— Бывшая. Плохо расстались, — приоткрыл я душу.

— Изменил? — Сурово уточнила монахиня.

— Нет. Сильно поругались. А потом камни с неба начали падать.

— Забавно.

— Да уж не очень-то, — заворчал я.

— Да я о своем, — отмахнулась Агнес.

— А Лин — она за Маурин или за Кристен? — Осторожно уточнил я.

Как бы не влезть во внутренние разборки не на той стороне.

— Она за себя и выше всех.

— То есть, ее все не любят.

— С ее уровнем возвышения, ей плевать на чужую любовь… — Хмыкнули сверху.

— А у нее что?

— Сам спросишь. Может, даже ответит, — отбрили меня.

— Агнес…

— М-м?..

— Вопрос можно?

— Валяй.

— Мне бы добавить талант на живучесть, — осторожно поинтересовался я. — Это мне искать добровольца для передачи таланта?..

Сверху раздался нервный смех:

— Суицидника?.. Передачу таланта невозможно пережить. Да не ерзай, есть другие варианты. Идешь к черному камню, пятерню на символ, просишь.

— И все?.. — Удивился я.

— И запускается таймер. — Хмыкнула Агнес. — Проблемка есть. Таймер на все таланты один. Все таланты будут возвышаться одновременно, а не только новый. Вообще все — даже твой то ли шестой, то ли седьмой по чтению конвертов…

— Это же сколько ресурсов надо… — Охнул в ответ.

— Ты ведь говорил — немного?..

Я промолчал.

— Завтра расскажешь, что действительно умеешь. — Жестко постановила она. — На эти три недели я — твой командир. Знать возможности группы — моя обязанность. Доступно?

— Угу.

— «Угу», — передразнила она. — А с выживаемостью решим. Обереги и амулеты нам дадут. Все, отбой. Утром рано разбужу.

— Спокойной ночи.

— И тебя туда же, — буркнула та.

Утром, когда Марла, подначивая подругу, задела ее локотком и, выразительно посмотрев на меня, громко шепнула «Ну как он?», то в ответ получила емкое:

— Не храпит.

Под свод храма возносился высокий голос матери-настоятельницы — по-особенному текучая, завораживающая речь привлекала и держала в напряжении, воодушевляла зал и позволяла погрузиться в размышления. Женщина у алтаря — немолодая, разменявшая шестой десяток лет, умела работать с вниманием сотен людей, собравшихся послушать ее в воскресный день. Делала она это, что уж скрывать, профессионально — ни одной просадки, ни одного зевка этим ранним часом. Проповедь длилась второй час, перемежаясь хоровым пением, зачинаемым монахинями у стены и подхватываемым всем залом. Даже я пытался подпевать, но Агнес даванула на ногу, и дальше просто открывал рот, стараясь попасть в тон. А уж когда в дело вступил церковный орган, пробирая вибрациями классической музыки до костей — там даже некоторое количество местных закачалось в ритуальном трансе.

Надо признать, ради такого перформанса три монахини вполне могли рвануть в паломничество.

Даже дышалось тут по-особенному легко — потолки высоченные, света много: окна в человеческий рост, украшенные мозаикой по мотивам жизни святого Бонифация — аж в два ряда. Да еще отдельным солнцем сияет окошко над алтарем.

В общем, я слушал и украдкой разглядывал окружающее убранство — как полагается монахине из глубинки. И, раз Агнес снова не наступала на носок ботинка, ничего этим не нарушал.

Правда, взгляд то и дело соскальзывал на ряд будок для принятия исповеди. Вот туда смотреть не рекомендовалось, только тут как с любым запретом — оно только притягивало.

Просто, когда проповедь закончится, во вторую слева исповедальную мне предстояло занять очередь — выстоять ее до конца и зайти внутрь. Если где-то освободится раньше — не переходить, даже если станут смотреть косо. Потому что куратор от коммодора Стефании — только во второй, и она ждет свой конверт от заместителя приора из Рино. Честно, я думал, что конверт подменят, но отдавать предстояло то же самое. Объяснили почему — впечатлился.

Зато они заменили содержимое кошелька с дарами. И вот последнее заставляло нервничать чуть сильнее, чем полагалось.

— Хорош зырить, — шикнула босс.

Я поспешно увел взгляд на алтарь. Просто я ведь знал точно, что человек в исповедальне уже был — и, казалось, над переносицей чешется от пристального взгляда в мой адрес…

Подмена даров запускала очередную интригу внутри Ордена, в результате которой кое-кто из соперников потеряет свое место сразу, а остальные — немного позже. Уж больно ловко, опираясь на послание, можно было подставить как минимум двух высших чинов.

Текст письма все еще был в памяти — сложно забыть то, что приходилось читать раз двадцать для въедливой Агнес и якобы равнодушно-легкомысленной Марлы. Они-то текст за плотным конвертом видеть не могли, а просто полагаться на малознакомого человека не желали — поэтому, для начала, переписали текст под мою диктовку к себе, а затем просили читать с определенной строчки, с определенного слова и даже задом наперед — для сверки.

Можно сказать, текст я выучил. И, признаюсь, Агнес оказалась права, когда мне не доверяла — кое-что я упрямо не зачитывал. Когда речь идет об абзаце на пару строк в самом конце листа, проверку несложно обойти. Так было лучше для меня — можно сказать, так я оценил свои услуги по чтению запечатанной корреспонденции.

Тем более что главное из послания им досталось без малейших искажений.

'Уважаемая сестра моя, коммодор Стефания.

Воистину, благоволят твоим делам небеса, раз подвернулся удачный случай доставить тебе письмо и результаты моих изысканий, выполненных по твоему наущению с особой осторожностью и в великой тайне.

Те бродяги, наткнувшиеся на странные кости к юго-востоку от Равендейла, провели нанятых мною людей в обещанное место — воистину, покинутое Им еще до начала времен, мертвое и безжизненное. Они указали на следы, а потом и на останки твари невиданных размеров, добравшейся туда, видимо, с юга. Туда же, на юг, уходит узкая дорога к одной из военных баз, брошенной после Беды — наемники не увидели отсветов в ночном небе и полагают, что люди там не живут.

На свой страх и риск отряд отправился по дороге и через какое-то время наткнулся на останки еще одного монстра — по их словам, химера из стали и кости была мутировавшим волком, но размером с доброго слона. Но что более невероятное, люди убеждены — умер волк от голода и обезвоживания. Нет ран на шкуре, который не всякий клинок возьмет. Нет следов рвоты, если он был отравлен. Люди говорят — тварь убили горы: мертвые и лишенные источников воды. Если бы тварь добралась хотя бы до ближайшего населенного городка, то великой беды не миновать. Уберег Он нас.

Продвинувшись дальше на юг, отряд видел еще пару мертвых туш — несомненно умерших, но не убитых — пока не добрался до местечка, откуда в бинокль хорошо видны окраины разоренной военной базы. Там-то твари знатно попировали… Идти дальше отряд не захотел, пусть и клянется, что видел у самого горизонта на юго-востоке поросль зеленого леса, немыслимую в тех краях.

Без моего благословения, нанятый отряд позаботился о судьбе бродяг, и те более никому не смогут ничего рассказать.

Для доказательства своих слов, наемники принесли в мою церковь останки найденных существ, которые смогли взять со стальных тел — это зубы, фаланги пальцев и когти — но потребовали щедрой платы, если Орден пожелает забрать их для исследования, так как уговора про них не было.

Прости меня, сестра, но я посчитала правильным выкупить у наемников все, что они принесли, не став торговаться. Люди эти — лишены понимания общего блага, и охотно продали бы все кому-то еще, вздумай я отказать.

Винюсь перед тобой, сестра, но я была вынуждена преподнести отряду кубки вина из особой секции. Теперь наемники смогут обсудить находки только с бродягами, упокоенными от их рук.

Винюсь перед тобой, сестра, повторно, но забрать плату обратно в храмовую казну оказалось сложнее, чем я полагала — крепкие телом, наемники смогли добраться до бара, чтобы отметить сделку, и умерли уже там. Виновником отравления посчитан хозяин бара. Каюсь, но ныне он тоже в компании наемников и бродяг. Однако же содержимое карманов отряда, вместе с прочими вещами, ныне изучает шериф города. Он добрый прихожанин и не подумает на нас. Но вернуть потраченные средства обратно в казну мне пока не удалось.