— Используй это, чтобы сделать надрез вокруг моей талии. На дюйм или два ниже следов ожога, — он ловко повертел ножом в ладони, протягивая ей рукоятку.

— Хорошо, — она обхватила пальцами рукоятку. Нож был невероятно тяжелым.

Ронин отвернулся и встал, зацепившись большими пальцами за пояс штанов, чтобы стянуть их вниз, ниже следов ожогов. В то время как его передняя часть была разрушена, его спина была повреждена в основном в районе плеч и по бокам.

Сидя на краю кровати, Лара подняла нож, остановив лезвие как раз перед тем, как оно коснулось его кожи. У нее скрутило живот. Она никогда никого не резала, если не считать несчастного случая с Табитой. Теперь она собиралась порезать единственного человека, который был ей небезразличен.

Он сказал, что это не больно.

Она должна была поверить его слову. Глубоко вдохнув, она прижала лезвие к его коже. Давление, потребовавшееся, чтобы наконец прорваться, чуть не убило ее нервы, но она продолжала.

Для него.

Это был мучительный процесс. Упругость его кожи контрастировала с твердым, часто неровным металлом под ней, и она не была уверена, что ей следует больше беспокоиться о повреждении его оболочки или ножа. Она сделала надрез от его бедер до подмышек, а затем, жалея, что не может закрыть глаза, провела пальцами под его кожей. Она снялась с удивительной легкостью, обнажив замысловатые металлические пластины под ней.

Она внутренне содрогнулась, когда несколько подгоревших кусочков рассыпались у нее в пальцах, но продолжила свою работу. Положив полоски кожи на пол, она переключила свое внимание на его руки, убирая обгоревшие лоскутки кожи и ткани. Ронин все это время хранил молчание.

Подойдя к нему спереди, Лара взглянула ему в лицо. Его взгляд был устремлен прямо перед собой. Неужели он снова отстранился от нее?

Она повторила процесс, разрезая его плоть над поясом брюк, аккуратно снимая кожу и соскабливая все, что было выше. Куча на полу росла. Она старалась не смотреть на нее, не в силах угадать, какой будет ее реакция.

Когда она наконец закончила, то отступила назад и оглядела его с ног до головы. Ниже пояса он был человеком. В остальном он был чем-то совершенно другим.

Его металлические пластины имитировали человеческие мышцы — изгиб мощных плеч и бицепсов, выступы на торсе, похожие на грудные мышцы и пресс. Ни одна из линий не была совсем одинаковой, без отделки кожей, но его детали сочетались с элегантностью, которой она никогда не видела.

— Закончила? — спросил он, отрывая ее от размышлений.

— Я думаю, что да.

— Больше никаких перегрузок.

— Ты уже включил все обратно?

— Это не занимает много времени.

Она провела пальцами по краю кожи на его бедре.

— Ты чувствуешь это?

Мгновение колебания.

— Да.

— Тебе больно?

— Нет. — смягчился ли его голос?

— Хорошо, — Лара опустила руку. — Что-нибудь еще?

Ронин покачал головой.

— Я пойду в клинику на ремонт. Тебе нужно немного поспать.

— Подожди, — она собрала инструменты с кровати. — Останься. Подожди до утра. Осталось всего несколько часов, и я смогу стереть следы ожогов с твоего корпуса.

— Это будет более терпимо для тебя…

— Залезай, блядь, в кровать и ложись, — она смерила его суровым взглядом, прежде чем бросить инструменты на сундук и направиться в ванную.

Почему было так трудно пробиться сквозь его толстый металлический череп? Это не имело значения. Ну и что, что он был сделан из металла и пластика, питался от электрических элементов вместо пищи и воды? У него был разум, были свои мысли, свое мнение. Если бы он все еще был покрыт плотью, ей было бы трудно догадаться, что он бот. При их первой встрече его выдали только голые руки.

Лара взяла ведро из маленькой кладовки и наполнила его горячей водой из ванны. Схватив салфетку, она отнесла ведро в спальню.

Ронин лежал на кровати, как она и приказала, его ботинки стояли на полу рядом.

Поставив ведро ему на сгиб руки, она забралась на кровать и оседлала его талию. Он уставился на нее, но она отказывалась встречаться с ним взглядом, макая тряпку в воду, отжимая излишки и оттирая сажу с его лба.

Даже после всего, что они пережили, он все еще думал, что она видит его таким?

Она провела салфеткой по его щекам и носу, вдоль линии подбородка, по губным пластинам, с каждым мгновением нажимая все сильнее. Когда она прополоскала салфетку, вода стала черной. Она выдавила влагу с такой силой, что у нее заболели руки.

Стиснув зубы, она вымыла его шею и грудь.

— Почему? — спросил он.

Она посмотрела ему в глаза, ее брови нахмурились. Он все еще должен был спросить об этом?

— Что ты, блядь, имеешь в виду, что почему? — кровать скрипнула, когда она терла его торс.

— Я бот.

Лара ударила его. Ее кулак врезался в одну из его нагрудных пластин, и она зашипела, костяшки пальцев тут же запульсировали.

Ронин нежно взял ее руку в свою и повернул, чтобы увидеть каплю крови, выступившую из-под ее разбитой кожи. Его губные пластины опустились.

— Из-за этого! — она выдернула свою руку из его, наклонилась вперед и обхватила ладонями его лицо. — Потому что тебе не все равно. Ты заботишься обо мне, и я бы не ждала тебя здесь, если бы ты мне тоже не был дорог.

— После всего, что мой вид сделал с тобой… со всеми людьми…

— Ты не такой, как все, Ронин, — откинувшись на его бедра, она скользнула руками вниз к центру его груди. — Ты уникален. Я почти уверена, что у тебя там есть сердце. Но ты все равно доказываешь, что чувства приходят не оттуда. Я знала множество людей, у которых были сердца, но они ничего не чувствовали и вполовину так сильно, как ты.

Он накрыл ее руки своими.

— Я чувствую.

— Я тоже. К тебе, — она высвободила одну руку и провела ею ниже, по выпуклостям его живота. — Будь ты из металла… — ее кончики пальцев дразнили края его кожи, — … или из плоти.

Она опустила взгляд. Его член набухал в штанах. Ее поразило, насколько эта часть его анатомии была близка к человеческой, как естественно она реагировала на ее прикосновения. Она взялась за верхнюю пуговицу его брюк, но он остановил ее движением руки.

В его глазах была нерешительность. Неуверенность. Он ничего не сказал и не сопротивлялся, когда она отвела его руку в сторону.

— Позволь мне, — расстегнув его брюки, она стянула их вниз. Его член вырвался на свободу, толстый и длинный. Она обхватила его пальцами. — Ты чувствуешь это?

Рот Ронина приоткрылся, надбровная пластина опустилась. Он кивнул и провел теплыми, твердыми ладонями по ее коленям.

Не прерывая зрительного контакта, она провела кулаком по всей длине его члена, и он затвердел еще больше. Лара поднялась на колени, расположившись над ним, и направила кончик его члена ко входу в ее лоно. Она медленно опустилась, принимая его дюйм за дюймом. Его руки переместились к ее заднице, большие пальцы потянулись между ее бедер.

— Ты чувствуешь это? — снова спросила она, наклоняясь вперед, чтобы прижать ладони к теплым пластинам его груди. Ее волосы каскадом рассыпались вокруг нее.

— Я чувствую тебя, — его голос был мягким, как шепот.

От его прикосновений и хрипоты его голоса у нее потекла влага, облегчая его проникновение, когда она приподнимала и опускала бедра. Скольжение его члена разожгло внутри нее сильный жар. Вскоре это превратится в ад.

Она подавила желание закрыть глаза и, не отрывая от него взгляда, наклонила голову ближе к нему.

— Ты действительно чувствуешь меня? — ее губы были на расстоянии дыхания от его.

Ронин обхватил ладонями ее затылок.

— Всю тебя, Лара Брукс.

— Ты чувствуешь, какая я горячая? Какая я влажная для тебя?

Он кивнул, его таз двигался в такт с ее.

— Я вижу это. Я вижу тебя. И, — она коснулась губами его губных пластин, — я хочу тебя.

Запустив пальцы в ее волосы, он привлек ее к себе для страстного поцелуя. Его рот был твердым, но уступил давлению, раскрывшись, когда его язык попытался проникнуть в ее рот. Она открылась ему. Его язык был сухим, с легкой бугристостью, и она вспомнила ощущение его между ног, когда скользнула по нему своим. Эта искра воспоминания усилила ее удовольствие. Теперь его член был внутри нее, толкаясь, поглаживая то место, до которого она не могла дотянуться.