*** ***

- Ты меня звал, господин? – Накато робко вошла в кабинет управляющего.

Чем-то этот кабинет напоминал комнату в домике в Кхорихасе, что служила для занятий. Целых две стены заняты были полками со свитками и глиняными писчими дощечками, и два стола были завалены ими же. За третьим, посередине, восседал сам господин управляющий домом почтенного писца Гачи.

- Звал, - управляющий кивнул. – Садись, - он кивнул ей на циновку возле стола, напротив себя. – Ты четвертую декаду работаешь в доме, - начал он, когда Накато уселась.

- Ты недоволен мною, господин? – испуг в голосе получился очень правдоподобным. – Я плохо работаю?

- Ты хорошо работаешь, - мягко отозвался он. – Старшая кухарка тобою довольна, хозяин тобою доволен. И тем, как ты играешь на флейте для домашних и для гостей, все довольны. Уж это-то ты точно должна знать!

Это Накато знала. В конце второй декады ей дали не четыре, а шесть серебряных монет. Кусов. А за третью декаду заплатили семь. Управляющий слегка улыбнулся.

- Было дело – и я заслушивался, как ты играешь, - сообщил он. – У тебя редкий дар. Ты заставляешь забыть обо всем, когда играет твоя флейта. Послушай, - он нахмурился, замялся, опустил взгляд. – Ты говорила – хочешь подкопить денег, чтобы вернуться домой. Но твои родители отправили тебя в город, далеко от родных мест. Ты действительно хочешь вернуться к ним?

- Я не знаю, - Накато даже не пришлось притворяться растерянной. Она не знала, что полагалось бы на такое ответить.

- Дело в том, что ты понравилась одному господину, - осторожно начал управляющий. – Ему понравилось, как ты играешь. И он очень хотел получить возможность слушать твою игру на флейте каждый вечер. Он попросил поговорить с тобой – может, ты согласишься поступить к нему на службу. Платить тебе будут больше, чем здесь. Тяжело работать больше не придется. Твоей обязанностью будет только играть для нового хозяина и его домочадцев и гостей.

- Какой-то господин хочет… купить меня?

- Ты ведь не рабыня, ты – наемная служанка. Он хочет нанять тебя. Тебе ведь нужен заработок. Он хочет, чтобы ты работала у него как можно дольше.

- Как можно дольше, - повторила Накато, опустив глаза на собственные колени. – Я думала, - начала она. – Думала о том, что отец, возможно, будет не слишком доволен моим возвращением. И в нашем поселке будет трудно доказать, что я осталась честной девушкой, пока была одна в городе, - она замялась.

Да помилуют ее боги и духи! Амади был бы доволен. Да и Иму, дававший ей самые первые уроки притворства.

- Ты и сама понимаешь, что дома тебе места больше не найдется, - управляющий вроде как обрадовался, что она сама произнесла это вслух. – А в доме господина Гвалы с тобой будут хорошо обращаться. Тебе будут хорошо платить. Господин Гвала обещал платить тебе восемь кусов за декаду! Ты ведь умеешь считать?

- Совсем немного, господин, - прошелестела Накато, глядя в пол. – Я, - она замялась. – Если господин Гвала хотел, чтобы я у него работала… и господин Гачи отпускает меня… я буду честно работать, - неловко завершила она мысль.

Смешно: оба они – и она, и управляющий – хотят одного и того же. Он хочет уговорить ее перейти к новому хозяину, а она – хочет поскорее оказаться у этого нового хозяина. И оба они мнутся, опасаясь спугнуть удачу.

Интересно, сколько заплатил господин Гвала ее хозяину? Ведь он наверняка заплатил! Впрочем, ее это уже не касается.

- Ты нынче же получишь полный расчет, - сообщил управляющий – явно довольный. – За тобой вечером придет управляющий господина Гвалы.

На том и расстались, донельзя довольные друг другом. Управляющий – сговорчивостью и разумностью горской девицы. Накато – тем, что наконец-то удалось сделать первый шаг к исполнению поручения мастера Амади. Да и то, что не придется больше дни напролет таскать воду и тяжести, радовало. Хотя – не так-то и тяжело это для нее было.

Разве что жаль немного расставаться с людьми, с которыми работала бок о бок почти четыре декады. Вот ведь – поначалу они показались ей совсем чужими! Как и она – им.

Провожали ее тепло – у Накато защемило сердце. Да помилуют ее боги – ее захлестнуло ощущение, будто она покидает семью. Когда и как эти люди сумели пробраться в ее сердце? Девушка шмыгала носом и утирала текущие по щекам слезы.

Она не подозревала, что о ней тоже можно сказать – мол, она чувствительна, как те суровые воины, о которых когда-то давно говорил ей мастер Амади.

И ведь еще удивлялась пару декад назад – чего они все слезы утирают после ее игры на флейте. До чего чувствительны женщины и даже мужчины в городах на равнине! И вот – оказалось, она ничем от них не отличается. Она крепко обняла и старшую кухарку, и Зулиху, от которой в самом начале досталось несколько ехидных насмешек, и остальных женщин, работавших на кухне. Прощаться было донельзя обидно и грустно. Чувствовала девушка себя так, словно теряла совсем недавно обретенную семью. Она исхитрилась ко всем к ним привязаться!

Впрочем, даже изумление от себя самой и неожиданно всколыхнувшихся чувств не сумело пересилить грусти расставания.

*** ***

- У меня теперь есть своя комната, мастер Амади.

- Чтоб тебя! – досадливо воскликнул колдун. – Я уж испугался – что-то произошло, что ты меня позвала. А ты похвастаться решила, - он усмехнулся.

- Просто я теперь могу тебя позвать, - отозвалась растерянная девушка. – Я теперь служу в доме господина Гвалы.

- Гвала! – повторил Амади. – Я знаю, кто это. Старший писец надзора за ткацкими и красильными мастерскими. Не совсем тот, к кому я приглядывался, но тоже ничего. В конце концов, всего лишь первая ступень, - он покивал. – Что ж, у тебя отлично получилось! Я разузнаю получше о нем и о твоей судьбе в его доме.

- Меня взяли, чтобы я играла на флейте. Непривычно, - проговорила девушка. – Я уже привыкла таскать воду каждый день. А тут – не нужно.

- Таскать воду тебе теперь долго не придется, - колдун покивал. - Что ж. Остается ждать – сколько пройдет времени, прежде чем тебя перекупит у Гвалы кто-то более богатый и могущественный. Это должно случиться скорее четырех декад. В доме-то писца ты не сразу показала, как играешь на флейте. А тут – Гвала непременно захочет похвалиться приобретением. И практически сразу это приобретение потеряет.

- Буду ждать, - Накато вздохнула, слегка улыбнулась. – Я только вчера вечером переехала сюда. Сегодня меня хозяин лишь вечером позвал ненадолго – поиграть для него и его младшей жены.

- О, у Гвалы несколько жен, - протянул Амади. – В таком случае, девочка, - он нахмурился. – Постарайся быть осторожнее. С едой, с подарками, с поручениями. Женщины коварны.

- Как у нас в кочевье? – переспросила девушка.

- Женщины везде одинаково коварны. Женщины, что делят одного мужчину – его жены, наложницы. Иногда – дочери и родственницы. Кому-то из них может не понравиться твое появление. Потому – будь осмотрительна. Что это? – прибавил он, недоуменно оглядевшись.

Не успела Накато спросить, о чем он, как очутилась в воде. Она забарахталась, отфыркиваясь, и подскочила на постели.

- Тяжело же тебя разбудить, флейтистка, - немолодая плотная женщина покривила губы. – Вставай! Лентяйка, - прибавила она с досадой. – Обо Гвала зовет тебя. Ты будешь играть ему и его гостю. В порядок себя приведи! – прикрикнула она, нахмурившись. – И живо!

Накато, моргая, поднялась с промокшей постели. Вот так-так! Водой ее окатила, вздорная баба. И во что прикажете переодеться?

Не успела подумать – дверь распахнулась. Давешняя женщина попросту швырнула в Накато свертком ткани и скрылась.

Шелк. Ярко-желтый шелк с богатой синей вышивкой по подолу, вороту и краям рукавов. Значит, нарочно для нее приготовили богатое одеяние. Мол, ее скромная туника не годится. А может, это – как раз тот случай, когда стоит остеречься? И платье прислал не ее новый хозяин, а принесла эта женщина?