Она застонала ему в рот, охваченная нарастающими ощущениями, охватившими ее. Она шире раздвинула ноги, желая большего от него. Ее кожу покалывало, и ей казалось, что она плывет; только прикосновение Ронина удерживало ее на ногах, только его твердость не давала ей уплыть прочь.

Протянув руки к постели, она стиснула простыни.

— Ронин, — прохрипела она, жаждая блаженства, которое мог доставить только он. Она положила голову ему на плечо.

Руки Ронина опустились на ее задницу, и он подхватил ритм. Его толчки участились, когда он приподнял и притянул ее к себе, наклоняя ее бедра в нужном направлении. Каждый удар под этим углом посылал через нее волны экстаза, каждая сильнее предыдущей, пока они не поглотили ее. Тело Лары напряглось, и она вскрикнула. Похожие на звезды искры танцевали за ее закрытыми веками.

Кончики пальцев Ронина раскалились добела там, где они касались ее кожи. Он напрягся под ней, член пульсировал у ее внутренних стенок.

Когда она, наконец, снова открыла глаза, она лежала у него на груди, его руки обнимали ее. Одна из рук была у нее под рубашкой, пальцы касались поясницы. Его член заполнял ее, все еще твердый и горячий.

Она провела указательным пальцем по одному из поврежденных мест на его груди, переходя от гладкого металла к зазубренному и обратно.

— Я больше не знаю, кто я такой, — сказал он, — и не думаю, что меня это волнует, пока у меня есть ты.

— Я люблю тебя, — слова вырвались сами собой, но они прозвучали правильно. Лара наклонила голову и посмотрела на него. — Никогда не думала, что скажу это кому-то, кроме Табиты, но это правда, — она провела ладонью по линии его подбородка. — Я не знаю, когда это произошло. Наверное, когда я сказала, что ты не человек.

— Ты влюбилась в меня, когда оскорбила? — спросил он дрожащим голосом.

Лара ухмыльнулась.

— Ага. Довольно забавно, если подумать, да?

Его губы шевельнулись, пластины под щеками задвигались вверх и назад. Улыбка.

— В тебе действительно есть что-то приводящее в бешенство, но очаровательное.

Смеясь, она подняла голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз, убирая волосы с лица.

— Ты привлек меня гораздо раньше, но я боролась с этим изо всех сил.

— Ты привлекла меня с первого момента, как я увидел тебя, Лара Брукс.

Ее улыбка погасла, и она склонила голову набок.

— Я была нужна тебе не только для танцев, не так ли?

— Я не знаю, — сказал он через некоторое время. — Да? Это было не логичное решение, просто… чистое желание. Я не понимаю, что я чувствовал тогда, и до сих пор не понимаю этого сейчас.

— Почему я? Почему не другой человек? Может быть, кто-то, с кем легче ладить?

— Все остальные двигаются одинаково, будь то металл или плоть и кости. Безжизненно. С потускневшими глазами, — его рука скользнула вверх по ее позвоночнику. — Ты первый человек, которого я вижу, который двигается так, словно ты живая, с огнем внутри.

— Тогда я этого не почувствовала, — день или два, в течение которых они встречались, были одними из самых тяжелых в ее жизни. Если бы он не пришел после того, как она потеряла кольцо… победило бы ее отчаяние? Но ты пришел. Ты всегда так делаешь. Боль и печаль… это часть жизни, не так ли? Невосприимчивость к этим эмоциям заставляет нас чувствовать себя безжизненными. И ты действительно чувствуешь, Ронин. Ты такой же живой, как и я.

— Из-за тебя.

— Возможно, я немного пробуждаю это в тебе, — ответила она, ухмыляясь.

— Ты определенно извлекаешь из меня что-то.

— Хм, — Лара покачала бедрами. — Да, конечно. Из тебя и в меня.

— Я бы сказал, что мне стали нравиться люди, но, возможно, это только ты.

Она хлопнула его по плечу.

— Лучше бы это была только я.

Ронин поднялся, перевернув ее на спину, не отстраняясь от нее. Лара взвизгнула от смеха, когда он приподнялся на локтях и колене. Она обвила ногами его талию, уютно прижимаясь к нему.

— Есть только ты.

Его искренность была очевидна. Она прижалась губами к его губам. Они двигались как одно целое, ее руки исследовали изменившийся ландшафт его тела. Осталось только ощущение; не было места для слов, не было необходимости.

Ронин подождал, пока Лара крепко уснет, прежде чем встать с кровати. Несмотря на его осторожность, пружины и рама скрипели от его движения.

Она пошевелилась, подняв ресницы, и уставилась на него затуманенными глазами. Ее пальцы свободно сомкнулись на его предплечье.

— Мне нужно в клинику, — сказал он. — Чем скорее я починят, тем скорее мы сможем уйти.

— Хорошо, — ее веки дрогнули и закрылись. — Я буду… ждать.

Ее хватка, и без того слабая, ослабла, и ее рука соскользнула с его плеча. От нее исходил жар. Постепенно ее дыхание выровнялось. Даже сейчас, зная, как важно было исправить нанесенный ему ущерб, было трудно оставить ее.

Наклонившись, он натянул ботинки, слегка зашнуровав их. Достаточно скоро их снова снимут. Он встал, перенеся вес на правую ногу, чтобы проверить прочность колена. Диагностика оценила его текущее состояние.

Восстановлена частичная подвижность. Привод работает на 32 %, потребляя 140 % мощности. Возможна утечка питания.

Хотя его брюки тоже были повреждены, он натянул их и застегнул. Его шаги были медленными, когда он пересек комнату и подошел к шкафу. Каждый раз, когда он переносил вес на правую ногу, его колено подгибалось, но фиксация сустава начиналась до того, как оно разрушалось. Не идеально, но ему оставалось идти недалеко. Всего лишь еще одна миля.

Он выбрал пару чистых штанов и нашел рубашку, которую Лара сшила для него, сложив оба предмета одежды вместе. Он определит, пригодны ли его нынешние брюки для ремонта.

Сунув сверток под мышку, он вернулся в спальню, опустив оптику на пистолет, лежащий на сундуке. Даже в пределах района Ботов он никогда не путешествовал без оружия. Но какая ему от этого польза?

Прихрамывая, он подошел к кровати и посмотрел на Лару. Ее дыхание было мягким, биение сердца ровным и медленным. Она говорила о сердцах и любви, а что он мог знать о том, и о другом? Люди не часто использовали первый термин буквально, а второй…

Осторожно, чтобы не опираться на поврежденную ногу, он наклонился вперед и натянул одеяло на тело Лары. Она подняла руки, взялась за ткань и плотнее обернула ее вокруг себя, не открывая глаз. Долгий, удовлетворенный вздох вырвался у нее, прежде чем она успокоилась.

Любовь.

Несмотря на всю свою осторожность, он спустился по ступенькам вдвое быстрее, чем накануне вечером. Он направился к двери и не позволил себе больше колебаться. Он не поддался желанию снова пойти посмотреть на нее, созерцать безмятежность на ее лице, когда она спала, слушать успокаивающий звук ее дыхания.

Его внутренние часы скрупулезно учитывали каждую микросекунду, каждую минуту, час и день с момента его реактивации. Это был один из его основных процессов, хотя и относительно простой. Что-то столь же естественное для него, как дыхание для человека. Каждая секунда всегда была ровно такой же длинной, как предшествующие ей и следующие за ней, без различия, в обязательном порядке.

Пока Лара… Пока она все не изменила.

Каждая минута его обратного пути в Шайенн казалась длиннее, чем год его прошлой жизни. Каждый шаг был невозможным для его измученной походки. Возможность никогда больше не увидеть Лару изменила его восприятие всего.

Выйдя наружу, он закрыл и запер за собой дверь. Малейший намек на рассвет сделал небо темным, грязно-серым. Он пошел на север, к собранной из кусочков стене Военачальника.

Любовь.

Он понял это слово на самом базовом уровне. Это была глубокая привязанность к кому-то. Как мог кажущийся простым термин нести в себе такой вес, такую глубину?

Слева от него на постоянном ветру шелестели листья — напоминание о том, что жизнь всегда находит выход, даже если время от времени ей нужна помощь.