— Вина - нет, пропавшим числитесь вы, если я правильно понимаю происходящее, и наши северные соседи не наврали в предоставленных таможне сопроводительных документах.

— Вы смеете обвинять королевский двор во лжи? — сузил глаза капитан судна. Хм, как задело-то его. Халвард, впрочем, тоже скривился. Или просто горцы не любят соседей до такой степени, что преисполняются верноподданнических чувств на чужой территории, даже если явно пренебрегают чинопочитанием дома? Занятно.

— Простите… - снова привлёк внимание к себе, изображая волнение. Немного дрожи в голос добавить. — Если вы действительно разыскиваете меня… Не могли бы вы назвать моё родовое имя? Моя память… Пережитое очень тяжело сказалось на мне. Собственное имя вспомнить было нелегко. Жизнь дома… Всё как в тумане. Мне кажется, отец погиб где-то за неделю до того, как всё произошло. А… матушка? Слуги?

Может даже слишком хорошо изобразил тревогу и волнение. Что-то такое дрогнуло в лице заносчивого аристократа. Не подозрение, нет, но и не жалость. Сложно иногда без развитых эмпатических сверхспособностей интерпретировать что-то, на что твоё подсознание настойчиво обращает внимание. Он на мгновение опустил взгляд, задумавшись, потом произнёс ровно и непреклонно:

— Эммелин Бёриндэр была убита. Обезглавлена. Поместье сожжено, с челядью расправились.

Я знал, что вероятнее всего так всё и произошло. Более того, по моим ощущениям, Арвин тоже знал о смерти матери. В его воспоминаниях о семье сквозила безысходность и одиночество. И надежда - глупая и отчаянная, из-за которой он только злился, злился на самого себя, беспомощного и бесполезного, и эта злость придавала ему сил. И Арвин боролся до последнего, чтобы вырваться, вернуться, узнать…

И это знание ударило бы по нему больно. Но он был мёртв, и эта боль ударила по мне, разбередив воспоминания о собственной матери и ранив глубоко и неожиданно болезненно. Я покачнулся и почувствовал, как Халвард вцепился в мой локоть, придерживая. Поймал его взгляд, пристальный и внимательный.

Выпрямился, прикрыв глаза и медленно, долго выдохнув.

— Земли? — уточнил тихо.

— В ведении короны до утверждения наследника.

— Полагаю, доказать что я - это я родовому собранию будет нелегко…

— Отнюдь, — качнул головой аристократ, вызвав во мне некоторое удивление. — В совете хорошо помнят о том, что в роду вашего отца были храмовые стражи, что, как говорят, одного корня с шеску. Ваше… преображение не станет большим препятствием в признании личности. С моей помощью и этими бумагами это не займёт много времени.

Это заявление было… неожиданным. Взгляд аристократа стал каким-то… выжидающим, что ли? Это, конечно, открывало некоторые перспективы, но ломало мне куда более важные планы. Арвин жаждал мести, несомненно, но и он на моём месте засомневался бы в разумности немедленных разборок с кровниками. Он бы задумался глубоко. И я задумчивость изобразил. А после подпустил в голос горечи:

— Их похоронили?

— Ваших родителей - в семейном склепе. Челядь - на кладбище ближнего селения.

— Хорошо, — кивнул я медленно. — Подскажите, порог срока для вступления в наследство по-прежнему значится семью годами?

В глазах статского советника мелькнуло подозрение, а затем и неудовольствие.

— По-прежнему. Но к чему вы о нём?

— Не в моей воле ныне заниматься восстановлением своего имени и наших… своих владений, — произнёс я, вновь опуская взгляд с видом печальным и покорным судьбе. - Волей Риашеса, покровителя моего, направлен я в город Поющих Скал, и не могу отступить от пути, проложенного волей его ради… личных дел. Уладив же его поручение, смею надеяться, я успею вернуться до крайнего срока и вернуть то, что принадлежит мне.

— Господин Горных Вод велик в своей мудрости - мальчик не обучен магии шеску, и потому находиться в наших краях без тщательного присмотра ему попросту опасно для здоровья и жизни! — влез Халвард, яро изображая заботливую наседку. — Вы только посмотрите на него! Вы видели когда-нибудь шеску, господин?! Несмотря на все мои старания и нервы, мальчик по-прежнему похож не на змея, а на ремешок! Ему нельзя задерживаться здесь! Нельзя!

Сомнение на лице мужчины сменилось раздражением, которое он, впрочем, попытался скрыть. Ну да, ну да, попробуй, попри против божественной воли, родной.

— По прошествии времени восстановить вас в надлежащем статусе будет сложнее, — произнёс он холодно. Это прозвучало почти что как угроза.

— Но вы же обещались помочь мне, ваше высокородие! — захлопал глазами я. — Конечно, по прошествии времени может статься, вас повысят в должности и переведут на другую службу, но много ли времени займёт написание письма, обрисовывающего сложившуюся ситуацию? С ним мне в будущем будет гораздо проще утвердиться в своих притязаниях, да и вы своей подписью и печатью управления окажете мне поддержку, пусть и в виде отложенном. Совсем хорошо, если это будет дубликат письма, заверенный красным оттиском, а оригинал будет внесён в регистр министерства в соответствующем порядке.

Припухли все. Я - от того что память Арвина выдала правильный порядок бюрократических процедур этого государства, а все остальные, кажется, от моей наглости. Я невинно поёрзал хвостом по доскам палубы. Ну или как это должно было смотреться со стороны. Потом отвис капитан судна и глухо хохотнул:

— Если оставались хоть какие-то сомнения в том, что этот юноша уроженец вашего королевства, то, мне кажется, они отпали.

После дело с мёртвой точки сдвинулось. Уламывать меня остаться, как и предъявлять какие-либо требования, статский советник не стал, согласившись на письмо, а Халвард едва не силком уволок меня в каюту. Там я и сидел, выклянчив большой кувшин воды, пока яхта не выпустила из своих захватов нашу баржу, и не отчалила в сторону виднеющихся на далёком берегу причалов крупного города. Капитану досталось бумага для пограничников с предписанием не творить судну препон, а так же сообщить о его убытии в министерство. Мне досталась заверенная копия служебной записки, в которой излагались мои обстоятельства и принятые меры. И да, только тут я наконец увидел имя аристократа в высокой должности статского советника, хотя подпись разобрать было и нелегко. Но фамилия определённа была знакома - Арвин её слышал, и в его памяти не отложилось никаких негативных ассоциаций с ней.

Когда я вернул документ, оформленный по всей форме Халварду, тот спрятал его в свою папочку и чуть склонил голову, приглашая к разговору. Я подумал, подтянул ближе кувшин воды и сделал несколько глотков. От водички определённо легчало.

— Вспоминается. Урывками, смутно, но мелкие детали выдёргивают на свет… разное. Увы, не слишком важное, вроде ранжировки военных и чиновничества и порядка подачи прошений.

— Не сказал бы, что это было совсем уж бесполезно, — качнул головой чародей, убирая папку в свою сильно смахивающую на рюкзак сумку и задвигая её ногой под койку. — Господин Линдхольм был до крайности настырен. Едва ли не в похищении подданного короны нас обвинял. Сдаётся мне, он усмотрел в этом деле некий свой интерес. Ты… можешь сказать что-то на этот счёт?

— Не из кровников, — произнёс я задумчиво. — Решил выслужиться, раскрыв нашумевшее дело? Насколько я помню, таких… расправ… не случалось уже давно.

Расправ… Смутное чувство и обрывки чужой памяти в один голос твердят, что древними традициями кровной мести лишь прикрывались, чтобы скрыть истинные причины уничтожения моей… его семьи. Опозорить, унизить, уничтожить - кто бы не устроил это, род Бёриндеров он ненавидел истово. Отец… не уверен, но с ним обошлись весьма дурно, воспоминания о нём отдают горечью и бессильной злобой. Арвина отдали в лапы культистов, рассчитывая, что он сломается, свихнётся и послужит топливом для тёмного ритуала. Эммелин… отец называл её Эмми. И она носила под сердцем…

— Арвин! Арвин!!

Я вздрогнул и очнулся от захлестнувших меня эмоций. С некоторой растерянностью уставился на впившийся в бок осколок кувшина. Больно. Потом глянул на встревоженного и одновременно недовольного Халварда, не знающего, как подобраться ко мне ближе сквозь кольца хвоста. Расслабил его, и по полу застучали осколки керамики.