— Спасибо, что успокоила.
Через несколько минут прибегает Ретт, а за ним Холден. Я смотрю, как волны финиширующих пересекают линию, и ищу ее. Время на часах подсказывает мне, что до финиша еще минут пять, но вспышка цвета на последней десятой мили привлекает мое внимание, и я бегу к волонтерам, раздающим медали.
— Привет, — говорю я одной из женщин. — Вы не против, если я подарю одной из участниц медаль? Это ее первый забег на 5 км, и я хочу сделать ей сюрприз.
— О, конечно. — Женщина вручает мне медаль и майларовое одеяло. — Вы тоже сделаете ей предложение?
— Что? — Я рассмеялся смехом и качаю головой. — Нет, мэм. Мы встречались всего один раз.
— Иногда это все, что нужно, чтобы понять. — Она подмигивает и поворачивается, чтобы поздравить мать, толкающую коляску.
— И на очереди Марго Эндрюс из Чикаго. Поприветствуйте Марго, — обращается комментатор к толпе, и я двигаюсь вперед, чтобы она не пропустила меня.
Быстрый осмотр показывает, что она в лучшей форме, чем после полумарафона, и я вздыхаю с облегчением.
— Привет, — говорю я, и ее взгляд встречается с моим. — Я уже говорил это однажды, но повторю еще раз. Мы должны перестать так встречаться.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
МАРГО
Финн здесь.
Передо мной.
Без рубашки, потный и с медалью в руках.
Я моргаю и смотрю на него, недоумевая, что, черт возьми, происходит.
— Ты бежал? — спрашиваю я, и это кажется самым глупым вопросом в мире.
Очевидно, что он бежал.
К его шортам прикреплен нагрудник, а на шее висит медаль. Его щеки покраснели, а вдоль линии волос выступили капельки пота. Мне хочется пнуть себя за то, как глупо я говорю.
— Да. И ты тоже. — Он протягивает медаль, и я наклоняю голову, чтобы он мог надеть ее на меня. — Поздравляю с первым забегом на 5 км. Как ты себя чувствуешь?
— Немного лучше, чем на полумарафоне, но еще мне хочется блевать. Это нормально?
— Абсолютно нормально. Давай принесем тебе воды и спортивный напиток.
— Это знакомое ощущение.
— На этот раз меньше обмороков, так что мы начинаем лучше. — Он протягивает мне руку, и я опираюсь на его бицепс для равновесия. — Сколько у тебя времени?
Я проверяю часы.
— Двадцать восемь минут и сорок пять секунд.
— Черт возьми, мисс Эндрюс. Это впечатляющая работа, мой друг.
Забавно слышать, как он называет меня своим другом после тех грязных вещей, которые он говорил той ночью. После того, как с легкостью бросил такое прозвище, как детка, но мне нравится, как оно слетает с его языка. Мне нравится представлять себе мир, где мы можем быть сердечны друг с другом, даже после того, как переспали.
— Да? — спрашиваю я.
— Конечно, да. Ты должна гордиться собой.
Его похвала зажигает меня, и мне становится теплее, чем когда я напрягалась на трассе. В ней нет ничего снисходительного, и она заставляет меня чувствовать, что я добилась чего-то важного. Как будто я хорошо поработала, и я никогда не думала, что буду так гордиться физическим достижением.
— Спасибо, — говорю я, и странный всплеск эмоций зарождается в середине моей груди. Я принимаю спортивный напиток от волонтера и откручиваю крышку. — Какое у тебя время?
— Четырнадцать минут и немного мелочи.
— Ни хрена себе! — Я давлюсь глотком желтого «Гаторада» и вытираю рот тыльной стороной ладони. — Ты просто нереальный.
— Это был хороший день. Кстати, я видел Катарину. Она была первой женщиной и сказала, что ты будешь здесь. Надеюсь, ничего страшного, что я пристаю к тебе на финише. — Финн надвигает на нос солнцезащитные очки и отводит взгляд. — Если ты хочешь избавиться от меня, я оставлю тебя в покое.
— Нет. — Я крепче сжимаю его руку, меня тянет к нему, как магнитом. — Мне нравится, когда ты приветствуешь меня после того, как вернулась из глубин ада.
Его смех становится легким, и он ведет нас к полю, где бегуны и зрители вновь собираются вместе.
— Это отстой, не так ли?
— Я больше никогда не буду участвовать.
— Да. Я тоже так говорил. А теперь посмотри на меня. — Он поднимает руку и машет двум парням, с которыми мы сидели прошлой ночью в баре. Я замечаю с ними Катарину и незнакомую мне брюнетку. — Хочешь поздороваться с моими друзьями?
— Если только я не помешаю клубу быстрых спортсменов или еще чему-нибудь в этом роде. Не хотелось бы сбивать средний темп группы на пять минут.
— Прекрати. — Он касается моего бедра, и я вздрагиваю от этого прикосновения. Я скучала по ощущению его ладони на моем теле. Как он проводит пальцами по моей груди и животу.
Я возбудилась от мысли о нем прошлой ночью, представляя, как он наблюдает за мной со своего стола, пока я трахаю себя игрушкой вместо рождественского украшения. Мои щеки горят от воспоминаний, и я задаюсь вопросом, может ли он читать мысли, потому что его рот кривится в одной из его разрушительных ухмылок.
— Что я говорил тебе о самоуничижении?
— Не делать этого.
— Именно. И ты ничему не помешаешь.
— Ладно. — Я дергаю рубашку, жалея, что не взяла с собой сменную одежду. — Если ты так говоришь.
— Я определенно так говорю. Что ты делаешь после этого? У тебя есть какие-нибудь планы?
— Я должна делать что-то, кроме как сидеть на диване до конца дня и корчиться от боли?
— Нет. Это звучит как идеальный день. — Финн снова смеется и играет с кончиком моего хвостика. — Пойдем ко мне, — бормочет он, понизив голос. — Ты сможешь принять душ, а я растяну тебя.
— Я ни за что на свете не смогу согнуться так, как в тот вечер после пробежки, — говорю я ему.
— Я имел в виду, что действительно растяну тебя. А еще я сделаю тебе массаж. — Финн опускает руку к основанию моей шеи, и мне трудно сдержать стон, когда он надавливает большим пальцем. — Разве это не звучит весело?
Это действительно звучит весело.
Намного лучше, чем провести день в одиночестве и несчастье, и я скучала по нему.
Я никогда раньше не скучала по кому-то после интрижки, но я не могу выбросить его из головы.
Когда я зашнуровывала ботинки сегодня утром, думала о нем.
Когда хотела сдаться на второй миле, думала о нем.
Он стоит передо мной, ухмыляется так, будто ему наплевать на все на свете, а я все еще думаю о нем.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Но это последний раз. Существуют правила, согласно которым секс на одну ночь превращается в секс на две ночи. Что будет, если мы случайно дойдем до секса на триста одну ночь?
— Думаю, мы узнаем, если это случится. Правила созданы для того, чтобы их нарушать, Марго, и я не думаю, что триста одна ночь с тобой будет худшим событием в мире. — Он подмигивает, и мы присоединяемся к его друзьям. — Все целы?
— Едва ли, — говорит Холден. — На первой миле у меня случилась судорога, и я ковылял к финишу.
— Но ты все равно финишировал, и это надо отметить. Ретт? Как ты держишься?
— Выживаю, — говорит другой его друг. — Я обошел десятилетнего ребенка, когда был в двадцати ярдах от финиша, и мне было приятно его обогнать.
— Он ребенок, Ретт. — Женщина рядом с ним закатывает глаза, а затем улыбается мне. — Привет. Я Джада, его жена.
— Я Марго. Приятно познакомиться. — Я улыбаюсь и пожимаю ей руку. — Ты не бежала?
— Боже, нет. Мне нравится быть в толпе. Желательно с вином.
— Думаю, мы поладим. — Я отстраняюсь от Финна, чтобы обнять вспотевшую Катарину. — Не могу поверить, что ты победила. Это невероятно, Китти Кэт. Ты потрясающая.
— Спасибо. — Она улыбается и крепко обнимает меня. — И я так горжусь тобой. Мили меньше чем за десять за минут — это чертовски быстро.
— Я училась у лучших. — Я целую ее в щеку и гримасничаю. Ноги болят, и я понимаю, что мне нужно их размять. — Ой.
— Ты в порядке? — спрашивает Финн, и в его тоне звучит озадаченность. — Что болит?
— Все. — Я наклоняюсь и потираю икру. — Я в порядке.