— Скажи честно… Ты когда на меня смотришь, что испытываешь?

Отвращение. Мне отвратительна Альбина, но и я сам себе не менее отвратителен.

— Мне противно от самого себя. Оттого, что зачем-то поехал к бабе, которая ни капли себя не уважает.

— Я… Я… — Она вспыхивает как спичка. — Это я себя не уважаю? — Глаза Альбины превращаются в два огромных блюдца.

— Ты. Себя. Мужик должен за бабой гнаться, а не наоборот. Если мужик бабу не хочет, какого хера ей таскаться за ним, а? Вот это неуважение к себе.

— То есть твоя жена на тебя плюнула и ушла, узнав, что ты ей изменяешь. И это она себя так уважает, да? А женщина, которая просто хочет всегда быть рядом, поддерживать и любить… себя не уважает?

Я усмехаюсь. Что бы ни говорил, она перевернет вверх дном и поймет по-своему.

— Вон ушла! И чтобы я тебя больше не встречал на своем пути, ясно?

— Боже, да сдался ты мне! — Альбина закатывает глаза. — Сам прибежишь, окей? Я даже не сомневаюсь.

Стараюсь не реагировать, чтобы она поскорее ушла. Иначе этот бессмысленный разговор затянется. А я уже хочу остыть. Остаться в одиночестве и подумать. Надо как-то выкручиваться. И поскорее. Не хочу находится вдали от Саши. Хочу быть рядом на каждом обследовании, держать ее за руку. Хочу, чтобы знала, что я ее никогда не отпущу.

— На выход.

Альбина фыркает и уходит, а я сажусь в кресло отца, не желая покидать его кабинет. Оглядываюсь. Папа… что-то ты рано ушел от нас. Не лучше было бы сделать операцию, а? Мать в ужасном состоянии, Дарина плачет несколько дней подряд… Я, конечно, всегда думал, что ей плевать на других, но сейчас вижу, что это не так.

От усталости отключаюсь. Не спал несколько суток подряд. Просыпаюсь, когда за окнами уже темно. Посмотрев на наручные часы, усмехаюсь. Сколько часов я тут торчу? Надо бы выйти, но я не могу. Не хочется ничего. В голове полный хаос.

— Можно? — слышу стук в дверь, и Леха с Антоном заходят в кабинет. — Ты как?

— Нормально, — пожимаю плечами и жестом даю понять, что тут может стоять прослушка. — Выйдем на воздух. Что-то хреново мне.

— Мезенцев тут был? — спрашивает Тоха, когда мы отходим.

— Его пёс. Альбина на них работает.

— Не удивлен, — пожимает плечами друг.

— Тебе-то чего удивляться? — как-то неосознанно подкалываю я. Не по-мужски это, знаю, но я помню, как когда-то поступила его Настя.

— Ничего. — Он отводит взгляд.

— Так, Мих, ты мне скажи… Как быть-то? Жену твою надо отправить отсюда.

— Надо. Но для начала нужно с ней поговорить, не находишь? Знать бы ещё, как…

— Дай мне время. Где-то через недельку я все решу, а пока надо решить другие вопросы. Слишком много проблем свалилось на фирму, ты в курсе? Враги не могут спокойно спать. А потом уже я найду, как тебя связать с женой.

— С бывшей, — с горечью напоминаю я, чувствуя, как что-то внутри ломается.

Александра

В доме родителей мне неуютно. Хочется скорее вернуться в свою квартиру, закрыться в спальне и ни о чем не думать. А главное, не вспоминать те минуты, которые превратились для меня в ад, когда та девушка прильнула к Мише и обняла его.

По сути, я не имею на него никакого права. Мы развелись. Он вполне может строить свою жизнь и даже жениться на ком хочет. Меня это совершенно не должно волновать.

Но почему-то внутри такое пламя, что невозможно дышать. В горле першит, а на глазах постоянно стоят слезы, едва я вспоминаю ту картину.

Я ревную. Очень ревную, несмотря на то, что мы теперь совершенно чужие друг другу люди.

Я до сих пор люблю его. Не следует, знаю, но не могу я иначе! Сердцу не прикажешь, а оно сжимается от одной мысли, что этой ночью рядом с ним будет она.

Быстро вытерев ладонью глаза и лицо, откидываюсь на спинку кресла и, прикрываю веки, услышав, как кто-то заходит в гостиную. Это мама, я уверена. Вчера она сама позвонила и попросила встретиться. А потом, узнав адрес, приехала ко мне. Мы долго разговаривали. Да, я ей все рассказала. Она сильно разочарована в Загорском, как выразилась сама. И совсем не хотела ехать к его родным, чтобы приносить соболезнования.

Но когда узнала, что я всё-таки поеду (ведь мы вместе больше пяти лет и ради прошлого, в знак уважения надо бы съездить), не оставила меня одну. Поехала со мной, чтобы быть рядом. И да, я видела, как она стреляла в Михаила недовольными взглядами. Не заговорила с ним, не сказала ни слова. Но пошла.

Уж лучше бы я отказалась от этой затеи. Всё-таки кроме боли и обиды она ничего мне не принесла.

— Сашуль, чаю попей. Легче станет, — проникает в сознание голос матери.

Папа ко мне не лезет. Не ковыряется в моей ране. Я уверена, что мама все ему объяснила. Поэтому он и не пытается говорить со мной на тему развода.

— Спасибо, — шевелю губами.

Чувствую, как мама опускается рядом и берет меня за руку. Сжимает ладонь, прямо как Михаил несколько часов назад.

— Сашуль, бывает такое. Люди разводятся, — говорит она, и ее голос подрагивает.

Знаю, просто хочет подбодрить. Ведь видит, что я сама не своя. Но получается у нее так себе. Единственное, чего мне сейчас хочется, — так это остаться одной и не думать ни о чем.

— Не нужно, мамуль. Я все понимаю. — Шмыгаю носом, как ребенок. — Пройдет, не переживай.

Мама прекрасно видела девушку, которая бросилась на шею моего бывшего мужа. Все видели, в том числе водитель и отец. Папа на него даже прикрикнул, чтобы тот поторопился и скорее выехал из двора, куда нам вообще не следовало приезжать. Но Загорский-старший был хорошим человеком. Мы не могли равнодушно сидеть в стороне.

— Ты ее… знаешь? — аккуратно интересуется мама.

Не нужно гадать, чтобы понять, о ком она.

— Нет, не знаю, — шепчу хрипло. — И знать не хочу.

Моя ладонь сжимается крепче. Теплые и мягкие пальцы обхватывают мое запястье, подносят к губам. Мама оставляет на коже поцелуй. Открыв глаза, застаю ее в слезах.

— Ну, мам… — Невольно я и сама начинаю плакать. Сдержать эмоции не получается.

Мама прижимает меня к себе. Положив голову на плечо, все же плачу. Потому что мне больно.

Больно осознавать, что нас больше нет. А ещё больнее от мысли, что Миша посчитал меня гулящей и не принял собственного ребенка. Так хочется уехать отсюда как можно дальше! Не видеть знакомых лиц, не отвечать на вопросы, которые выворачивают меня наизнанку. Не знаю, на сколько меня хватит. Но пока я не могу покинуть этот город. Тут моя работа, мой дом, мои родные…