Разговор Накато услышала, возвращаясь. На улице царила привычная шумная суматоха – сновали туда и сюда, переговариваясь, люди; ездили повозки, шагали верблюды. И, будь Накато обычной девушкой, она ни за что не разобрала бы слов – слишком уж далеко. И даже не поняла бы, что речь ведется о ней.

Что ж, по крайней мере, старшая кухарка ею довольна. А насмешки остальных служанок можно не принимать во внимание. Пакостить ей они пока что не пытаются.

Она уселась на камень недалеко от двери кухни – здесь ее никто не видел, кроме слуг, работающих на кухне. Принялась жевать сладкий ломоть. Как раз успеет доесть, а потом пойдет и еще наберет воды. С тех пор, как она выпросила у кухарки кувшин побольше, работа стала спориться быстрее, и занимала меньше времени. Теперь Накато успевала отдохнуть среди дня. И не приходилось в обед давиться второпях каждым куском, боясь – вот сейчас вода закончится, и придется бежать еще!

Кое-кто из девушек пытался возмущаться – мол, чего это новенькая прохлаждается, когда остальные сбиваются с ног.

Кухарка всем заткнула рты, предложив недовольным потаскать воду тем же кувшином, что и Накато. Желающих не нашлось. На том недовольство и окончилось. Девушки и даже мужчины поглядывали на нее с ее огромным кувшином с удивлением и легким ужасом. Качали головами.

Не хватила ли она через край, выбрав такой большой кувшин? Ей просто надоело бегать день напролет туда-сюда. Вроде и недалеко, но от топтания по одному короткому отрезку голова шла кругом.

Амади, когда она поделилась с ним сомнениями, махнул рукой. Мол, все можно объяснить тем, что она – из горцев. У нее и мышц больше, чем у любой из этих белокожих служаночек. Кувшин она выбрала большой, конечно – но не особенно. Кто-нибудь из сильных мужчин вполне с ним правился бы. Ну, а что она не устает – так уродилась такой. Сильной. Ее потому и в город отправили – решили, что дочка хороша, сильна, судьбу ее можно удачно устроить.

- Накато! – окликнула старшая кухарка из дверей кухни. – Ты не давись своей лепешкой, воды еще достаточно, - сообщила она, вытирая руки куском ткани. – Успеешь доесть не торопясь и еще отдохнуть, - она кивнула и скрылась.

А может, и зря она беспокоилась, что ее не принимают? Вон, старшая кухарка ей явно благоволит. Накато слегка улыбнулась, дожевала последний кусочек лакомства.

В этот момент к воротам подъехала тяжело груженая повозка. Один из мужчин кинулся открывать. Привезли масло и зерно в глиняных кувшинах, сгрузили прямо на плиты двора громадные сырные головы. Яйца в огромной корзине, пара корзин с рубленым мясом – ноги и грудинка страусов, крупные куски мяса – должно быть, молодого тура.

Из дверей кухни выскочила Зулиха – светловолосая служанка, что насмехалась над ней. Кинулась к привезенной снеди, с натугой поставила на ребро сырный круг и покатила, пыхтя, к кухне.

Накато отряхнула руки. Нужно помочь. Вода закончиться не могла – когда она смотрела, одна из трех бочек была еще полной, и оставалось около половины в кадке. И кухарка сказала – можно не торопиться.

Вслед за Зулихой выбежала еще одна служанка, ухватила корзину с яйцами и поволокла волоком.

Накато подхватила в руки кувшин с зерном, понесла на кухню. Эх, знал бы брат Дуна, какими легкими после зелий Амади кажутся тяжести – не задумываясь, скупил бы этих зелий на всех рабов! А заодно – для воинов, и всего больше – для себя. Всех мамонтов согласился бы ради такого забить на кости, жилы и шкуры, отдал бы все стадо страусов и краску, собранную из червей за целое лето! А заодно – всю медь, что находилась у него в шатре, все благовония своих жен и ткани.

Амади, правда, не торопился торговать своими снадобьями. А захотел бы – мог разбогатеть.

Где на кухне стоит какая снедь – Накато запомнила. Кувшин поставила и направилась обратно. Старшая кухарка только головой покачала, кинув на нее быстрый взгляд. Когда Накато пришла за третьим кувшином, пухлая служанка, отдуваясь, пыталась ухватить следующий круг сыра. Накато быстрым движением поставила сыр на ребро. И взялась за кувшин.

- Чего, тупые горцы не только статуями быть годятся, - бросила она.

Усвоила – она не низшая из рабов. Она – одна из служанок. Такая же в точности, как и всякая другая на кухне. Чище ее – разве что старшие слуги.

- Ну ты и сильна, - пропыхтела Зулиха и покатила сыр.

- Я ведь с гор, - Накато мимолетно улыбнулась.

И с трудом скрыла изумление, получив в ответ усталую, но дружелюбную улыбку. Да помилуют ее боги, неужто каменная стена между нею и местными слугами пошатнулась?

Послышался от кухни окрик старшей кухарки, появились двое молодых парней, служивших в доме.

- Бездельники! – бросила Зулиха. – Прохлаждаетесь где-то, пока женщины таскают груз.

- Ну, таскаете же, не подохли, - хохотнул один из них.

Второй ткнул его кулаком в плечо, хмыкнул, повел бровью. Оба, пересмеиваясь, принялись таскать снедь в кухню. Зулиха вернулась к своей работе, Накато взялась за кувшин – вода заканчивалась ну крайне быстро.

- А чего это у тебя такое? – Зулиха кивнула на давно позабытую Накато флейту, стоявшую прислоненной к стене в углу кухни.

- Это я из дома взяла, - отозвалась девушка. – Отец позволил забрать ее, чтобы мне на равнине не так тосковать по родным горам.

- Да, сильна ты, все-таки, - хмыкнула старшая кухарка. – Я только глазом моргнула – глядь, кувшин тащит! Я рта раскрыть не успела, глядь – второй! – она рассмеялась, покачала головой. У вас в горах все такие, как ты?

- Меня и дома сильной считали, - прошелестела Накато. – Потому отец и решил отправить меня на равнину. Он подумал, что в городе я смогу хорошо устроиться. А такую сильную жену согласится взять даже очень состоятельный муж.

- И что ж, мужа не нашлось? – сочувственно хмыкнула Зулиха.

- Нашелся, да только он сказал – приданого маловато. А дядя умер, а его родственницы меня выставили за порог.

- Ну, и плюнуть им в глаза! – рубанула старшая кухарка. – Они потеряли, муж несостоявшийся потерял – а мы вот нашли, - она хлопнула Накато по плечу. Ты – девушка работящая, да еще и честная, и простая. Плюнуть им в глаза! – повторила она.

У Накато помимо воли на душе потеплело.

- А сыграй на своей флейте, - подала голос Зулиха.

- Да может, она не хочет, - вступилась кухарка. – Егоза ты!

- Почему же не хочу, - Накато улыбнулась. – Я давно не играла, - она легко поднялась и пошла за флейтой.

Темное небо глядело на них сверху бессчетным множеством сияющих серебристых зрачков, а Накато играла для собравшихся возле распахнутой двери кухни уставших за день слуг. Плавные звуки неслись, точно заблудившееся в городе воспоминание о степных ветрах.

Накато казалось, что она воочию видит колышущиеся на ветру метелки высокой травы, расходящиеся по желтовато-зеленой поверхности волны.

- Красиво ты играешь, - голос Зулихи заставил девушку встряхнуться, вспомнить, где она находится.

Подумать только, она совершенно унеслась мыслями далеко-далеко, к покинутым два года назад степям! А сейчас там лето, по берегам озер рабы копают грязь, доставая из нее во множестве червей. Терзают длинные тела, чтобы добраться до спрятанных глубоко внутри шариков, наполненных едкой желтой жидкостью. Высуши жидкость на дубленой коже – получишь тонкий порошок, который рабы тщательно ссыплют в глиняные горшки и закроют их сверху натянутой кожей, перевяжут сырыми жилами.

А глаза у Зулихи блестят мокро-мокро. Чего это – Накато игрой своей до слез ее довела?!

- Ну, пора укладываться, - сурово заявила кухарка, поднялась. – Ох, и славно ты играешь, девочка, - прибавила она, обращаясь к Накато. – Спасибо тебе, милая, - смахнула быстро слезинки.

Ну и ну! Неужто это флейта так на них на всех подействовала? За что кухарка благодарит-то ее?! И слезы. Воистину, нет предела чудесам на равнине!