Тишина и пронзительные трели птиц в прилеске. Свист над черным островом и над далеким, почти недостижимым горизонтом. Ходили слухи, что брак должен был подарить мир этой земле, но, видимо, что-то вновь не заладилось.

Белые громады облаков почти не двигались на фоне ярчайшей голубизны небосвода.

Дамьен играл.

– А почему камень просто не убрать?

Полностью погрузившаяся на дно собственных размышлений, Зое далеко не сразу осознала сказанное. Глянула на рыжую бороду. Моргнула. Обернулась, посмотрев на яму.

«А-а. Тот камень. Хотя какой же это камень – валун! Скорее в лепёшку расшибёшься, чем такой стронешь. Врос так, что легче собственный локоть укусить, чем его хоть на дюйм сдвинуть. Мой вон уже, который год только тем и занимается, что с ним мается. Тесаком своим ещё иногда машет да вечерами у берега стоит, остров взглядом разделывает. Всё не успокоиться никак... Не пущу ведь».

Пригладив бороду и тем лишь размножив крошки, Бод многозначительно прищёлкнул языком.

– Прутом стальным поддеть можно, а лучше двумя, чтоб вбок не ушёл. Всё одно не стронув, четвёртого бревна не поставить.

Чёрные брови Зое взметнулись крыльями, заложив пару ранних морщин.

«Чего-чего? Так. Бревно, второе, третье, четв… Ну точно! И чем они вообще тогда все эти годы занимались?» Зое встала, оправила юбку и отдёрнула рукава. Запустила руки в волосы, но в них и так уже запутался ветер.

– Говоришь, можешь выволочь?

– Я? Навряд ли, – совершенно спокойно сообщил Бод. – Здесь рук шесть нужно, а лучше восемь.

«Так бы и говорил! Терпеть его не могу за эту манеру выражаться!»

– Но выволочь всё же можно? – на всякий случай уточнила Зое. – Ага. Отлично! Ты ведь поможешь одной старой знакомой, которая, кстати, в пять лет тебя, лба здорового, притащила домой, когда нога в кротовую нору попала.

На Зое остановилась пара спокойных глаз. Бод жевал.

– Это я тебя на руках донёс, – ничего не выражающим голосом сообщил он. Выбравшись, мельник сразу на голову стал выше Зое, и теперь уже она смотрела на него снизу вверх.

Бод стряхнул пыль с локтя:

– Одному, да и двум здесь никак. Покалечиться только. Люди нужны. Инструменты и материалы.

«Ненавижу его за эту манеру выражаться!... Ну да, он меня тащил. Ещё споткнулся об порог, а потом ловил точно грушу в саду. Поймал, надо заметить».

– Один вопрос: это бревно ещё пойдёт?.. Встанет то есть… Ну ты понял!

Невыразительный, спокойный взгляд прошёлся по упавшей опоре, что так удачно растянулась вдоль всего, что удалось вырыть, уткнувшись во всё тот же валун и наглухо его подперев. Кора со ствола была содрана ещё пару зим назад, и меж дорожек короедов успела прорости весьма странно выглядящая поросль, описать которую Зое, ввиду недостатка знаний, была неспособна.

«Шершавая такая. Мох, не мох. Из-за нее вон и щипы от ветвей не видно.

А если всю такая вот зараза затянет?»

– Дуб. Мхом порос, а так что ему сделается?

– Отлично! – «А то отец меня точно убьёт». – Приходи завтра, а с остальными я договорюсь.

И снова взгляд. Бод посмотрел из-под бровей, всё так же безмолвно, но как-то по-особенному задумчиво.

– Я-то приду, а с отцом твоим как? Он ведь против, да и в окно все видно.

И как всегда в точку. Н-да, это действительно проблема.

– Приходи! – решительно выдохнула Зое, сама себе не веря, и прихлопнула: – Завтра... как только сможешь.

«Однажды я захотел построить сарай. Что ж одному, что ли? У меня было много друзей, и потому я пошёл по дворам. Не получилось в тот день: у кого дома дела, кого просто нет. Не получилось и на следующий. День за днём, восъмицу за восъмицей топтал я дорожку и тут понял: проще умереть, чем всех собрать. И я умер. Не взаправду, конечно, но поминки сыграть всё ж таки пришлось. Настал вечер. Вот собрались все, и тут я обнаружил, что уже не хочу строить сарай. Пока я ходил, наступила зима, да и к тому ж мы собрались наконец. Уже праздник, а праздник грех не отметить».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Дятел стучал где-то вдали, и, будто вторя ему, страшный, неимоверно тяжёлый тесак, на две руки, ходил вверх-вниз, рубя пробившийся сквозь листву луч. Отмеривая секунды, солнце блистало на металле. Свист, блеск и удар. Свист! Блеск! Удар!

– Нет.

Сказать откровенно, Зое не ожидала подобного ответа. Девушка оторопела. Это как так нет? Какое он вообще право имел отказать ей?! Ей! Человеку, который его кормит, который убирает за ним и с которым он спит. Ну хорошо, положим, убирается Марта… да и кормит тоже она, но спит-то Гай не с ней!

– Да я…

– Нет! – ясно и чётко выдохнул мужчина.

Годы ушли на то, чтобы выработать дыхание, и всё одно меч по-прежнему был чересчур тяжёл. Даже выставляя ногу, Гай чувствовал, как вытягиваются при каждом взмахе мышцы на спине. Кости ходили ходуном. Он не мог совладать с весом. Не мог, но должен был. Алый зверь ждал его. Ну ещё немного! Ещё взмах, или десять. Пусть даже тысячу к ряду, но только чтобы вышло!

«Вот ведь лесоруб нашёлся! Ладно бы ещё дерево, воздух попусту кромсает!»

– Не-ет, – ещё раз повторил «лесоруб», пока меч опускался. Солнечный отблеск, и у него вновь появилось время для пары слов на выдохе.

– Отец твой против. Он душу нотациями своими вынет. – Свист и вспышка! – Вспомни, что было, когда ты подбила меня заменить дверь курятника.

«Плохо было. Душу вынул, по-другому и не скажешь. Да ну и что! Пережили же как-то и в этот раз переживём. Не такая и большая проблема».

В ответ на подобное заявление Зое получила взгляд, который до невозможного напомнил ей родной очаг. Неприятный холодок между лопаток заставил девушку поёжиться.

«Твою да через. Вот что значит постоянно общаться с кем-то. Перенимаешь его привычки. И плохие тоже… Аж кровь в жилах стынет».

Сверкнула сталь, но в этот раз меч не остановился, а пошёл дальше. Кисть надломилась, и дрожь вместе с болью пробежалась по плечам. Скрипнув зубами, Гай удержал.

Чуть посверкивая, заостренные металл плясал в пятне света.

– Ты так порвёшь себе что. Я серьёзно. Я слышала, в Вене с одним дровосеком такое было. Лекарь приезжал, сказал – всё. Топор уже не удержать, а ему троих дочек поднимать. Пришлось к руке привязывать.

Медленно выдохнув, Гай опустил доставшееся ему «в наследство» от сэра Буда устрашающий меч. Отточенное остриё упёрлось в землю, одним своим весом, продавливая и ломая хвою. Кроме куска металла на память от того остались ещё походная сума и белёсая полоска на щеке. Едва ли различимая зимой, сейчас последняя отчётливо проступала на фоне солнечной бронзы.

Прислонив тесак к стволу, Гай вытер рубашкой взмокшие шею и грудь.

«Дуралей упрямый, но… надо признать, регулярные занятия пошли ему на пользу».

Взгляд искоса. За годы тренировок плечи мужчины заметно раздались, а кожа истончилась и стала напоминать тонкий пергамент.

«Правильно, что без ужина регулярно. Это ему только на пользу идёт! И сегодня, думаю тоже пойдет… и без хлеба выживет».

– Я с прочими уже договорилась. Бод, Пепин и Рин[1], к примеру, не имеют ничего против.

«Вообще-то, только с Бодом договорилась. Ой. Да ладно! Куда эти оглоеды от меня денутся! Тоже проблему нашёл».

Вытерев также пропитавшиеся потом волосы, Гай взглянул хмуро и внимательно. Он, казалось, видел супругу насквозь.

– Хорошо. Допустим, я не против, но окно прямо на пустырь выходит. В первые же вечер отец твой стекло чем-то тяжёлым вынесет.

«Хотя до Бода он, как ни посмотри, недотягивает. Может, в самом деле, кормить почаще? Сытый человек он… Он вопросов куда поменьше задаёт. Посговорчивей человек, когда в желудке что болтается».

– А мы в другом месте построим. Там впятером пару дней копать всего. – «Ничего себе "всего"». – Не такая и большая потеря, – сама себе не веря, закончила Зое.