— То, что нёс этот цыпа просто дичь, — решился высказать главную претензию Черов.

— Поясни, — потребовал майор.

— Зорин сказал, что основанием для одной из приоритетных версий является совпадение частот транспондера и МРТ. Либо нас за дураков держат, либо турист пятьдесят шестого уровня, реально в это верит. Но такого быть не может. Правильно? Установки магнитно-резонансной томографии стоят в каждой поликлинике. Их частота стандартна, независимо от производителя техники. В лаборатории, работающей с внедрением чипов в мозг человека, таких аппаратов должно быть несколько. Трудно представить, что те, кто похищал и устанавливал транспондер в бункере, тупо не знал этого. Сам Зорин, вроде, нормальный мужик, поэтому вывод один — нам врут.

— С какой целью?

— Понятия не имею, — пожал плечами оперативник.

— А если предположить?

— Зорин не доверяет нам. Полагает, что комитет не заинтересован в установлении истинных причин возникновения аномалии. Считает, что именно мы препятствуем её изучению. Режим секретности не для сокрытия объекта от общественности, а чтобы иметь возможность контролировать работу учёных.

— А если докрутить версию?

— Он боится, что мы здесь не для охраны, а с целью быстро ликвидировать всех, как только тайна аномалии раскроется.

— Нет. Ну, это бред, — вмешалась Сафонова, — Хочешь сказать, что учёные намерено саботируют эксперименты, потому что опасаются за свою жизнь? Они же не идиоты, начитавшиеся Солженицына? Стоп! — прервала сама себя Мария, — У них были отпуска за минувший год? Или их действительно держат здесь как в шарашке, принуждая работать на региональное правительство?

— Хороший вопрос, — задумчиво проговорил Дерюгин, — Насколько мне известно, были только командировки в другие лаборатории и научные центры. Исключительно в рамках программы. Пытались повторить перенос локации из одной местности в другую. Попытки, вроде, закончились неудачей. Подробности мне неизвестны. Но ты права. Завтра выясню, писал ли кто из учёных заявление на отпуск. Возможно им отказали, что породило недовольство и страх за свою жизнь.

— А я? — спросил Черов.

— Чего ты? — упустил нить беседы Дерюгин.

— Моя версия достойна внимания?

— Они взаимосвязаны. Представь, кому-то отказали в отпуске. Тот пустил слух, что всех держат насильно, заставляя работать на государство, как в шарагах Берии. Начались пересуды и перепуганные цыплята решили, будто в заложниках у комитета. Сплетни разрослись до уровня паники и Зорин, почувствовав себя мессией — спасителем, вызвался идти в рейд, дабы приблизить конец исследований. Вы же поняли какое завышенное у него чувство собственной важности? Если поход не принесёт результатов, Зону законсервируют, оставив только посты наблюдения, а учёные благополучно разъедутся к своим семьям. Так что, Денис, ты тоже молодец. Более того, попробую достать у полковника Мантурова материалы по работе научного сектора. Думаю, не откажет. Мы готовимся к рейду и держать нас в неведении относительно ситуации с учёными уже нет никакого смысла. Если они нас действительно боятся, то ни о каком доверии не может быть и речи. Рейд может обернуться взаимными разборками и гибелью части группы. Документы принесу тебе. Почитаешь и подготовишь краткий анализ.

— Я тоже аналитик, — напомнил о себе Золотарёв, — Во всяком случае часть нового сознания утверждает именно это.

— Тимофей, — майор развернулся, собираясь вернуться в казарму и похлопал парня по плечу, — У тебя нет нужной квалификации. Анализировать нужно не качество фильмов, не потенциал кинорежиссёров, а адекватность людей, с которыми пойдём на боевую операцию. Ты, кстати, последний сезон сериала по книгам Левицкого смотрел?

— Это про Химика и Пригоршню? — оживился Мельников, — Мне понравился! Только Денис сказал, что ерунда. Мол, книга лучше, а сериал очень сильно по мотивам. Я не читал, поэтому мне ништяк.

— Нет, — помотал головой Тимофей, — Никак не привыкну к вашим фильмам. С одной стороны круто, с другой сентиментально тянет на старое кино, где знаю актёров, все их похождения и скандалы. Ностальгия, какая-то.

— Ностальгия — это тоска по Родине, — наставительно сказал Ломов, доставая портсигар, — А для кино термин пока не придумали. Я покурю в беседке, а ты, Арсений, выуди из Мантурова всю инфу по учёным и Зоне. Дави на то, что мы как слепые кутята в рейд не пойдём. Говори от моего имени. Дескать, когда мы были на подхвате, посвящать нас в тайны не было смысла, но сейчас мы должны сунуть голову в пекло. Это совсем другой расклад. Так и скажи: прапорщик Ломов не поведёт группу, если не будет знать к чему готовиться.

Парусное вяло бурлило ленивой вечерней суетой, когда отдыхающие тупо бродили по «центряку» приморского городка, разминая уставшие от пляжных лежаков спины. Сейчас у них работали в основном шеи, вертящие головы в право — влево, позволяя глазам выбрать достойную вывеску питейного или увеселительного заведения.

Черов остановился под табличкой «Зона развлечений», словно прилежный водитель под знаком «Круговое движение», вспоминая в какой стороне бар, что приглянулся в прошлый раз. Мельников едва не врезался ему в спину, поглощённый прокручиванием ленты новостей на смартфоне. Золотарёв равнодушно спросил:

— Ищем что-то конкретное или просто тупим?

Родион, в последний момент успевший среагировать и отвернуть, чуть задев товарища плечом, тоже замер, реагируя, скорее всего, на голос. Ещё год назад он бы въехал лбом в спину, снёс приятеля и не заметил. Похоже, что тренировки на полигоне чему-то научили парня.

— Кончай глазеть в телефон, — недовольно пробурчал Денис, — Если такой любитель, купи себе налобник с парктроником. Хотя бы врезаться ни в кого не будешь.

— Отвали, Деня! — отмахнулся Родион, поворачиваясь вправо и готовясь влиться в толпу, — У меня хорошо развит инстинкт самосохранения. К тому же я — визуалист. Привык потреблять глазами. Это тебе достаточно сунуть в ухо затычку и слушать свою аудиокнигу. Мне мало звука, я не аудиал! К тому же в лагере запрещено пользоваться интернетом. Это вы, два неандертальца из каменного века, а я, как любой нормальный человек, хочу постоянно залипать в нём. Не ссы! Моя метка геолокации укажет, что я в Парусном и ищу приличный кабак, чтобы промочить горло приличным пойлом.

— Ты не помнишь, где мы прошлый раз сидели? Вроде налево… Сдай назад. Туда, куда рулишь одни тошниловки с пивом. В последний день хочу напиться чем-нибудь качественным.

— Да вон вполне прилично одетые скуфы сидят, — указал пальцем Гизмо, — Сам не люблю этих курортников, всюду сующиеся в шортах и майках, будто им везде пляж. Считают, что если приехали на отдых, то им можно в исподнем рассекать.

В этом царстве неги и разврата горожанина от регионала легко можно отличить по одежде. Те, выбравшиеся в отпуск из человейников, предпочитали исключительно синтетику. Золотарёв поначалу удивлялся. В его время все эти нейлоны и лавсаны считались достоянием среднего класса и ниже. Кто побогаче предпочитали натуральные ткани, особенно хлопок и шёлк, которые даже на рынках Тайланда и Вьетнама стоили дороже вискозы. Удивлялся до тех пор, пока ему не объяснили, что современные полимеры гораздо удобнее и практичней. Все прошлые неудобства давно устранены, а ткань не просто позволяет телу дышать, но и поддерживает комфортную температуру, благодаря встроенному терморегулятору. В жару в ней прохладно, а в холод тепло, даже если выскочишь на мороз в одной рубашке. Всё изменилось. Даже джинсы из полимеров выглядели качественней натуральных, благодаря прочности и мягкости материала. Особенно, если в ткань вплеталась неоновая или светодиодная нить. Днём эффект ограничивался обычным рисунком, а в темноте светился, искрился и подмигивал различными цветами.

Регионалы считали это безвкусицей и кичем. До последнего цеплялись за свои традиции, сохраняя наследие предков.

Тимофей не понимал ни тех, ни других. Уровень цивилизованности, его точки зрения, по-прежнему граничил с безумием. Одни, падкие на всё броское и прикольное, словно древние туземцы на блестяшки и бижутерию, отдавали предпочтение любой новинке, создавая из неё чуть ли не идола. Другие отвергали любые новомодные изыски, полагая это излишеством, которое непременно приведёт к деградации общества. Со времён Сократа ничего не изменилось. Тот вечно брюзжал, что молодёжь привыкла к роскоши и отличается дурными манерами. А за два века до него Геиод твердил то же самое, утверждая, что каждой новое поколение хуже предыдущего, ибо молодые несдержанны и невыносимы.