— Хорошо. Не могли бы вы, пожалуйста, положить его поверх другого такого же цвета? — попросил доктор.

Его взгляд скользнул вниз, к другим блокам, зрачки расширились и сузились. Он медленно переместил руку, нависнув сначала над зеленым блоком, а затем над синим.

— Ничего страшного, если вы не уверены в цветах, Кевин. Это не твоя вина, — сказал мужчина за кадром. — Нам просто нужно знать, чтобы мы могли внести необходимые коррективы, чтобы вернуть вас к нормальной жизни.

— Доктор Андерсон прав, Кевин, — согласилась доктор Юань. — Мы будем действовать постепенно.

С легким, неестественным кивком Кевин опустил руку. Как раз перед тем, как блок коснулся того, что был под ним, его рука дернулась. Блоки стукнулись. Красный кубик вылетел у него из рук и со стуком упал на пол.

— Черт возьми! — Кевин прорычал сквозь зубы. Он взмахнул рукой над поверхностью стола, неуклюже сметая все кубики. — Я же сказал вам, что не хочу этого делать!

— Все в порядке, Кевин, — сказал Андерсон. — На сегодня мы можем закончить.

Еще одно мерцание, и сцена изменилась. Кевин бродил по комнате с ковровым покрытием. Бежевый диван и два таких же стула стояли рядом. Женщина — блондинка, лет сорока с небольшим, возможно, — сидела в одном из кресел, сложив руки на коленях.

— Кевин, пожалуйста, — сказала она.

— Пожалуйста, Диана? Я не знаю, чего ты ожидаешь. Ты говоришь мне это, и я должен быть хладнокровным и собранным после всего этого?

— Просто… будь терпеливее, пожалуйста. Мы знали, что на это потребуется время, и все получилось лучше, чем мы надеялись. Ты все еще здесь, Кевин, — она уперла руки в бедра и склонила голову. — Мы хотим, чтобы ты вернулся домой, но психиатры говорят, что ты все еще… приспосабливаешься к изменениям.

— Они не разрешают мне видеться с детьми, Диана. Моими гребаными детьми! Прошло восемь месяцев, и я не видел их с тех пор, как впервые проснулся. Я не сплю, я не ем, я не пользуюсь гребаной ванной. Все, что я делаю, это думаю о жизни, которой я должен жить.

Диана встала и подошла к нему. Она протянула руку и нерешительно положила ладонь ему на плечо. Кевин отпрянул от нее, повернулся и сделал несколько шагов назад. Рука Дианы упала, и ее лицо сморщилось.

— Я знаю, это тяжело…

— Ты знаешь? — потребовал он, поворачиваясь к ней. Она отступила от его приближения, споткнувшись об один из стульев. Он схватил его и швырнул в стену, разбив вдребезги. — Ты думаешь, у тебя есть хоть какое-то гребаное представление о том, на что это похоже?

Диана протянула руки.

— Кевин, прекрати! Не делай этого!

— Ты знаешь? — он вонзил пальцы в шею и потянул, отрывая кусок синтетической кожи, обнажая металлические пластины челюстей и щеки. — Вот кто я сейчас! Пути назад нет, так что присмотрись повнимательнее, мать твою!

— Боже мой, — воскликнула Диана. — Это не ты. Это не ты! Мой Кевин никогда бы…

— Нет, я не твой Кевин. Он умер на операционном столе, — он повернулся и зашагал прочь от нее.

Дверь распахнулась, и несколько техников поспешили в комнату. Диану, всю в слезах, вывели.

Кевин оглянулся через плечо, пластины его челюсти задвигались, как будто он стиснул зубы. Он закрыл глаза. Видео потемнело.

Прошло несколько секунд, и появилось изображение. Темноволосая женщина с карими миндалевидными глазами откинулась на спинку сиденья, пощипывая переносицу. Она имела отдаленное сходство с Нэнси Купер. Книжные полки позади нее указывали на то, что комната была чем-то вроде офиса.

— Меня зовут доктор Джессика Юань. Я невролог, и я возглавляла команду, которая впервые разработала метод, с помощью которого сорока трех летнему Кевину Рэндаллу Тернеру перенесли его сознание в… роботизированное суррогатное тело. Процедура, по сути, прошла успешно. Существуют тысячи часов видеозаписей, документирующих как саму процедуру, так и нашу работу с мистером Тернером во время его выздоровления.

Она наклонилась вперед, поставив локти на стол, и запустила пальцы в волосы.

— Я делаю эту запись, потому что будущее этого проекта неопределенно. Война перекинулась на американскую землю, и военные проявляют все больший интерес к нашей работе, особенно к работе моего коллеги, доктора Уильяма Андерсона, который добился больших успехов в робототехнике и искусственном интеллекте. То, что они собираются конфисковать наши исследования, неизбежно, и мы ни черта не можем с этим поделать.

Вздохнув, она окинула взглядом пустой рабочий стол.

— Мы не предвидели последствий. Мы так упорно добивались этого, и… мы должны были догадаться. Я должна была догадаться. Психическое состояние мистера Тернера крайне неустойчиво. Он часто отказывается работать с нами, требуя встречи с женой и детьми, но его психиатры — доктора Фостер и Кьюринг — убеждены, что он представляет опасность для своей семьи. Он был близок к тому, чтобы причинить вред своей жене во время ее последнего визита шесть недель назад. Вот тогда-то он и сорвал с себя лицо.

Тяжело сглотнув, она откинулась на спинку стула и положила руки на стол.

— Очевидно, что масштабы изменений, которые он пережил, были слишком велики, чтобы его разум мог справиться с ними. Для него все изменилось. Он видит, слышит и чувствует так, как не должен видеть ни один человек. Повседневные телесные функции его прежней жизни исчезли, и это дало его и без того хрупкому разуму слишком много времени для блужданий. Он возмущен тем, кто он есть, и цепляется за то, кем он был. Возможно, это вопрос… психологической стойкости? Мы не знаем. Он единственный успешный кандидат. Возможно, пройти через это сломило бы любого… Все, что я знаю, это то, что он опасен. Боже, я не могу представить, что произойдет, если правительство попытается использовать его для производства солдат.

Ее голова поникла, пряди темных волос упали на лицо.

— Это не то, чего я хотела. Поверьте, никто из нас этого не хотел. Предполагалось, что это должно было помочь людям. В своем последнем интервью перед операцией он сказал нам, что риск стоил того, чтобы больше времени проводить со своей семьей. А теперь… Он, по сути, бессмертен, и он не может провести все это время с людьми, которых любил больше всего. Он сказал, что, если бы он умер во время процедуры, это избавило бы их от его страданий. И что же я сделала, как не испортила их последние воспоминания о нем?

Она откинула голову назад. В ее глазах заблестели слезы.

— Мне очень жаль, — прохрипела она и потянулась за камерой. Запись прервалась.

Тяжелая тишина воцарилась в военной комнате. Процессоры Ронина обработали информацию. Каким это был мир раньше?

— Мы сочли важным, чтобы все вы увидели это, — сказал Ньютон, — потому что мы хотим, чтобы вы поняли, что когда-то он был человеком. Я тесно сотрудничал с доктором Андерсоном на протяжении всей процедуры, и именно я восстановил Кевина Тернера, полностью зная его историю. Я надеялся, что он найдет новую цель в восстановлении этого мира. Я ошибся в своей оценке. Я не могу с уверенностью сказать, помнит ли он свою предыдущую жизнь. Он никак не намекал на это во время нашего короткого общения после того, как я активировал его. Несмотря на это, ясно, что он яростно дистанцировался от человечества. Пожалуйста, не обольщайтесь — он действует со злым умыслом, а не с холодной логикой, которую он демонстрирует.

Ньютон наклонил голову, положив оптику на стол.

— Обычно я бы не одобряю насилие. Доктор Андерсон не программировал это в мои функции, когда создавал меня, и наша совместная работа выполнялась в надежде достичь золотого века процветания и комфорта. Есть шанс, что где-то глубоко в его программировании что-то от Кевина Тернера и осталось в Военачальнике. Есть шанс, что с ним можно договориться.

Лара напряглась, впившись пальцами в руку Ронина.

— Но я не могу просить кого-либо из вас рисковать своей безопасностью ради такого шанса. Кевин Тернер страдал неоправданно, и все наши благие намерения не могут этого изменить. Пришло время положить конец его страданиям.