— Нет. — Я похлопываю его по плечу. — Есть разница между повышением голоса и криком на нее. И она, наверное, была благодарна, что ты смотрел на ее лицо, а не на грудь.

— У нее красивая грудь, — добавляет Ретт, и Холден бьет его по руке. — Черт возьми. Зачем ты это сделал?

— Ты смотрел на нее. Ты женат, придурок.

— И моя жена разрешает мне смотреть.

— Дети, — перебиваю я. — Прекратите. Мы здесь не для того, чтобы устраивать соревнования по измерению члена.

— Наверное, это к лучшему. Мой больше, — говорит Ретт.

— Конечно, так и есть. Что бы ни помогало тебе спать по ночам, приятель.

Я меняю свое пустое пиво на свежую бутылку и осматриваю бар. Студенты из колледжа приехали домой на зимние каникулы, так что сегодня здесь многолюдно.

В это время года всегда царит хаос. За две недели до Рождества количество вызовов скорой помощи увеличивается почти втрое. Люди тупые и ведут себя как чертовы идиоты, считающие себя непобедимыми.

Вчера мы получили звонок о группе девятнадцатилетних подростков, которые запустили фейерверк. Один из них взорвался у кого-то перед лицом, и следующие несколько дней он проведет в больнице скорой помощи с ожогами второй степени.

Мой собственный сын-дурак попал в реанимацию в прошлом году, потому что решил попробовать прокатиться на санках по дороге на чертовой крышке от мусорного бака.

Ему было двадцать три.

Ничем хорошим это для него не закончилось. Он врезался в столб и вырубился с жутким сотрясением мозга.

Так что, да.

Чертовы идиоты.

Когда я был подростком, — тоже вел себя безрассудно, но когда в шестнадцать лет ты становишься родителем, тебе приходится взрослеть. Нет никакого пьянства или вечеринок до рассвета, когда у тебя дома четырехмесячный ребенок, который кричит часами напролет.

Такое ощущение, что я иду в обратном направлении, получая в сорок лет те же удовольствия, что и мои друзья в восемнадцать и двадцать один.

Я не замужем.

Нет других детей, кроме одного, которого мне удалось сохранить в живых так долго, несмотря на попытки дарвинизма вступить в игру.

У меня есть свобода, чтобы расслабиться. Делать то, что хочу и когда хочу, и это чертовски весело.

У людей моего возраста, с которыми я работаю, дети все еще учатся в средней школе. Они справляются с половым созреванием и скачками роста, а я в это время наблюдаю, как мой друг патетически пытается флиртовать с барменшей, которая на десять лет моложе его.

— Еще один раунд, и я ухожу, — говорит Ретт. — Если ты ожидаешь, что моя задница встанет в шесть, чтобы посмотреть, как четыре тысячи человек бегают по Чикаго, мне нужно немного поспать.

— Не хотел бы я тебя задерживать, старик, — поддразниваю я.

— Ты старше меня. Посмотри на эти седины. — Он тянется к моим волосам, и я отталкиваю его. — Тебе сорок или четыреста?

— Пошел ты. — Я смеюсь и отхлебываю свой напиток. — Мне тоже пора. Нужно закончить кое-какую работу, а завтра будет ранний будильник.

— Что ты записываешь сегодня вечером? — спрашивает Холден. — Пожалуйста, скажи мне, что это что-то хорошее.

— Люди в масках. Погоня в лесу. Веселая штука.

Мои приятели — единственные, кто знает о моей тайной подработке в качестве рассказчика аудиокниг.

Я занялся этим после того, как менеджер по социальным сетям нашей больницы записал видео, на котором я рассказываю о важности знания сердечно-легочной реанимации. Ролик стал вирусным, набрав три миллиона просмотров за двадцать четыре часа.

В разделе комментариев появились такие высказывания, как «папочка, и я позволила бы ему качать мою грудь столько раз, сколько ему нужно» и, самое любимое, «Вдруг меня нужно реанимировать».

На мой почтовый ящик пришло письмо с вопросом, не думал ли я когда-нибудь озвучивать аудиокниги. После того как глубокий поиск в Интернете показал, что компания легальная, а не жуткий чувак в своем подвале, я подписался, чтобы оживить некоторые из самых продаваемых романтических книг.

Ковбои. Преследователи. Миллиардеры.

Я делал все это.

Это было приятно. Хобби, о котором я никогда не думал, что стану им заниматься, и смена темпа по сравнению с тем жутким дерьмом, которое я вижу на своей основной работе.

Я уже отвык от отрубленных конечностей и запаха смерти, но иногда тяжесть всего этого наваливается на тебя. Это заставляет понять, как чертовски коротка жизнь, и не принимать ни один день как должное.

Повествование о горячих сценах секса помогает отвлечься от нависшей над нами реальности «мы все умрем в один прекрасный день».

— У меня закончились причины, по которым Джада не может слушать книги, которые она любит. Я похож на контролирующего мужа. — Ретт хмурится на меня. — Я не знаю, как сказать жене, что не хочу, чтобы она слышала, как мой лучший друг говорит ей, чтобы она принимала это как хорошая девочка.

— Слушал мою работу, да? — Я ухмыляюсь и вскакиваю со стула, бросая две двадцатки, чтобы покрыть свою часть счета. — Может, ты боишься, что она послушает, потому что в глубине души знаешь, что я умею хвалить гораздо лучше, чем ты.

— Отвали. — Ретт бросает в меня салфетку, и я уклоняюсь от этой атаки. — Ты хочешь, чтобы я разрушил твой секрет? Она бы хотела, чтобы ты каждую ночь лежал с нами в постели и читал ей на сон грядущий.

— Эй. Если ты хочешь добавить третьего, ты знаешь, что я не против. Я предлагал несколько лет назад.

— Нет. Держись, блять, подальше от ее ушей и нашей спальни.

— Уже было. Ты мог бы немного переделать интерьер, — говорю я, направляясь к двери и выскальзывая наружу, прежде чем он успевает отомстить.

Я знаю, что он просто издевается надо мной.

Мы трое дружим уже много лет, и прошли через все вместе — взлеты и падения взросления. Карьера, дети и прочие неприятности, связанные с жизнью. Я не могу себе представить, что буду делать это с кем-то еще.

В кармане жужжит телефон, я достаю его. На экране высвечивается имя матери моего сына, и я улыбаюсь, когда отвечаю.

— Лейла. Чем я обязан такому удовольствию?

— Привет, Финни, — говорит она. — Небольшой вопрос для тебя.

— Что случилось?

— У близнецов жар. 38, 4 градуса по цельсию. Мне нужно отвезти их в больницу? Они вроде бы в порядке, но это первый раз, когда они…

— Напомните мне, сколько им? — спрашиваю я, прерывая ее, чтобы она не начала паниковать. — Шесть месяцев, верно?

— Да. И две недели.

— Они становятся большими. Хорошо. По моему мнению, если температура поднимется выше 39, тебе нужно будет вызвать их педиатра. Учитывая, в каком состоянии они сейчас находятся, я бы сказал, что нужно наблюдать за ними и следить, чтобы они получали жидкость. Никакого аспирина, только ибупрофен. И не одевай их в тяжелую одежду.

— Я дала им немного ибупрофена тридцать минут назад.

— Хорошо. Мое мнение как родителя — делай то, что считаешь нужным. Если ты хочешь отправиться в отделение скорой помощи, никто тебя не осудит.

— Спасибо. Йен сходит с ума, и это вывело меня из себя. Он сказал мне позвонить тебе.

— Тебе повезло, что мне нравится твой муж. Ты рассказала ему о том, как запаниковала, когда Джеру было два года?

— О, Боже. Пожалуйста, не вспоминай об этом, — умоляет Лейла.

— Ты водила его к неврологу, когда у него была ушная инфекция. — Я разразился смехом. — Выражение лица доктора, когда он сказал нам, что ребенку просто нужны антибиотики, было бесценным.

— Во всех книгах для родителей написано, что лучше перестраховаться, чем потом жалеть! Я выбрала безопасный путь.

— И благодаря этому ты стала отличной матерью. Я уверен, что с близнецами все в порядке, но если температура усилится, отвези их. Пожалуйста.

— Спасибо, Финн. Надеюсь, я не прервала твой дикий и сумасшедший пятничный вечер.

— Нет ничего дикого и сумасшедшего в том, чтобы идти домой из бара в девять часов. — Я засовываю левую руку в карман и вздрагиваю. — Завтра я участвую в полумарафоне, так что сегодня буду вести себя хорошо.