Полагаю, переданные мною находки ты оценишь стократ дороже казны моей скромной церквушки. Даже я, недалекая, ощущаю исходящую от них мощь.
Сестра моя, коммодор Стефания, я обязана поведать о том случае, что помог добраться этому письму и ценному грузу до тебя в столь краткие сроки.
Наш приор, эта сумасшедшая, ведомая наркоманкой из твоей обители, вырвала своих сучек из очередной кровавой бойни. Эти двое, по ошибке получившие наречение Марла и Агнес, зарабатывают для приора слишком много, чтобы я верила в мирные цели столь долгой их командировки. Опасаюсь за твою жизнь.
Руководствуясь твоими советами и проявляя должную бдительность, я заставила эту психованную взять третьей в отряд мою преданную Гретту, верную почитательницу Его. Всего одно твое пожелание — и цепные псы нашего приора отправятся в ад, где им самое место. Винтовка в руках Гретты прочитает заупокойную над ними надежнее всякого клирика.
Но мне, скудоумной, неведомы все мотивы их поездки — и я, дабы не навредить, велела моей Гретте не трогать попутчиков до твоего города, сестра. Возможно, хотя бы в этот раз эта кодла решит совершить что-то хорошее во славу Его, а не ради своего брюха и кошелька…
Даже если Гретту убьют, ни письмо, ни содержимое не достанется твоим врагам — ты знаешь об этом, когда держишь письмо в руках. И я знаю это, выводя эти строчки, что греет мою душу и крепит уверенность в успехе в моем сердце.
С великим почтением, твоя верная слуга.'
Так было в том письме, копию которого Агнес наверняка уже отдала своему коммодору. И я упрямо верю, что этого им — по горло.
Свою добычу они уже получили — кости измененных существ забрали. Партию, чтобы снять Кристен, тоже запустили — как только коммодор Стефания поймет, что ее подчиненная ухнула всю казну церкви на обычные, пусть и не сильно распространенные вещички — то есть, ее попросту надули — воплей будет аж до Вашингтона. А там, глядишь, и проверяющие в церковь к Кристен наведаются — доходы с расходами сверять, недоимку и кражу выискивать… Да и второй слой интриги, про который мельком обмолвилась Агнес, я тоже уловил — вещички-то, что в кошельке попадут к коммодору Стефании, все до единой ворованные и взятые с трупов при очень нехороших обстоятельствах… Словом, будет сложно объяснить, что они делают у нее — случись коммодору их продать или подарить.
Насчет судьбы тайны, находящейся под Равендейлом, Марла и Агнес ни словом мне не упомянули. Но, уверен, партия разведчиков либо уже выехала в те земли, или собирается это сделать в самое ближайшее время. Когда они поймут, что не Равендейл, а Ридервилл, я планировал быть отсюда далеко.
Что до строчек, так мною и не зачитанных — ну зачем им знать, что тварь десятого уровня, прикрывавшая вещи Гретты, тоже передается коммодору Стефании? И если соблюсти небольшой ритуал, ее можно свободно одеть на себя, без опасения быть заживо сожранным. Кристен пишет, что еще две такие же «прелести» подрастают на телах прихожан и едят хорошо, а значит ее приход останется способен выполнять «деликатные миссии». А в Обители сестре-коммодору такой «подарок» может весьма пригодиться.
Разумеется, подарок полагалось передать по завершению миссии. То есть, в текущих условиях, никогда.
— Поднимайся, — шикнула разозленная Агнес.
Это я так задумался, что пропустил завершение проповеди — люди уже аплодируют, поднимаются с мест. Разве что цветы никто не несет к алтарю — не принято тут. Вернее, только по другим поводам: например, если матерь-настоятельница преставится…
Разумеется, смерти я столь энергичной и приятной женщине не желал ни в коей мере. Но когда в твоей организации коммодоры имеют собственные боевые подразделения и грызутся друг с другом, выписывая высокоуровневых тварей и приговаривая конкурентов к смерти, невольно начинаешь задумываться о судьбе лидера. А так как отношение к настоятельнице после проповеди было самое светлое, то я ей невольно сочувствовал.
Только сделать ничего нельзя — правильно сказала Агнес, никто не даст матери-настоятельнице пойти на следующий уровень возвышения. А без этого уровня — пожалуй что, рано или поздно ее задвинут на второй план. Мол, хочешь и дальше ковать силу Ордена — пожалуйста, печатай нам монашек второго уровня. Но дальше мы сами решим, как Ордену будет лучше…
Или матерь-настоятельницу уже задвинули?.. И те самые, кто не даст ей возвысится — это, в первую очередь, коммодоры и есть?..
— Ты спишь на ходу, что ли? — Зашипела в ухо Марла, больно щипнув за руку. — Уже на исповедь идут!
— Ага, — кивнул я, скидывая с себя задумчивость.
Действительно — люди принялись выходить из рядов деревянных лавок в общий коридор. Большая часть устремилась к матери-настоятельнице — в их числе и Агнес, сияющая лицом горячей фанатки… Или как это лучше назвать?.. Верного воина, увидевшего генерала армии перед собой?.. В общем, к будкам для исповеди направилось не так и много людей — наверняка из того числа, что не могли с тяжелым грузом на душе радоваться матери-настоятельнице и попытаться получить ее благословение. Ну или такие же, как Гретта, шпионы, агенты и информаторы, спешившие сдать свой доклад…
Марла пристроилась в очередь к первой исповедальне, демонстрируя желающим, как она присматривает за мной. А я уперся взглядом в спину монахине перед собой и набрался терпения.
Хотя, какой с меня спрос? Доставил — отдал — до свидания…
Словом, заходил я в тесную сдвоенную будочку практически спокойным.
— Сестра Гретта, ты ли это? — Мягко уточнили из-за закрытого частой сеточкой окошка.
Внутри оббитых мягким войлоком деревянных стенок голос звучал по-особенному приглушенно, таинственно. Но я-то видел почесывающую левое бедро старую каргу в полуметре от меня, и меня не проняло ни разу.
— Я, сестра. — Тем не менее, тоненьким голосом смиренно отозвался я.
— Как прошел твой путь?
— Сложно, сестра.
«Я вылетела мертвой в окно».
— Надеюсь, я смогу прочитать о возникших сложностях? — Уточнили у меня.
— Как будет возможность, я доверю свои мысли бумаге, сестра. — Намекнул я на сложности с одиночеством.
— Я распоряжусь, чтобы столь верной последовательнице Его выделили отдельный номер.
— Спасибо, сестра. Но, боюсь, мне не дадут провести в нем и часа. Сестра Агнес велела быть готовой отбыть немедленно.
— Я подумаю, как ее можно задержать, — задумчиво поведали мне, почесывая вынутую из сапога пятку.
— Со мной письмо и дары. — Напомнил я.
— Да, разумеется, — открылась потаенная загородка, куда я передал письмо и мешочек из сумки.
— Что-нибудь на словах?.. — Уточнили, забирая.
«Вперед, Лейкерс!»
— Все доверено письму, сестра. — С приторной покорностью поведал я.
— Хорошо. Прошу простить, сестра, что отняла время от твоей исповеди. Можешь начинать.
«Начинать что⁈»
— Разреши собраться с мыслями, сестра, — вздохнул я.
— Конечно, сестра.
«Так… Исповедь — это ведь про сокровенное? Что бы ей слить такое?.. Когда я убиваю, чувствую возбуждение… Бр-р, что за бред… О, точно!..»
— Прости меня, сестра, ибо я согрешила. Прошлым вечером сестра-эконом лестными речами желала склонить меня к близости, пообещав банку сладких ананасов, и ласкала мое тело через одежду.
— Где труп? — Буднично уточнили у меня.
«А так можно было⁈.. В том смысле, что не убить, но хотя бы руки поломать!»
Блин, я же — цепной пес и коммодора Стефании! А у меня в голове только и вертелось — «Терпи, чтобы не провалить дело!»
— Я остереглась привлекать внимание, — честно произнес я. — И вытерпела все. Банку с ананасами отдала сестрам, не в силах смотреть на нее. А они — ели, желая, чтобы я видела! Они издевались надо мной!
— Бедняжка… — Со странной интонацией посочувствовали мне.
— Но я чувствую, что хотела бы съесть эту сладость даже больше, чем убить ту, что осквернила меня, — добавил я шизы.
А нехрен заставлять молоденьких девочек убивать себе подобных!