговаривать? Как она смеет? Пришлось даже порталом к библиотеке перемещаться. Ректор подошёл к окну, прижался лбом к стеклу. Чёрт, тёплое! Бородин снова стал мерить шагами просторный кабинет, который сейчас казался тесной клеткой. Почему так жарко? Ректор снял пиджак, небрежно повесил его на спинку кресла, сорвал галстук — проклятая сбруя — скомкал его и отшвырнул в сторону, расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Нужно немедленно успокоиться, на нервах ничего не решить. Бородин налил стакан воды из графина, сделал глоток. И вода тёплая, чтоб ей пусто было! Со стуком поставил стакан, вода плеснула через край, растеклась лужицей по поверхности стола. Чертыхнувшись, Бородин смахнул воду на пол, раздражённо вытер мокрую ладонь о рубашку.

Ректор сел за стол, отодвинул в сторону все документы — работа завтра, сейчас всё равно ничего в голову не полезет. Поднял массивное пресс-папье — шар на широкой подставке — и задумчиво взвесил в руке. Запустить бы этим… да хоть в стену. Нет, нельзя. Бородин прижал тяжёлым шаром бумаги и откинулся на спинку кресла. Скрипнули пружины. Ректор поморщился — пора менять мебель. Но сейчас не нужно об этом думать, сейчас вообще ни о чём не нужно думать, нужно просто успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох, ещё медленнее, вдох-выдох… Но как эта старая дрянь говорила, с какой издёвкой!.. Бородин со злостью ударил кулаком по подлокотнику кресла. «Немедленно успокойся!» — мысленно приказал он сам себе.

Ректор криво усмехнулся — знала бы Феоктистова, как рисковала, он еле-еле сдержался, чтобы не врезать ей. Бородин прислонился затылком к спинке кресла и закрыл глаза. Нужно просто потерпеть один учебный год, потом они обе — и бабка, и внучка — уберутся из Университета, и можно будет навсегда забыть обо всех неприятностях. Но как нагло старая зараза себя вела!.. Всё, хватит вспоминать, нужно успокоиться.

Откуда у Феоктистовой эти записи? Где она их прячет? Или постоянно с собой носит? Девятнадцать лет назад, когда он попытался уволить Феоктистову, записи были при ней. Но нельзя же постоянно держать их при себе. Или можно? Сколько раз за прошедшие годы Бородин искал в библиотеке по ночам... Приходилось действовать осторожно, не оставляя следов, заглядывать во все укромные уголки. Все полки осмотрел, все шкафы облазал. Можно бы всё сделать быстрее с помощью заклинаний, но пользоваться магией в библиотеке Бородин не решился. Всё напрасно, ничего не нашёл. Может, записи у неё дома? Бородин знал, что муж Феоктистовой — скрипач и уже несколько лет даёт уроки на дому. Вряд ли она спрятала бы важную вещь дома, зная, что там бывает множество чужих людей. Конечно, ученики не болтаются по квартире и не шарят в вещах, но вдруг? Нет, не стала бы она так рисковать. Тогда где эти чёртовы записи?

Бородин снова ударил кулаком по подлокотнику — холера старая! И внучка не лучше. Три года вела себя тише воды, ниже травы, а в прошлом году как с цепи сорвалась. Запоздало начался переходный возраст? Если бы не Новикова, может, её бабка уже давно убралась бы из Университета. И что этой дуре приспичило здесь учиться? Выбрала бы любой немагический ВУЗ, раз уж нет нужного уровня дара, но ей понадобилось учиться именно здесь. И четыре года назад Феоктистова потребовала в обход правил Университета принять на учёбу её внучку. Правда, старая зараза пообещала отдать ему записи и уйти из Университета после того, как Антонина получит диплом. Пришлось согласиться, внести исправления в школьный аттестат Новиковой, обмануть приёмную комиссию. Всё бы ничего, уровень дара у Новиковой совсем ненамного ниже высокого, поэтому никому даже в голову не приходит, что у неё нет нужного уровня. С учёбой у неё всё в порядке, безобразное поведение можно потерпеть, хоть так и тянет отчислить нахалку ко всем чертям. Но вслед за хамскими выходками внучки посыпались новые требования со стороны бабки. Сначала старая зараза потребовала назвать Антонину лучшей студенткой Университета и позволить ей участвовать в студенческих конференциях. Опять же, это можно потерпеть — учится Новикова отлично, поэтому звание лучшей студентки вполне заслуживает. На конференциях, к счастью, не проверяют уровень дара участников, поэтому Бородин разрешил ей участвовать, если уж так хочет. В прошлом учебном году Антонина несколько раз участвовала, и надо отдать ей должное — доклады прочитала блестяще, не опозорила Университет, так что и тут всё хорошо. А теперь новое требование Феоктистовой — фамильяра её внучке подавай!

Бородин оттолкнулся от спинки кресла, снова схватил пресс-папье, размахнулся и уже был готов швырнуть его в стену. Но в последний момент удержал руку и опустил шар на бумаги. Немного посидев без движения, ректор повернулся к шкафу — там, на нижней полке, за папками со старыми документами припрятана бутылка коньяка. Бородин собрался встать, но одёрнул себя — пьянствовать из-за наглой старой дуры? Ну уж нет! «Прекрати! — снова мысленно строго сказал себе ректор. — Тебе сколько лет? А ведёшь себя как подросток. Немедленно успокойся!»