— Следовательно, можно предположить, что призрачная форма жизни не является родной для Зоны, а появилась, когда эпоха нитей накаливания закончилась. Для хтони это древняя архаика и она пока не знает, как на неё реагировать.

— Возможно. Это не противоречит гипотезе, объясняющей появление галлюцинаций.

— Ты сволочь, Дим Димыч! Вы с Манюней давно это знали?

— Ебстесбственно, лейтенант, — усмехнулся Ломов, — Знание — сила, но его нужно филигранно дозировать. Вываливать всю информацию на личный состав группы можно только в условиях лёгкой взаимозаменяемости. А у нас секретность и каждый человек на особом контроле. В любом другом случае, кинули бы клич о наборе добровольцев по разным ведомствам. Поверь, это было бы проще, чем переучивать специалистов из других областей, как в нашем случае. Энтузиасты и волонтёры всегда найдутся, но проект пришлось бы придать огласке, результат которой непредсказуем. Сам знаком с ситуацией, когда свидетелей преступления ищут через средства массовой информации. Что бывает?

— Звонят, как правило, психи и любопытные.

— Вот! Поэтому начальство не стало посвящать всех в версию о существовании хтони. Опасности вроде нет, а пугать наличием скрытой формы жизни, посчитали преждевременным. Учёные — народ своеобразный. В своей области бескомпромиссны, а ко всему, что не касается их исследований, доверчивы аки малые дети. Призоры, итак, загружены до предела непривычной им работой, а если ещё предложить охранять цыплят от призраков, то у них крыша поедет. Как это обстоит у военных, теперь сам понимаешь. Каждый знает только то, что ему положено. Кстати, Лишай на НП тоже не в курсе. В случае, если заметит что-то необычное, должен сказать условное слово. Услышишь «прикольно», дуй к нему и разберись.

— Ясно. Лампу установлю вон в том закутке. Там два полустенка сохранились. На их поверхности тени будут хорошо видны. Сам расположусь тут. Манюня отличную обзорную площадку выбрала. Отсюда и закуток, и лестница с Лишаем, как на ладони.

— Одобряю, — кивнул Ломов, — Связь включи, но без нужды тревогу не поднимай. Пусть люди выспятся, а то завтра от них толку не будет. Ещё вопросы есть?

— Что Манюня тебе в глаза заглядывала?

— Тьфу, ты… прости, господи… Ты же мент! Не догадался что ли?

— Я-то догадался, но АК-47 говорил, что техники прошли полное обследование и отклонений от нормы у них не выявили. Соврал?

— Кое-что в результатах подчистили, — признался Ломов, — Зрачки у всех были значительно расширены, словно после приёма галлюциногенов. Это, кстати, приоритетная гипотеза появления теней, которую и озвучили персоналу. Сложность в том, что в крови никаких посторонних веществ не обнаружено. В работе мозга так же не зафиксировали изменений. Как хтонь влияет на эмоции человека осталось загадкой. Чтобы пресечь нежелательные слухи, информацию убрали. Академика просто никто не поставил в известность.

— Понятно. Всяк сверчок, знай свой шесток… Я включаю связь. Хорошего отдыха, командир.

Пока Ломов завершал обход, Черов быстро сбегал до намеченного под эксперимент места, установил лампу в паре метров от обеих стен, чтобы её свет равномерно отбрасывался на облупившуюся от времени штукатурку, и вернулся на пункт наблюдения.

Всё это время он внимательно прислушивался к происходящему в лагере. Возвращение Манюни временно пресекло нарастающее напряжение. Перепалки между учёными, призорами и Сахрабом прекратились. Хотя это могло произойти по вполне банальной причине: началась раздача пищи.

После окончания ужина претензии возобновились. Учёные требовали уделять больше внимания их работе. Утверждали, что они в рейде главные, а остальные обязаны подчиняться. Так, например, академик утверждал, что за время перехода планировал провести несколько практических испытаний, запустить парочку зондов и протестировать взятые с собой приборы, но Пешня не позволил. Сначала гнал их вперёд как отару овец, а потом и вовсе уехал в неизвестном направлении. Затем начальник научной части сцепился со своим заместителем. Профессора он подозревал в грязной игре. Обвинил, будто тот склонил командира на свою сторону и втайне испытывал какое-то своё изобретение. Утверждал, что никаких зыбучих пеков и аварии не было, а Геворкян вскрыв багаж, изменил настройку приборов академика, подкрутив или сместив нониусы на верньерах, изменил калибровку, чем сбил точную настройку. И теперь ни одно значение, установленное с помощью этих приборов, не может считаться верным. В таком случае, делать выводы, основываясь на показаниях приборов нельзя и весь смысл рейда летит коту под хвост.

Сахраб молчал, изредка издавая что-то вроде недовольного мычания. Попаданца, вообще, не было слышно, а Гизмо шёпотом рассказывал кому-то историю о том, как группе под руководством Стрелка, удалось проникнуть к ЧАЭС и спровоцировать выброс сверхвещества. Аномальный всплеск не только открыл путь к Центру Зоны, но и создал новые артефакты, аномалии и породил самых ужасных мутантов.

Гизмо не просто повторял истории за Черовым, но и добавлял новые интерпретации. То ли самостоятельно вычитав их в книгах франшизы, то ли выдумывал на ходу. Во всяком случае, это отвлекало многих от перебранки научных руководителей. Распаляющийся всё больше и больше академик уже дошёл до того, что обвинял всех в саботировании его светлых и чистых идей.

Споры АК-47, Митяя и Профа проходили на повышенных тонах и грозили перерасти в физическую расправу. Манюня ласково, а порой и с сексуальным мурлыканьем, пыталась охладить пыл спорщиков, но у неё плохо получалось. Впрочем, Черов не мог утверждать это точно. Задача капитану была поставлена иная. Выявить причины возникновения недовольств и определить темы, которые необходимо избегать.

Всё изменилось, когда в схрон вошёл командир. Дискуссия не прекратилась, но перешла в латентную фазу, когда интерес к установлению истины, вроде бы, пропал, но прения продолжаются по инерции, как бы на автопилоте. Всё-таки Ломова боялись и понимали, что пресечь конфликт он может самым радикальным способом. Просто пристрелив главного зачинщика. Это действовало посильнее непознанных влияний всякой хтони.

К двум часам ночи все угомонились и в динамиках слышалось только потрескивание дров в костре, да невнятное бормотание дежурного, подбрасывающего поленья в огонь.

Около двух часов появилась Манюня. Черов затаился, опасаясь, что видит созданный Зоной аватар. Так вернее. После всех коллизий прошедшего дня стоило проявлять осторожность даже по отношению к якобы своим. Мало ли что. Если подойдёт к месту наблюдательного пункта и назовёт пароль, то сомнения отпадут. Если проявит колебания и просто начнёт звать, надеясь определить его лёжку, значит враг, каким-то образом сумевший мимикрировать под капитана. Когда не знаешь, чего ждать от Зоны — будь готов ко всему.

Фигура в скафандре подошла вплотную к остаткам угла дома, где прятался Денис и женский голос произнёс:

— Байкал, спускайся. Пожрать принесла.

Собственно «байкал» и было паролем. Сафонова решила обставить так, чтобы никто посторонний не догадался. Умный ход.

Черов легко соскочил вниз, повесил автомат с подствольным тактическим фонариком на крепление разгрузки, а сам достав тонкий пальчиковый, посветил плечо капитана. В тусклой голубоватой дымке попытался заглянуть в глаза девушке. Та не сопротивлялась, но саркастически улыбнулась.

Затем показала трёхсекторный термос, нижняя часть которого снабжена краником для слива жидкости.

— Как самочувствие?

— Нормуль! — весело ответил Денис, демонстрируя показной оптимизм, — Зря похлёбку притаранила. Хватило бы и пары бутербродов с ветчиной.

— Сухомяткой дома будешь желудок портить, а здесь нужно соблюдать походный режим. Глотни сначала настойки. Я теобромина побольше добавила, а кофеина уменьшила. Иначе потом не заснёшь. В четыре Гизмо сменит.

Денис достал из модуля разгрузки раскладной стакан и ложку, уселся, оперевшись спиной об остатки кладки. Мария наполнила стакан из краника и подала термос, сняв верхнюю крышку.