Мы не похожи.

Наконец почувствовав себя устойчиво на ногах, я копаюсь в своем спортивном бюстгальтере и достаю телефон. Звоню своей лучшей подруге, пока иду четверть мили обратно к своей квартире.

— Тебе больно? Тебя преследовал мужчина? — спрашивает Катарина, когда отвечает. — Я говорила тебе купить кольцо с ножом и использовать его, если кто-то подойдет слишком близко. Исследование, проведенное в Англии, показало, что почти семьдесят процентов женщин подвергались домогательствам во время бега. Я не позволю, чтобы мы стали статистикой.

— Мне пришлось столкнуться только с приставаниями и парнем, который сказал, что ему нравится моя задница. Разве не печально, что это считается хорошим днем? — Я останавливаюсь, чтобы размять бедро, и почти стону от напряжения в ноге. — Как, черт возьми, ты делаешь это каждое утро?

— Что делаю? Размышляю о необходимости существования мужчин? Это довольно просто; я думаю, общество прекрасно функционировало бы без них. Подумай о том, как хорошо работал бы мир, если бы женщины были у руля.

— Спасибо за ободряющую речь о патриархате, но я имела в виду физические упражнения. Это мучительно.

Наступает пауза. На другом конце линии раздается звук ее дорогой кофеварки, и мне так хочется свернуться калачиком в одеяле и выпить эспрессо.

— Что я говорю об отрицательных сплитах, Марго?

— Ты говоришь мне, что я должна начинать медленно и заканчивать быстро, — бурчу я. Ее мантра еще свежа в моей памяти, но ее исполнительская часть потерялась в переводе. — Я понимаю тебя, Кэт, понимаю, но моя мантра гласит: чем быстрее я бегу, тем быстрее я финиширую. И, черт возьми, как же я хочу финишировать и покончить со всем этим. О чем я думала, когда регистрировалась на полумарафон и 5 км перед Рождеством?

— Мести, — говорит она, и я хмыкаю в знак согласия. — И твоя мантра никогда не срабатывает, поэтому я и подгоняю тебя в субботу. Я посажу тебя на поводок и буду сдерживать, если понадобится.

— Извращенка. Но мы должны освободить бегущих на поводке, Кэт. Они просто хотят быть дикими.

— Дикими до тех пор, пока не причинишь себе боль, выйдя за свои пределы. Где ты? Если ты рядом, можешь зайти выпить кофе, чтобы согреться.

— Вот почему ты моя лучшая подруга. — Я нажимаю брелок на воротах своего комплекса, поворачиваю направо, а не налево и направляюсь к зданию Кэт. — Я в тридцати секундах пути и чертовски замерзла.

— Дверь будет открыта, когда ты придешь, детка.

Я вздрагиваю, поднимаясь по лестнице на третий этаж. Не стучусь, плечом открываю дверь в ее квартиру и снимаю грязные ботинки в фойе.

— Я здесь. — Смотрю на свое отражение в зеркале в прихожей и чуть не смеюсь. Мои щеки ярко-розовые и обветренные ветром. Моя рубашка влажная от пота, а хмурый вид делает меня похожей на самого большого гринча, несмотря на рождественские украшения вокруг. — Мне понадобится полотенце, чтобы не испортить твою мебель.

— Это ИКЕА. — Появляется Катарина в большой толстовке и леггинсах, которые обтягивают ее спортивное тело, как вторая кожа. Она протягивает мне кружку, и я делаю глоток кофе, благодарная за то, что кофеин омолаживает. — Пожалуйста, не думай, что это высший класс.

— Мне все равно, что это, потому что этот напиток дает мне жизнь. — Я счастливо вздыхаю и следую за ней в гостиную. — Почему у тебя коврик для йоги? Я что, прервала твою тренировку?

— Нет. Я заставлю тебя размяться. — Она показывает на меня, потом на коврик, и я стону. — На задницу, Эндрюс.

— Я люблю лежать на заднице, хочешь верь, хочешь нет. Я предпочитаю, когда получаю от этого что-то хорошее, например, оргазм. А не дополнительную боль.

— Ты закончила свой цикл тренировок, и это поможет тебе чувствовать себя лучше. Обещаю.

— Спорно. — Я допиваю остатки своего напитка и опускаюсь на коврик. Свожу ноги вместе в позе бабочки и растягиваю пах. — Я уже говорила тебе сегодня, как сильно ненавижу твои садистские замашки?

— Много раз. Сообщение, которое ты прислала мне перед бегом, было очень красочным. — Катарина улыбается и садится на диван. Она подтягивает бедра к груди и ставит кружку на колени. — Как ты себя чувствуешь после забега?

— Если учесть, что меня свело судорогой через две мили после пробежки, то не очень, если быть честной. — Я вытягиваю ноги перед собой и тянусь к пальцам. — Я думала, что бег должен становиться легче, чем дольше ты им занимаешься.

— Такое иногда случается. У тебя сейчас период восстановления, а значит, все будет болеть сильнее, чем обычно. А еще ты более ворчливая, потому что меньше тренируешься. Элль Вудс и эндорфины, помнишь? В день соревнований на твоей стороне будет адреналин.

— Надеюсь, что так. — Я поправляю носок и пожимаю плечами. — Я хочу выступить хорошо, понимаешь? Не только из-за Джереми, но и для себя. Я провела двенадцать недель, превращаясь из человека, который едва проходил две мили в день, в человека, который собирается пробежать чертов полумарафон. Я не хочу, чтобы все тренировки были напрасными.

— Я буду рядом с тобой всю дорогу, и в субботу утром ты пересечешь финишную черту. Даже если мне придется тащить тебя на себе.

— Это и есть дружба.

— Это твой победный круг, Марго. Шанс отпраздновать все, чего ты добилась, включая отказ от своего хренового бойфренда.

Я смеюсь.

— Он был довольно хреновым, не так ли?

— Не знаю, что хуже: когда он приставал ко мне, хотя знал, что я твоя подруга, или когда он заставил тебя идти домой из бара одну, потому что у него болела голова.

— Головная боль, определенно. Но это потому, что у него никогда не болела голова. — Я разминаю икры костяшками пальцев и шевелю пальцами ног. Мышцы чувствуют себя лучше, и я ненавижу то, что она была права насчет растяжки. — Спасибо, что выслушала все мои жалобы и нытье.

— Жалобы и нытье — это ритуал бегуна. Это и потеря ногтей на ногах.

— Вот почему я никогда не буду участвовать в марафоне. Это так противно. — Я ложусь на спину и поднимаю руки над головой. — Но я готова. Не могу дождаться, чтобы увидеть, как все пройдет.

— Все пройдет отлично, потому что ты крутая, Марго Эндрюс. — Катарина опускается на пол и кладет голову мне на плечо. — И я чертовски горжусь тобой.

Я улыбаюсь потолку, впервые за весь день чувствуя себя полной надежд и праздничного настроения.

— Я тоже чертовски горжусь собой.

ФИНН

— Следующий раунд за мной. — Холден Спирс, мой лучший друг со средней школы, вываливается из кабинки в украшенном рождественском баре, в котором мы оказались. Он направляется к очереди людей, ожидающих напитки, и не обращает на нас ни малейшего внимания. — Я вернусь.

— Он совсем не деликатен. — Ретт, мой второй приятель, качает головой. — Ты же знаешь, что он идет туда только для того, чтобы пофлиртовать с барменом, верно?

— Очевидно. Но раз уж мы такие хорошие друзья, сделаем вид, что он предлагает, потому что хороший парень, а не потому, что у него не было секса уже пять лет.

— Неужели прошло столько времени? Мне кажется, что я должен заплатить кому-то, чтобы ему помогли.

— Уверен, что это граничит с незаконностью, чувак. — Я опрокидываю пиво обратно и допиваю.

— Жаль, что ты не участвуешь в полумарафоне в этом году, — говорит он. — Ты, наверное, мог бы выиграть эту чертову штуку, раз уж увеличил свой пробег.

— Мне нужны были выходные, и ты знаешь, что я люблю быть полезным.

— Это наш Финн. Добрый самаритянин и выдающийся парамедик.

— Прекрати флиртовать со мной. Ты замужем за кем-то, кто бесконечно сексуальнее тебя. — Я ухмыляюсь, глядя на Холдена, приближающегося к столу. — А вот и он. Как все прошло?

— Она спросила мое имя. — На его щеках появился румянец, и он отставляет пиво. — Мне пришлось кричать на нее через музыку, чтобы она меня услышала. Надеюсь, она не подумает, что я был груб.