Господи, как же всё это было просто. Что постройка в сравнении с пирожками? А с хлебной похлёбкой?! Зое даже не была уверена, так ли называлось это блюдо. Суп и суп. Лично она подобное раньше не только не готовила, но и не всматривалась в него. «Пищу нужно жевать, а всё остальное не более чем вода!» Знала бы Зое тогда, как трудно эту воду приготовить. Теперь знает.

«Не хочу!» – в тысячный раз повторила про себя девушка и закатала рукава. Тягучий жар от печи окутал её плотной поволокой, точно покрывалом, и тут же градинки пота заблестели на загорелом лбе. Образы былых дней раскинулись огоньками звёзд, из которых, будто творец небесный, Зое принялась составлять созвездия. Всего три блюда, если посмотреть шире, но сколько боли в каждом. Сколько страданий! Один только прецедент с пролитым на ногу отца бульоном чего стоил?! Н-да… И ведь не скажешь, что замотана была. Тряпьё впитало, так что лучше б его не было вовсе.

Зое почувствовала тяжёлый взгляд меж лопаток. Демонстрируя редкое злопамятство, Ивес до сих пор поглядывал. Он помнил, а потому следил за каждым движеньем дочери – опасался… «А что, собственно, произошло? Ну, перемотали. Кожа лодыжки покраснела, так ничего страшного. Чего такого?»

Зое выдохнула: «Так, лишние мысли вон. Берём ревень и… а где он?»

Взгляд прогулялся по столешнице. Уже ошелушённая луковица, с отливающей зеленью хрустящих боков, отточенный силами отца нож и пара многоцветных перьев. Три плошки, вода и несколько сухих горбушек. Взгляд трижды вернулся к началу ряда заранее заготовленных пучков, но так и не заметил между ними особенных отличий.

Ошибётся и вкус станет… чуть иным. Есть это, конечно, будет можно, но едой данное блюдо уже являться не будет.

Мать кропоталась за спиной, но спрашивать её не хотелось. Более чем не хотелось. Стыдно откровенно.

«Уж лучше ошибиться», – решила для себя Зое и, выдохнув, протянула руку.

«Тот, не тот. Похож вроде. Как корова на лошадь похож!»

– Тебе помочь? – колокольчиком прозвенел вопрос, и только после Зое, к удивлению своему, заметила пару огромных и чистых глаз, что глядели на неё снизу вверх. Нади уже исполнилось двенадцать, и она, без сомнений, знала, каков ревень на цвет, вкус и запах.

«Из-за табурета не видно, а тоже – помочь», – попыталась разозлиться Зое, но, не сумев, улыбнулась. Сначала мысленно, а затем и по-настоящему. Она убрала выбившуюся прядь за ухо.

– Не волнуйся. Я справлюсь сама.

«Обязана справиться. Что в концов-концов за дела?! Сено в час слепней переворачивать – это нормально, а перед каким-то ревенём, чем бы он там ни оказался, пасую. Хватит! Пора уже взять себя в руки!»

Большие глаза моргнули. По золотым волосам пошла волна, когда Надия нерешительно кивнула. Для девочки, едва доросшей до уровня столешницы, этот момент не значил ровным счётом ничего.

«Хорошо, ладно! Сосредоточились! Не так это и сложно!»

Выбрав, Зое решительно схватила первое попавшееся. Пламя зашуршало, разбиваясь о котелок, и вода заходила, впитывая непонятную, невесомую силу. Жар, запах и множество отдельных предметов, из которых, как по волшебству, складывалось целое. Готовка, точно алхимический процесс, из которого простой народ знал лишь то, что он существует.

Добавить-то, присыпать это. Ничего сложного, но, учитывая всё «наверно», к вышедшему стоило относиться с величайшей осторожностью.

Не такой и мутный бульон, в котором вполне даже художественно плавала пара долек репы. Выглядела похлёбка прекрасно, совершенно другой вопрос, какова она была на вкус. Зое настороженно вслушалась в аромат.

Брови взметнулись, демонстрируя крайнюю степень удивления.

«Да ничего вроде. Попробовать или не попробовать? Н-да, это действительно сложный вопрос».

– Гюстав!

Будто почувствовав приближение бури, малец поспешил взять руки в ноги.

«Не может мать уважить! Старость ценить надо! Старость. Кстати, о нуждах старших».

– Пап, ты ведь голоден?

– Всегда-а… – протянул в задумчивости строгающий какую-то деревяшку Ивес, – в смысле никогда! Телега! Учти, – я эту бурду есть не намерен! Ты сама-то в курсе, чего там намешала?!

«Будто это столь важно».

– А я мясо добавила, – как бы невзначай ещё ни подумала, но уже обронила Зое.

В глазах мужчины зажёгся огонёк интереса. Нет, его лицо осталось непроницаемым. Отец всё так же с деловитым видом бестолково работал лезвием. Впечатление он создавал солидное, вот только бородка[3], характерно топорщащаяся, уже сказала своё слово.

– В самом деле?

«И унции нет! Я его резала, конечно... Я вообще много чего там резала, но это ведь ещё не значит, что для дела. Главное ведь, чтоб звучало, – правильно?» Движения тряпки вроде как замедлились, но кроме этого Марта никак не выдала мистификации.

– Ты что, мне не веришь?

– Да ни на луидор! – не задумавшись и на мгновение, категорично заявил отец, но взгляд его всё ж таки уже был прикован к котелку. Интерес никуда не делся. – Дайка ложку. Уж очень попробовать хочется.

– Но ты же сказал, что бурды не ешь.

– Дай сюда! – сорвавшись на крик, вырвал уже протянутую плошку хозяин дома. Всмотревшись в требуемое, он улыбнулся в усы. – Бурды я не ем, ну надо же. Я такое ел, что тебе и не снилось! У матери можешь спросить.

Марта молчала. Точно зная, что Ивеса накажет жизнь, она как ни в чём не бывало протирала, мыла и варила, как настоящий опытный маг, составляя из ничего обед.

Жизнь его накажет, и притом очень скоро. Секунды, через три-четыре.

Заглотив плошку разом, целиком, точно окунь наживку, Ивес замер. Острый кадык его дёрнулся. Вытаращившись, как у настоящей рыбы, глаза мужчины заходили по комнате, усыпанные серо-зелёными пятнами жабры его растопырились. Кадык опустился.

Он сглотнул. Не особенно хороший признак.

Время шло, а хозяин дома оставался нем. И неподвижен. Кашлянув, наконец, Ивес утёр рукавом подбородок. А вот это уже по-настоящему пугало.

«Чего это он? Неужели НАСТОЛЬКО плохо?»

– Думала, орать буду? – спокойно спросил мужчина. – Твою да через телегу, хорошего же ты меня знаешь. – Сглотнув повторно, Ивес опустил плошку между мелкой стружкой. – Нормально, для первого раза сойдёт.

– Да.

– Но ещё раз обманешь, и я… Я разговаривать с тобой не буду, – неожиданно по-детски заявил он, не иначе не найдя не иначе иных методов воздействия.

– Никогда больше, – лишь для того, чтобы заполнить паузу, клятвенно заверила Зое, но мысли её давно были заняты другим. Не прошло и часа, как девушка уже таинственным образом исчезла из дома. И она и котелок с ещё не остывшим бульоном.

Ивес чуть улыбнулся в ус, хитро, как ему показалось, глянув в сторону жены.

– Ну-у, где?

Скрипнула глина.

– Что, дорогой?

– Твою да, какой дорогой. – Улыбка стаяла, точно её и не было. Спавший с лица хозяин дома сглотнул, потерев засыпанную глиняной крошкой щеку. – Мясо, пусть варёное, где? Я же заслужил!

Протирающая тарелки, Марта подняла вопросительный взгляд, прежде чем поставить вымытую к прочим.

– Оу… я не уверена. У нас где-то было вяленое. – Взгляд женщины прошёлся по сырым и неровно нарезанным кубикам. – А знаешь... у нас была замечательная свежая морковь.

Великое и сложнейшее искусство – готовка. Алхимический процесс таинственного превращения чего-то одного в нечто совершенно иное. Жизнь человека без неё невозможна, но порой и с ней жить становится весьма непросто.

Уж работать точно. Всего один котелок и три дня простоя!..

«Надо бы с Моной поболтать, – невесело думала Зое после. – Давно не виделись».

[1] Увы, но возраст – это для всех возраст.

[2] Скорее б прибила того, кто ей это устроил.

[3] Её даже мать не смогла извести.

Сколько профессий способен освоить человек? Много, не иначе. Но куда более интересно обмыслить, сколько ролей он способен сыграть единовременно. Пять? Шесть, быть может? Ответ куда проще и одновременно безжалостней: лишь одну. Да, Зое была и дочерью, пусть и не особенно любящей, и женой, и матерью. В пик лета она, соседствуя с бесчинством шмелей и оводов, скашивала траву, и она же подавала гвозди. Много кем являлась Зое и немало что делала, но единовременно совмещать всё это было невозможно, и девушке только предстояло это узнать.